Венецианский аспид - Страница 1

Ну что, автор опять это сделал – соткал гобелен из Шекспира, вплетя в него, правда, нить Эдгара По, а сверху раскрасил постмодернистским граффити. Получилось весьма непочтительное и вполне лихое продолжение похождений находчивого шута Кармана (который, правда, уже не шут) в условной Венеции, куда тоже хочется приехать, как в условную Англию романа «Дурак», и побродить по тем же местам. Но побывать там мы по ряду объективных причин не можем, а вот снова прикоснуться к трудам Уильяма Шекспира удастся. Зачем Кристоферу Муру понадобился для этого Эдгар По, станет ясно по ходу повествования.

Окаянному же переводчику вновь пришлось воссоздавать эту причудливую ткань повествования, пользуясь тем богатым наследием, которое нам оставили героические переводчики Шекспира (и Эдгара По) на русский. Пусть англоязычные и прочие читатели нам завидуют – у них есть лишь один Бард, у нас их гораздо больше, и все друг от друга чем-то отличаются. Сравнивая различные переводы при работе над этим романом, я обнаружил много удивительного и даже чудесного в старых и новых версиях хорошо известных текстов, читателю же остался виден только скромный результат этих изысканий. Местами это даже своего рода центон, литературная игра, известная человечеству с древнейших времен. Ну потому что жаль было оставлять за бортом такое богатство, согласитесь.

При работе над переводом этого романа я пользовался десятью переводами «Отелло», четырьмя – «Венецианского купца», двумя – «Гамлета» и еще несколькими источниками, которые вы увидите в сносках. За несравненно бо́льшие усилия хочу сказать огромное спасибо Е. Бируковой, П. Вейнбергу, М. Зенкевичу, П. Каншину, М. Кузмину, Б. Лейтину, М. Лозинскому, М. Морозову, И. Мандельштаму, Б. Пастернаку, А. Радловой, В. Рапопорту, О. Сороке, О. Холмской и Т. Щепкиной-Куперник. Без них этот гобелен был бы не таким красочным.

И если вам после этого романа захочется перечитать Шекспира, вы знаете, как и благодаря кому это можно сделать.

М. Немцов 

ХОР – рассказчик

АНТОНИО – венецианский купец

БРАБАНЦИО – венецианский сенатор, отец Дездемоны и Порции

ЯГО – солдат

РОДРИГО – благородный солдат, друг Яго

КАРМАН – шут

ПОРЦИЯ – благородная дама, младшая дочь Брабанцио, сестра Дездемоны

НЕРИССА – служанка Порции

ДЕЗДЕМОНА – благородная дама, старшая дочь Брабанцио, сестра Порции

ЭМИЛИЯ – жена Яго, служанка Дездемоны

ОТЕЛЛО – мавр, генерал венецианской службы[1]

ШАЙЛОК – еврей, венецианский ростовщик, отец Джессики

ДЖЕССИКА – дочь Шайлока

БАССАНИО – друг Антонию, искатель руки Порции

ЛОРЕНЦО – друг Антонию, влюбленный в Джессику[2]

ГРАЦИАНО – молодой друг Антонию, купец

САЛАНИО – молодой друг Антонио, купец

САЛАРИНО – также молодой друг Антонио, взаимозаменяем с Саланио, вероятно рожден опечаткой

ХАРЧОК – подмастерье шута

ПИЖОН – обезьянка

КОРДЕЛИЯ – призрак. Куда ж без окаянного призрака

Представляет собой мифическую Италию конца XIII века, где независимые города-государства торгуют и сражаются друг с другом. Венеция вот уже пятьдесят лет то и дело воюет с Генуей за владение морскими путями на Восток и в Святую Землю.

Вот уже пятьсот лет Венеция – независимая республика, управляется выборным сенатом из 480 человек, которые, в свою очередь, избирают дожа, а тот, при поддержке Малого совета из шести сенаторов, присматривает за сенатом, вооруженными силами и гражданскими чиновниками. Сенаторы, по большей части, происходят из влиятельного торгового сословия, и до недавнего времени их можно было избирать в округах из любых профессий. Однако такая система, превратившая Венецию в самую богатую и могущественную морскую державу на свете, изменилась. Не так давно привилегированные сенаторы, заинтересованные в передаче власти и богатства своей родне, проголосовали за то, чтобы свои выборные должности сделать наследуемыми.

Странное дело: хотя большинство персонажей – венецианцы, все здесь говорят по-английски и с британским выговором.

Условия тут, по большей части, – если не поясняется иначе, – можно считать влажными.

ХОР:

Заклинание

Они ждали у причала, эти три венецианца. Ждали дурака.

– Через час после заката, я ему велел, – сказал сенатор, сгорбленный и седобрадый, в богатой парчовой мантии, подобающей должности. – Сам отправлял за ним гондолу.

– Вестимо, явится, – сказал солдат – широкоплечий подтянутый мужлан лет сорока, весь в коже и грубом льне, на поясе боевой кинжал и длинный меч, борода черная, а через правую бровь шрам, от которого вид у солдата был неизменно вопрошающим или подозрительным. – Считает себя знатоком вин и немало этим гордится[3]. Он не сможет устоять против соблазнов вашего винного погреба. А когда дело будет сделано, отпразднуем уж не только Карнавал.

– Не знаю, право, отчего грущу я[4], – сказал купец. Это был светлокожий господин с мягкими руками, в дорогой обвислой шляпе из бархата и с золотым перстнем-печаткой размерами с небольшую мышь – им он скреплял соглашения. – Бог весть, почему.

Издали, из-за Венецианской лагуны, до них доносились звуки труб, барабанов и рогов. На берегу у пьяццы Сан-Марко плясали факелы. Позади венецианцев темнело именье сенатора – Вилла Бельмонт, – однако в верхнем окне выставили потайной фонарь – по его лучу гондольер мог править к этому уединенному островку. На воде рыбаки зажгли факелы, и те покачивались тусклыми пьяными звездами на чернильных волнах. Городу нужно есть даже во время Карнавала.

Сенатор возложил руку на плечо купца.

– Сим мы служим Господу и государству, облегчаем совесть и душу – это очищенье открывает врата нашим намереньям. Подумайте о том щедром изобилье, что отыщет вас, едва крысу уберут из амбара.

– А мне его обезьянка нравится, – сказал купец.