Венгерская рапсодия - Страница 2

— Если проведение отпуска вместе с матерью и есть одно из твоих неотложных дел, то об этом можешь забыть!

И пока Элла готовилась ответить, что он ошибается и что она имела в виду действительно важное дело — привести в порядок домик старого мистера Вэдкомба, так как он вернется из больницы в конце недели, — отец объявил тоном факира, которому удался потрясающий фокус:

— Сегодня меня познакомили с Золтаном Фазекашем.

Элла даже рот открыла от удивления — неужели все так серьезно?

— Золтан Фазекаш, знаменитый художник! — удивилась она.

— Тот самый, — подтвердил отец. — Он несколько дней был в Лондоне по делам, а завтра улетает обратно в Венгрию.

Какое счастье! — обрадовалась она. Значит, затея отца не удалась. Вряд ли такой художник захочет возиться с портретом чьей-то дочки. Я читала, что он любит путешествовать и пишет свои картины во время поездок. Но я никогда не слышала, чтобы он занимался портретной живописью…

Пока она размышляла, отец вдруг заявил:

— Я взял на себя смелость просить его писать твой портрет.

— Ты? Мой? — Пораженная, она уставилась на отца. — Но я слышала, что он пейзажист…

— А я слышал, что он может себе позволить выбирать сюжеты для своих работ, — сердито парировал отец. — Однако прославился он именно портретами.

— Понятно! — взорвалась Элла. — Очень глупо с его стороны, что он согласился писать мой портрет. Или еще не согласился? — быстро спросила она. Но, чувствуя, что отец победил, возмущенно закончила: — Вообще — то не имеет никакого значения, согласился он или нет. Я не хочу позировать, и все.

— Ты меня утомила, — оборвал ее отец. — На сей раз с меня довольно! Золтан Фазекаш — человек занятой, и тебе очень повезет, если столь известный художник включит тебя в свой график.

Другими словами, кипела от злости Элла, раз отец не смог удержать свою жену от поездки, он нашел другой способ поставить на своем.

Обед закончился в полном молчании, что бывало довольно часто. Если бы он был моим мужем, я бы ему показала! — сердилась Элла. Это только мама может все терпеть. Внезапно Элла почувствовала прилив радости: все-таки моя взяла, мама поедет отдыхать. На моем участии в поездке теперь поставлен крест, зато у отца не осталось ни единого повода, чтобы отказать жене в отпуске.

Когда хозяин дома отправился в библиотеку выкурить послеобеденную сигару, Элла рассказала матери о своих выводах.

— Ты так считаешь? — удивилась Констанс Торнелоу.

— А что, ты боишься ехать в одиночку? — засомневалась Элла.

— Это будет даже забавно! — ответила Констанс, и Элла заметила огонек в ее глазах и поняла, что матери идея понравилась.

— Как долго до тебя доходит, мама, — мягко сказала Элла и наградила ее поцелуем.

Весь следующий день Элла прибирала в домике старого мистера Вэдкомба и предвкушала, как примерно станет себя вести за обедом — конечно, только в присутствии папочки. Надо не давать ему ни малейшего повода отложить поездку жены. К тому же свободного времени у Золтана Фазекаша наверняка нет, поэтому я не буду противоречить отцу, пусть у него создастся впечатление, что я согласна позировать.

Однако отец ни разу не упомянул о портрете. Более того, решив, что она, наконец, согласилась, он сменил гнев на милость и. спросил, как она провела день.

— Я прибирала в доме мистера Вэдкомба, в деревне, — вежливо ответила Элла.

Отец ласково улыбнулся, и она в очередной раз поразилась его убежденности в том, что она должна работать, словно невольница, исключительно безвозмездно. Когда же она пыталась устроиться на оплачиваемую работу, он моментально взрывался.

— Ты не забыла, что сегодня пятница? — спросил ее Дэвид, пытаясь поддержать кажущуюся приятной атмосферу за обеденным столом. — Пойдешь на вечеринку?

— В эту пятницу, — сказала она с легкостью, не растратив и сотой доли своей необузданной энергии, — я так наплясалась за целый день!..

В ответ Дэвид рассмеялся.

— Есть какая-то ирония в том, что миссис Брайтон получает деньги за уборку в нашем доме, а ты делаешь такую же работу в чужих домах, да еще и бесплатно.

