Венок из звёзд (сборник) - Страница 52

Для человека, достигшего самых больших высот в своей профессии, Эрик Хьюберт был на удивление молод. Этот розовощекий толстячок, вероятно, преждевременно полысел, потому что носил ультрамодный напыляемый парик. Кожу на голове покрывала какая-то черная клейкая органика, на которую сильной струей воздуха был нанесен хохолок тонких черных волос. Гарроду не верилось, что перед ним один из лучших офтальмологов западного полушария. Он даже чувствовал смутную радость, что Эстер, неестественно прямо сидящая напротив врача за огромным полированным столом, не может видеть Хьюберта. — Настал момент, которого мы так долго ждали, — сказал Хьюберт низким протяжным голосом, совершенно не соответствующим его внешности. — Все утомительные проверки позади, миссис Гаррод. «Дела, видно, плохи, — подумал Элбан. — Разве бы он начал так, имея хорошие известия?» Эстер чуть подалась вперед, но миниатюрное лицо за темными очками оставалось безмятежным. Расслабляющие интонации Хьюберта, казалось, мирили ее с окружающей тьмой. Гаррод, страшась думать о трагедии, вспомнил средних лет даму, подругу тетушки Мардж, которая хотела научиться игре на фортепиано и, остро воспринимая свой возраст, нашла слепого преподавателя. — Что же они показали? — Голос Эстер был твердым и четким. — Да, миссис Гаррод, удар вы получили, что называется, не в бровь… От вспышки роговая оболочка и хрусталики обоих глаз потеряли прозрачность. На нынешнем уровне развития офтальмологии хирургия бессильна. Гаррод недоуменно покачал головой. — Но ведь роговицу легко пересадить! Что касается прозрачности хрусталика… Разве это не катаракта? Почему же нельзя, с необходимым перерывом прооперировать дважды? — Мы имеем дело с особым случаем. Сама структура роговой оболочки так изменилась, что пересаженная ткань будет отторгаться уже через несколько дней. Еще счастье, что не началось прогрессирующее омертвение тканей. Мы, конечно, можем удалить хрусталики — вы совершенно верно заметили, — как при лечении обыкновенной катаракты. — Хьюберт замолчал и поправил свой нелепый демонический хохолок. — Элбан! — Голос Эстер прозвучал неожиданно надменно. — Мистер Хьюберт уделил мне внимание и оказал помощь, какие только могут купить деньги. И я уверена, его ждут другие пациенты. — Ты не понимаешь, что он говорит. — Гаррод чувствовал, как где-то глубоко внутри в нем зарождается паника. — Прекрасно понимаю, дорогой. Я слепа, вот и все. — Эстер улыбнулась куда-то в область правого плеча Гаррода и сняла очки, открыв обесцвеченные глаза. — А теперь отвези меня домой. Гаррод мог лишь единственным образом охарактеризовать свою реакцию на мужество и самообладание Эстер — он был пристыжен. Спускаясь в лифте, он тщетно пытался найти подходящие слова, но молчание не смущало Эстер. Она стояла, высоко подняв голову, и слегка улыбалась, обеими руками держа его ладонь. В вестибюле здания медицинского искусства толпились люди с камерами. — Прости, Эстер, — прошептал Гаррод. — Здесь съемочные группы. Видимо, им сообщили, что мы в городе. — Меня это не беспокоит… Ты знаменит, Элбан. Она еще крепче сжала его руку, и они вышли на улицу к автомобилю. Гаррод отмахнулся от микрофонов, и через несколько секунд машина уже неслась к аэропорту. Эстер не преувеличивала его известность. Гаррод оказался в центре двух независимых событий, ставших сенсациями и завладевших всеобщим вниманием. Во-первых, получила распространение приукрашенная версия, как он в одиночку сумел раскрыть попытку портстонского игорного синдиката опорочить его тестя, а во-вторых, ходила история о секретных работах в области медленного стекла, приведших к созданию нового страшного оружия, первой жертвой которого пала жена изобретателя. Все попытки Гаррода растолковать истинное положение дел достигли прямо противоположного результата, и он решил придерживаться политики молчания. В аэропорту Гаррод выхватил взглядом из толпы репортеров лицо Лу Нэша и повел Эстер к самолету. Там тоже поджидали журналисты и операторы, но Лу быстро поднял машину в воздух. После короткого перелета в Портстон руководитель отдела по связям с общественностью Мэнстон помог им пробиться сквозь плотные ряды репортеров, и вскоре они оказались дома. — Давай посидим в библиотеке, — сказала Эстер. — Это единственная комната, которая стоит у меня перед глазами. — Конечно. — Гаррод подвел Эстер к ее любимому