Венгерская рапсодия - Страница 19

Фрида продолжала знакомить ее е венгерской кухней. На сей раз она приготовила дебреценское жаркое, состоявшее из копченого мяса, лука, сладкого и острого перца и помидоров. Поданное вместе с рисом, петрушкой и картофелем, оно было очень вкусным. Обед шел под непринужденную беседу о танцевальной музыке, и вдруг Золтан спросил:

— У тебя много партнеров по танцам, Арабелла? — Конечно, — ответила она просто, не видя причины лгать. Она прекрасно танцевала и всегда была нарасхват.

Золтан нахмурился, не скрывая своего недовольства. На одну волшебную, волнующую секунду ей показалось, что он ревнует. Но она немедленно отбросила подобные мысли. Человек с его опытом — на что это было бы похоже?

Вошла Фрида, чтобы все убрать перед десертом. Наконец Золтан снова заговорил. И тон его был ледяным.

— Среди твоих друзей-мужчин есть кто-нибудь особенный?

— Особенный? — переспросила она.

— Ну, такой, с кем ты видишься чаще, чем с другими; С кем ты регулярно встречаешься.

Если он хочет узнать, есть ли у меня жених, то ответ будет отрицательным. Интересно, понял ли Золтан этим утром, что я люблю его? Эллу бросило в жар при мысли, что он спрашивает не как художник, желающий получше узнать того, кто ему позирует. Скорее, он хочет знать, есть ли у нее моральные обязательства перед другим мужчиной.

— Каждую субботу я катаюсь на лошадях с Джереми Крейвеном, — ответила она, и это было правдой, но не стала говорить о том, что семья Джереми была бы рада любым их совместным занятиям.

— А в другое время ты часто встречаешься с этим твоим другом?

Элле стало обидно, что он допрашивает ее с таким пристрастием, и поэтому она сообщила преувеличенно радостным тоном:

— О да! У нас всегда находятся общие дела. Ужины, театр… — добавила она с легкостью, вспоминая, что они всегда ходят большой компанией, а Джереми для нее точно младший брат.

Решив было продолжить, Элла взглянула на Золтана и замолчала. Судя по отсутствующему выражению его лица, ему было скучно.

В полном молчании доев пудинг, она потягивала кофе и думала: если я ему так на скучила, то лучше помолчу.

Она вспомнила первый вечер, проведенный в его доме в Будапеште. Он тогда куда-то ушел после обеда, и Элла не сомневалась, что на свидание с женщиной.

— А как насчет тебя? — спросила она, и тон ее был более напряженным, чем она того хотела.

Золтан взглянул на нее.

— Что насчет меня?

— Ты встречаешься с какой-нибудь женщиной? — спросила она смело. Но он посмотрел на нее так, что она пожалела о своем любопытстве.

— Я не любитель поцелуев и длинных бесед, — бросил он. Элла вспыхнула, припомнив, как совсем еще недавно он ласкал и целовал ее, а Золтан между тем продолжал: — Об этом знают большинство моих знакомых и женщина, которая мне особенно дорога, — Женя Халаш.

О, как теперь она жалела о своем вопросе, сгорая от ревности! Однако надо было как-то ответить.

— Я не хотела показаться невоспитанной. Ничего, что я спросила? — вежливо поинтересовалась она.

— Ничего, — ответил он так же вежливо, и на этом разговор оборвался.

Когда Элла поднялась в свою в комнату, она чувствовала себя совершенно разбитой. Ревность в ней достигла предела. Зачем же он так ласкал меня, если любит другую? Наверно, он считает меня легкомысленной особой, с которой не стоит церемониться… Если б у меня была гордость, я бы уехала немедленно! — укоряла она себя.

Вспоминая каждое слово и каждое событие этого дня, она снова и снова переживала холодное безразличие, с каким Золтан пожелал ей спокойной ночи.

Она выключила ночник и долго лежала в полной темноте. У нее было тяжелое предчувствие, что симпатия, которую, казалось, они питали друг к другу, исчезла навсегда.

В пятницу утром Элла поднялась, размышляя о том, что за те два дня, как она узнала имя возлюбленной Золтана, все словно пошло под откос. Элла изо всех сил старалась ничем не выдать свою ревность, она хотела, чтобы Золтан расценивал ее поведение как равнодушие. Тем более что он абсолютно не интересовался ее чувствами к нему.

Как она и предвидела, все признаки его симпатии к ней исчезли. Каждое утро она позировала в полной тишине. Днем она была свободна, а он продолжал работу, для которой ее присутствие было необязательным. Он больше не подходил к ней помассировать затекшие плечи, и ей казалось, что, даже если она окаменеет от напряжения, он все равно не обратит на это никакого внимания.

Элла вышла из комнаты и стала медленно спускаться по лестнице. Она не знала, как долго обычно пишется портрет, но чувствовала, что вскоре ей придется покинуть Венгрию.

— Доброе утро, — светским тоном приветствовала она Золтана, войдя в столовую.

Затем повернулась к экономке: — Ё регельт, Фрида.

В молчании она выпила кофе, который налил ей Золтан, и съела тост. Как она мечтала вернуть то время, когда они с Золтаном смеялись и шутили! Но эти дни, казалось, ушли навсегда, и она чувствовала себя страшно усталой.

— Через пятнадцать минут в мастерской? — холодно спросила она, когда завтрак закончился.

Золтан равнодушно разглядывал ее.

— Я сегодня не работаю, — объявил он, наконец.

— Ты не… — Элла запнулась.

— Освещение плохое, — заявил он резко.

— Тебе виднее, — ответила она напряженным тоном.

— Я рад, что ты признаешь это, — парировал Золтан. Однако, когда она встала и направилась к двери, добавил: — Чтобы спасти тебя от скуки, я возьму тебя с собой покататься.

Элла остановилась. Она и мечтать не могла о подобном. И все же решила отказаться.

— Ты не обязан меня развлекать. Я просто могу взять у Освальда велосипед… — Она замолчала, потому что Золтан вскочил и раздраженно задвинул свой стул.

— Будь готова через полчаса! — приказал он и вышел из столовой.

Через двадцать девять минут Элла стояла перед зеркалом и пыталась унять волнение. В последний раз оглядев себя в брючном костюме, она решила, что одета вполне подходяще для зябкого октябрьского дня.

Обмотав шею шарфом, Элла вышла на лестницу. Ее сердце тут же учащенно забилось — Золтан ждал ее на верхней ступеньке.

— Кажется, я вовремя! — улыбнулась она и пошла рядом с ним, мечтая восстановить их прежние отношения. На одну секунду ей показалось, что взгляд его потеплел, и она обрадовалась: значит, поездка может оказаться приятной.

Вдруг появилась Ленке и что-то сказала хозяину дома. Все дружелюбие Золтана мгновенно улетучилось, и он холодно бросил:

— Тебя к телефону! Возьми трубку в моем кабинете.

Проводив ее, он, к удивлению Эллы, не вышел, а остался стоять рядом с ней.

— Алло!

— Это ты, Элла? — спросил хорошо знакомый голос.

— Дэвид! — воскликнула она в восторге, одновременно заметив гримасу раздражения, исказившую лицо Золтана. — Я так рада тебя слышать! Как дела?

— Ужасно, — ответил он веселым голосом. — Просто ужасно! Ты так давно не была дома, когда ты возвращаешься?

— Скоро приеду, — сказала она бодро, хотя сама мысль о том, что придется оставить Золтана и вернуться в Англию, казалась ей невозможной. Золтан что-то раздраженно пробормотал и вышел из комнаты.

— Отлично! — сказал Дэвид. — Я очень хочу, чтобы ты присутствовала на церемонии. Поэтому и звоню. Мне с таким трудом удалось разыскать тебя!..

— Церемонии? — прервала его Элла. — Какой церемонии?

— Ах да, ты же ничего не знаешь. Мы с Виолой собираемся пожениться! — восторженно сообщил он.

— Поздравляю! Ты, наконец, уговорил ее?

— Она, глупенькая, оказывается, только об этом и мечтала. Но из-за ребенка и всего остального отказывалась, не желая, чтобы я женился на ней только из чувства долга.

— Когда же свадьба? — спросила Элла.

— В следующем месяце! Как только вернется мама.

— Она еще не знает?

— Пока нет. Она звонила, но очень давно. Папы не было дома, поэтому я сказал ей, что у нас все в порядке и что она может спокойно отдыхать.