Венец творения - Страница 69

Водовозов мрачно кивнул и потянулся за телефоном, но сразу же замер, когда вскинулась Ирина:

— Ты что?! А инквизиция? Они же его вместо больницы — сразу в свои подвалы!

Я улыбнулся:

— Ну, вряд ли все так плохо. У нас тут, несмотря на все перегибы, все-таки еще не Средневековье: прежде чем в подвалы тащить, сначала подлечат… А потом, глядишь, и вовсе отпустят.

— Отпустят? — Ирина недоверчиво смотрела на меня, словно удивляясь, как я могу городить такую чушь. — Так же, как тебя вчера, или как меня в свое время — с выстрелами и погоней? Ты что, не знаешь, какой у отца Василия на него зуб?

Я отмахнулся:

— Ага, такой же, как и на меня, разве что чуточку побольше… Можешь мне поверить, Ира, ничего не будет. Инквизиция в наше время — практически то же самое, что государственная спецслужба во времена до Гнева. В средствах она практически не ограничена, во влиянии на другие силовые организации — тоже. Как только припекло, чернокрестники даже танки, от века не покидавшие пределы периметра, на улицы вытащить смогли. Так неужели ты думаешь, что они не способны выследить, задержать и на полном серьезе сгноить в своих застенках кого-нибудь вроде него, — кивок в сторону с болезненной гримасой вслушивавшегося в наш разговор Хмыря, — или меня?

— То есть, по-твоему, получается, что для них это всего лишь игра?

Я пожал плечами.

— Игра или не игра, но если бы отец Василий на полном серьезе хотел нашей смерти, то сейчас у тебя дома на полочке стояла бы урна с привезенной из городского крематория горсткой пыли. Может быть, я, как кое-кто считает, и самый опасный человек в городе, но против целой системы… Нет.

Молчание. Долгие секунды молчания. Потом осторожный вопрос:

— А зачем же мы тогда бежим?

Я не успел ответить. Вмешался Хмырь:

— Потому что у вас есть только два варианта на выбор: или вы принимаете правила игры и бежите, или не принимаете — и сидите. В подвале… А ты чего ждешь? Звони давай!.. Ой, больно-то как…

Водовозов поспешно кивнул и быстрым касанием пробежался по кнопкам мобильника.

«Ну и друзья у тебя, Суханов». Вслух он, конечно, ничего не сказал, но иногда не обязательно слышать слова, чтобы понять, о чем думает человек. Достаточно всего лишь заглянуть в его глаза. По крайней мере, он не прятал от меня взгляд. Уже хорошо. Мне повезло, что мы встретились именно с ним. Будь здесь кто другой — пришлось бы драться.

Продиктовав адрес, Водовозов отключил телефон. Взглянул на меня.

— Они выезжают. Будут минут через двадцать.

Я облегченно вздохнул:

— Передай шефу мое огромное спасибо.

— А шеф тут ни при чем. — Чистильщик усмехнулся. — Я говорил с Пащенко.

— Тогда ему передай… — Я подал Ирине руку, помогая подняться. — Нам пора. Через двадцать минут я хочу находиться где-нибудь подальше отсюда. Присмотришь здесь?

— Ладно… Но ты мне должен.

Я рывком вырвал застрявший в стене кинжал. На землю посыпалась мелкая каменная пыль… Мне показалось или она действительно черного цвета? Наверное, показалось. Откуда чернота, если бетон сам по себе был светло-серый, будто бы выцветший на солнце.

— Кому должен — сочтемся.

И, может быть, даже скорее, чем ты думаешь.

Я присел рядом с Хмырем. Осмотрел наспех наложенную повязку. Не слишком красиво, но, по крайней мере, кровотечение остановилось. Это хорошо. Это значит — жить будет. А то, что дышит тяжело и зубами скрипит, — нормально. По себе знаю, насколько болезненной может быть подобная рана.

— Иди… Сделай все как надо.

— Постараюсь. — Я кивнул. — Мы еще встретимся?

Бывший инквизитор едва заметно улыбнулся:

— Встретимся.

— Даешь слово? — Несмотря на всю ту показную уверенность, что пять минут назад продемонстрировал Ирине, я все-таки немного опасался.

— Даю.

— Тогда до встречи. — Держа в одной руке кинжал, другой я подхватил Ирину под локоть. — Идем.