креслу, сам сел напротив, и вокруг тотчас сомкнулось холодное коричневое молчание комнаты. — Ты, должно быть, устала, — проговорил он. — Попрошу принести кофе. — Я ничего не хочу. — Что-нибудь выпить? — Не надо. Давай посидим, Элбан. Мне придется привыкать к большим переменам… — Понимаю. Могу я для тебя что-нибудь сделать? — Просто побудь со мной. Гаррод кивнул и откинулся на спинку, глядя как ползет в высоких окнах предзакатное солнце. В углу громко тикали старинные часы, с каждым махом маятника творя и разрушая далекие вселенные. — Скоро приедут твои родители, — спустя некоторое время произнес он. — Нет. Я сказала, что сегодня мы хотим побыть одни. — Но тебе лучше с людьми. — Кроме тебя, мне никто не нужен. Они пообедали вдвоем, затем вернулись в библиотеку. Всякий раз, когда Гаррод пытался начать разговор, Эстер давала понять, что она предпочитает молчание. Гаррод взглянул на часы — полночь, словно гребень горы, оставалась далеко впереди. — Может быть, послушаешь какую-нибудь из звуковых книг, что я принес? Эстер покачала головой. — Ты же знаешь, я всегда была безразлична к чтению. — Но это совсем другое — будто радио. — Если бы мне захотелось, я бы послушала настоящее радио. — Однако… Впрочем, ладно. Гаррод заставил себя замолчать и взял книгу. — Что ты делаешь? — Ничего. Просто читаю. — Элбан, есть одна вещь, которая доставила бы мне удовольствие, — проговорила Эстер минут через пятнадцать. — Что именно? — Давай посмотрим вместе телевизор. — Э… Не понимаю, что ты имеешь в виду. — Возьмем каждый по комплекту. — Эстер по-детски оживилась. — Я буду слушать, а если чего-нибудь не пойму, ты мне объяснишь, что происходит. Так мы будем смотреть вместе. Гаррод замялся. Снова всплыло слово «вместе», так часто повторяемое Эстер в эти дни. Ни она, ни он не возвращались больше к вопросу о разводе. — Хорошо, дорогая. — Гаррод достал два стереокомплекта и один из них надел на голову Эстер. Ее лицо выражало покорное ожидание. Подъем к полуночи становился все длиннее и все круче. На четвертое утро он схватил Эстер за плечи и повернул ее к себе. — Все, сдаюсь! Да, в том, что ты ослепла, есть и моя вина. Но я так больше не могу! — Чего не можешь, Элбан? — обиженно и удивленно спросила Эстер. — Терпеть это наказание. — Гаррод судорожно втянул в себя воздух. — Ты слепа — но я не слеп. Мне нужно продолжать работать… — У тебя есть управляющие. — …и жить! — Ты по-прежнему хочешь развода! — Эстер вырвалась, пробежала несколько шагов и упала, ударившись о журнальный столик. Она лежала на полу, не делая попытки встать, и тихо плакала. Гаррод секунду беспомощно смотрел на жену, потом поднял ее и прижал к себе. Днем по видеофону позвонил Макфарлейн. Руководитель на-Учно-исследовательских работ выглядел бледным и усталым, и только уменьшенные вогнутыми линзами глаза его ярко сияли. Разговор он начал, как всегда справившись об Эстер, но нарочито спокойный тон не мог скрыть владевшего им возбуждения. — Нормально, — ответил Гаррод. — Сейчас идет период адаптации… — Представляю. Между прочим, когда тебя ждать в лаборатории, Эл? — Скоро. На днях, вероятно. Ты звонишь, просто чтобы скоротать время? — Нет. Вообще-то говоря… Гаррода кольнуло предчувствие. — Получилось, да, Тео? Макфарлейн с мрачным видом кивнул. — Мы добились управляемой эмиссии. Самый обыкновенный маятниковый эффект, но с переменной частотой, регулируемой обратной связью в рентгеновском диапазоне. Сейчас мои ребята гоняют кусок медленного стекла, как домашний кинопроектор. Хотят — ускорят до часа за минуту, хотят — замедлят почти до полной остановки. — Полный контроль! — Я же говорил — дай мне три месяца, Эл; прошло всего десять недель. — Макфарлейн смутился, словно сболтнув то, о чем предпочитал бы молчать, и Гаррод немедленно понял: если бы не его эгоистические попытки добиться успеха самому, Эстер не потеряла бы зрение. Вина и ответственность лежали на нем, и только на нем. — Поздравляю, Тео. Макфарлейн кивнул. — Я думал, что буду ликовать. Ретардит теперь безупречен. Заданный период задержки — вот что его ограничивало. Отныне простой кусок медленного стекла превосходит самые дорогие кинокамеры. Все прежнее бледнеет по сравнению с тем, что нас ждет впереди. — Так чем же ты недоволен, Тео? — Я только что понял, что никогда больше не буду по-настоящему один. — Не мучь себя, — тихо проговорил Гаррод. — Нам всем придется с этим свыкнуться.