Отец никак не прореагировал на это замечание, и Элла поспешила сменить тему. Однако ей пришла в голову мысль, что миссис Брайтон, выполнявшая всю «тяжелую» работу по дому, не справилась бы с теми залежами пыли и мусора, которые мистер Вэдкомб копил годами.

А утром Элла вместе с друзьями отправилась в деревню, куда они ездили почти каждую субботу к Джереми Крейвену, чтобы покататься на лошадях. Джереми был немного старше Эллы, их связывала многолетняя но не больше. Хэтти Энверс, приехавшая вместе с Эллой, пока, они чистили лошадей, завела разговор о бале, который собиралась дать через полтора месяца — ей исполнялся двадцать один год.

— Помнится, ты устроила грандиозный праздник, когда тебе исполнилось восемнадцать, — заметил Джереми.

— Этот будет еще лучше! — заверила Хэтти. — Я всех вас жду.

Элла вернулась домой в благостном расположении духа.

Спустя месяц она с трудом верила, что в «Торнелоу Холле» за все это время не произошло ни одного скандала. Это было неслыханно! Обычно раз в несколько дней ее отец придирался к кому-нибудь из домочадцев и выливал на него все свое раздражение.

Элла вела себя безупречно, во всем уступала. Хотя, по правде говоря, несколько раз за семейным обедом возникали напряженные ситуации: отец язвил, а она с трудом хранила молчание. Но, сдерживаясь и не отвечая на колкости, она понимала, что платит за то, чтобы ее мать поехала в следующую субботу в Южную Америку.

Последние дни Элла чувствовала, что ходит по краю пропасти. Когда отец бывал дома, ей казалось, что, раз так долго ничего не происходит, значит, зреет ужасный скандал, и он разразится в любой момент.

В пятницу утром Элла проснулась с мыслью, что через 24 часа ее мать уедет. Завтрак прошел довольно сносно, так как отец рано отправился в офис. А вечером, боясь совершить какую-нибудь оплошность, Элла решила не спускаться к обеду. Да, но прислуга доложит отцу, что я жива — здорова и сижу в своей комнате! — размышляла она. Отец помешан на хороших манерах, он, конечно, разозлится и потребует объяснить причину моего отсутствия…

В итоге Элла появилась в столовой вовремя. Когда ее мать заняла свое место, Элла заметила, что та держится напряженно. Констанс Торнелоу никогда не перечила мужу и потому боялась, что даже перед самым отлетом он вынудит ее отменить долгожданное путешествие.

Элла одарила ее теплой улыбкой, с трудом удержавшись от вполне естественного вопроса: «Ты уже все упаковала?» Вместо этого она вежливо обратилась к отцу:

— Как прошел рабочий день?

— Довольно хорошо, — ответил тот любезно, и Элла подумала: либо он получил огромную прибыль от очередной партии товара, либо что-то замышляет.

— Ты хочешь сказать, что дела идут удачно? — тихо спросила она.

— Великолепно! — просиял отец. И пока ее мысли вертелись вокруг отпуска матери, он внезапно повторил: — Великолепно! Я сегодня звонил Золтану Фазекашу. Он согласился писать твой портрет.

Элла была потрясена до глубины души: за весь месяц ни на одну минуту она не вспомнила о портрете, уверенная в том, что Золтан Фазекаш не согласится рисовать ее.

— Согласился? — спросила она, и снова всплыли все возражения, выдвигавшиеся ею ранее. Она по-прежнему не знала, почему этот портрет вызывает в ней такой протест, однако теперь ей казалось, что на карту поставлено нечто принципиально важное.

— Согласился, именно так я и сказал. И далеко не сразу согласился, — заметил отец.

— Значит, тебе пришлось уговаривать его… — начала Элла, чувствуя себя задетой, хотя у нее не было желания, чтобы Золтан Фазекаш — или кто бы там ни было — писал ее портрет.

— Более того, мне пришлось просить, чтобы он втиснул тебя в свой график, — отрезал отец.

— Втиснул?! — Она пыталась выиграть время, раздумывая над тем, что ее отец не знает венгерского, значит, художник говорит по-английски достаточно хорошо. — Ну и когда он приедет? — Элла подумала, что для начала нужно поддержать тему. Но ее оглушил крик отца: