Венецианский купец - Страница 3

Нерисса. Ваш отец был всегда добродетельным человеком, а к людям чистым душою в предсмертные минуты иногда приходит благое прозрение: раз он придумал эту лотерею, – три ларца, золотой, серебряный и свинцовый, и тот, кто угадает его мысль, получит вас, – так поверьте, угадает, наверно, тот, кто по-настоящему любит. Но скажите: есть ли у вас хоть к одному из прибывших царственных женихов какая-нибудь склонность?

Порция. Пожалуйста, назови их по именам; по мере того как ты их будешь называть, я буду описывать их тебе, и из моих описаний ты сможешь судить о степени моей склонности.

Нерисса. Во-первых, принц Неаполитанский.

Порция. О, это настоящий жеребенок: говорит только о своей лошади и считает своим главным талантом, что сам может ее подковывать. Боюсь, не согрешила ли его светлейшая матушка с каким-нибудь кузнецом.

Нерисса. Затем, пфальцграф.

Порция. Этот только и знает, что хмурит брови и точно хочет сказать: «Не желаете меня – воля ваша». Он самые веселые рассказы слушает без улыбки. Раз он в молодости так неприлично угрюм, боюсь, что к старости он превратится в плачущего философа. Да я бы скорей вышла замуж за мертвую голову с костью в зубах, чем за одного из них. Господи, спаси меня от обоих!

Нерисса. А что вы скажете о французском вельможе, мосье Ле-Боне?

Порция. Раз уж его Бог создал, так пусть слывет за мужчину. Право, я знаю, что насмехаться грех. Но этот! Да, у него лошадь лучше, чем у неаполитанца; гадко хмурить брови он умеет лучше, чем пфальцграф; он – все и никто. Стоит дрозду запеть, он уже готов прыгать… Он рад фехтовать со своей собственной тенью. Выйди я за него, я бы вышла за двадцать мужей сразу. Если бы он презирал меня, я бы ему это простила, потому что, люби он меня до безумия, я никогда не ответила бы ему любовью.

Нерисса. Ну, а что вы скажете о Фоконбридже, молодом английском бароне?

Порция. Знаешь, ничего не могу ни о нем, ни ему сказать, потому что ни он меня не понимает, ни я его. Он не говорит ни по-латыни, ни по-французски, ни по-итальянски, а ты смело можешь дать на суде присягу, что я ни на грош не знаю по-английски. Он – воплощение приличного человека; но, увы, кто может разговаривать с немой фигурой? И как странно он одевается! Я думаю, он купил свой камзол в Италии, широчайшие штаны – во Франции, шляпу – в Германии, а манеры – во всех странах мира.

Нерисса. А что вы думаете о шотландском лорде, его соседе?

Порция. Что в нем есть добрососедское милосердие: он получил от англичанина взаймы пощечину и поклялся, что отдаст ее при первой возможности. Кажется, француз был его поручителем и подписался за него.

Нерисса. Как вам нравится молодой немец, племянник герцога Саксонского?

Порция. Он отвратителен по утрам, когда трезв, и еще отвратительнее после обеда, когда пьян. В лучшие свои минуты он немножко хуже, чем человек, а в худшие – немного лучше, чем животное. В самом худшем случае – я уж постараюсь от него избавиться.

Нерисса. Значит, если он пожелает принять участие в выборе и угадает ларец правильно, вам придется согласиться на брак с ним, или же вы нарушите волю вашего отца.

Порция. Во избежание этого поставь, пожалуйста, большой стакан рейнского вина на невыигрышный ящик; и тогда, – будь хоть сам черт внутри, а снаружи этот соблазн, – я знаю, немец выберет его. Я пойду на все, Нерисса, лишь бы не выйти замуж за губку.

Нерисса. Не бойтесь, синьора: вам не достанется ни один из всех этих господ. Они сообщили мне свое решение: они намерены разъехаться по домам и больше вас не беспокоить своими домогательствами, если нельзя добиться вашей руки каким-нибудь другим способом, кроме выбранного вашим отцом – при помощи этих ларцов.

Порция. Доживи я до старости Сивиллы, я умру целомудренной, как Диана, если никому не удастся получить меня так, как хотел мой отец. Но я очень рада, что эта партия женихов оказалась такой благоразумной, потому что среди них нет никого, о ком бы я сердечно пожалела; и я прошу Создателя даровать им счастливый путь.

Нерисса. А помните вы, синьора, когда отец ваш еще был жив, одного венецианца: он был ученый и воин, – он приезжал к нам с маркизом Монферратским?

Порция. О, да. Это был Бассанио. Кажется, его так звали?

Нерисса. Верно, синьора. Из всех людей, на которых глядели мои глупые глаза, он всех достойнее прекрасной синьоры.

Порция. Я хорошо его помню; и помню, что он вполне достоин твоей похвалы.

Входит Слуга.

Что там такое? Какие новости?

Слуга. Четверо иностранцев ищут вас, синьора, чтобы проститься с вами. А, кроме того, прибыл вестник от пятого – принца Мароккского; он сообщает, что принц, его господин, будет здесь сегодня вечером.

Порция. Если бы я могла сказать этому пятому: «здравствуйте» так же охотно, как скажу тем четверым: «прощайте», я была бы рада его приезду. Будь у него нрав святого, а лицо дьявола,[3] так лучше бы он меня взял в духовные дочери, чем в жены!

(Уходят.)

Венеция. Площадь.

Входят Бассанио и Шейлок.

Шейлок. Три тысячи дукатов? Хорошо.

Бассанио. Да, синьор, на три месяца.

Шейлок. На три месяца? Хорошо.

Бассанио. За меня, как я уже сказал, поручится Антонио.

Шейлок. Антонио поручится по векселю? Хорошо.

Бассанио. Можете вы мне помочь? Хотите вы обязать меня? Могу я узнать ваш ответ?

Шейлок. Три тысячи червонцев на три месяца и за поручительством Антонио?

Бассанио. Ваш ответ?

Шейлок. Антонио – хороший человек.

Бассанио. Слышали вы когда-нибудь о нем, что это не так?

Шейлок. О, нет, нет, нет, нет! Словами «он хороший человек» я хочу сказать, что он, понимаете, человек состоятельный. Однако капитал его – весь в надеждах. У него одно судно плывет в Триполи, другое в Индию; кроме того, на Риальто[4] я слыхал, что третье у него сейчас в Мексике, четвертое в Англии, и остальные суда тоже разбросаны по всему свету. Но ведь корабли – это только доски, а моряки – только люди; а ведь есть и земляные крысы и водяные крысы, и сухопутные воры и водяные воры, то есть пираты; а кроме того, опасности от воды, ветра и скал. Несмотря на это, он человек состоятельный… Три тысячи червонцев… Пожалуй, вексель его взять можно.

Бассанио. Будьте уверены, что можно.

Шейлок. Я хочу быть уверенным, что можно; а чтобы быть уверенным, мне нужно обдумать. Могу я поговорить с Антонио?

Бассанио. Не угодно ли вам отобедать с нами?

Шейлок. Да? Чтобы свинину нюхать? Есть из сосуда, в который ваш пророк-назареянин загнал бесов заклинаниями? Я буду покупать у вас, продавать вам, ходить с вами, говорить с вами и прочее, но не стану с вами ни есть, ни пить, ни молиться. – Что нового на Риальто? Кто это идет?

Входит Антонио.

Бассанио. Вот и синьор Антонио.

Шейлок

(в сторону)