Когда мы уже свернули за угол, уходя с просматриваемой из конца в конец улицы во дворы, меня догнал густой басовитый выкрик:

— А все-таки я уговорю тебя вернуться, Суханов!

— Ага, как только, так сразу, — буркнул я. И после паузы под иронично-насмешливым взглядом Ирины поинтересовался: — И что такого смешного я сказал?

Краснокирпичные здания медгородка выглядели необычайно мрачно. Колючий холодок, который они излучали, даже в этот жаркий и душный вечер гонял мурашки по коже. Невыносимо пахло тьмой. Мне кажется или за прошедшие два дня ее едкое дыхание действительно стало много сильнее? Что ж, не исключено, что это так.

— Нам туда. Надо подняться на крышу. — Незримая дымка тьмы скрадывала все звуки. Мои собственные слова доносились до меня словно со дна глубокого колодца. Когда заговорила Ирина, ее голос звучал точно так же:

— Придется зайти внутрь?

— Да… Ты сможешь?

Ирина молча кивнула.

Нависающее над самым горизонтом солнце недвусмысленно говорило, что до заката осталось не больше получаса. Надо было торопиться: либо лезть внутрь старых больничных корпусов (от одной мысли об этом у меня по спине бежали мурашки), либо махнуть рукой и возвращаться обратно в город… Тоже вариант, кстати. Причем именно сейчас как никогда более привлекательный.

Ровные ряды оконных провалов смотрели на нас спокойной равнодушной чернотой. Их взгляд пронизывал насквозь. Снисходительная и терпеливая, из этих окон на нас смотрела сама изначальная Тьма.

Тишина. Она давила на нервы. Все звуки спрятались, умерли, остались позади за отгородившей нас от всего мира невидимой завесой. Во всем мире мы были одни… Если, конечно, не считать тех, кто ждал нас на крыше. И нечисть, нашедшую пристанище в этих стенах.

Я вздохнул. И сделал первый шаг навстречу мягко клубящейся на месте давным-давно выбитой двери черноте. Ирина молча последовала за мной, держась за руку. За левую — в правой я держал кинжал. Странный контраст: теплая, мягкая, живая человеческая ладонь — и холодный, излучающий жестокую уверенность и силу кусок металла.

Не знаю, чего я ожидал, переступая порог: груды человеческих костей, изломанные человеческие тела, лужи крови и потеки на стенах, фосфоресцирующие глаза, из теней следящие за каждым нашим шагом… Ничего этого не было. Обычные этажи и коридоры. На грязном полу валялись пожелтевшие бумаги. Со стен местами осыпалась штукатурка. Образующая подчас непроходимые завалы перевернутая и разломанная мебель. И пыль. Припорошившая все и вся пыль. Всеобщее запустение, как это и бывает в местах, давно и спешно покинутых человеком.

Следов нечисти было на удивление мало. Пару раз мне попались застывшие в пыли, похожие на развернутый трилистник отпечатки копыт зилотов, да еще как-то на лестничной клетке я видел прочертившие дверной косяк глубокие рваные зазубрины — такие своими когтями мог оставить только вампир.

И все.

Я вообще-то ожидал большего. Думал, придется прорываться сквозь целые полчища не-мертвых, драться, убегать, прятаться, втихомолку перебираться с карниза на карниз. А тут… Можно было подумать, что нечисть просто пропускает нас, позволяя беспрепятственно выйти на крышу, но это была бы неверная мысль. Не-мертвых здесь не было. Ни сегодня, ни вчера, ни месяц назад. Все следы, что я видел, были уже довольно старыми.

Как будто нечисть, во множестве болтаясь по округе, всеми силами избегает заходить внутрь зданий… Почему? Я не мог понять.

Но зато тьма здесь ощущалась много сильнее, чем снаружи. Мутным и липким туманом она окутывала все вокруг, черным туманом застилала глаза. Из-за ее невыносимого зловония невозможно было даже нормально дышать. Каждый глубокий вдох порождал невыносимые волны тошноты, от которых хотелось немедленно упасть и свернуться в клубочек. Столь мошной концентрации тьмы я еще никогда не встречал.

Белая как мел Ирина с трудом шла рядом. Ее заметно шатало. Понятно. Если уж мне тут так плохо, то уж ей-то, бывшему мессии Света, — вдвойне.

Я успокаивающе улыбнулся, постаравшись — ну давай же! — чтобы улыбка выглядела как можно беззаботнее.