Вендетта. Том 2 (СИ) - Страница 27

Луиза попробовала выдохнуть. Получилось с трудом, зато талия казалась тоненькой-тоненькой, как у молоденькой девушки, а грудь, вот-вот должная была выскочить из корсажа.

— Отлично, давай платье. — И королева подняла руки, позволяя горничной облачить её в платье, которое она специально сшила для Петербурга. Мария была известна своими довольно экстравагантными нарядами, ношение которых поощрялось молодым императором, поэтому Луиза оставила идею широких фижм и кринолинов. Её платье чем-то напоминало средневековое. Оно как перчатка облегало верхнюю половину тела, а обширный вырез почти не оставлял простора для воображения. Юбка же падала на пол, собираясь в продольные складки, а шелк, из которого она была сделана при ходьбе облегал ноги. Пикантности добавлял тот момент, что нижнюю юбку Луиза решила вовсе не надевать. — У меня будет не много шансов обратить на себя его внимание, — пробормотала она. — И я должна использовать каждый из них.

В дверь постучали. Хельга, повинуясь жесту Луизы Ульрики приоткрыла тяжелую дверь спальни и о чём-то тихонько начала переговариваться со стоящим за дверью офицером. После чего закрыла дверь и повернулась к своей госпоже.

— Ваше величество, граф Пётр Румянцев здесь, чтобы сопроводить вас в зал для переговоров и подписания договора. — Быстро проговорила Хельга.

— Ну что же, не будем заставлять графа ждать, — она ещё раз критически посмотрела на себя в зеркале.

— Ваше величество, но, вы же не надели драгоценности, — всплеснула руками Хельга.

— Верно, — Луиза Ульрика снова повернулась к зеркалу. — Принеси топазовое ожерелье.

— Но, оно же очень скромное и…

— Хельга, дорогая, я не прошу тебя давать оценку моим драгоценностям, я прошу тебя принести их, — ласково проговорила королева, и так улыбнулась, что горничную как ветром сдуло.

Вскоре Хельга вернулась, неся в руках то самое ожерелье их бледно-голубых топазов, про которое говорила Луиза Ульрика. Эти невзрачные камни очень шли к её глазам, и притягивали взгляды, но не к себе, а к великолепной женской плоти, щедро выставленной на обозрение.

— Да, вот так будет просто идеально, — она ловко отделила локон из прически и позволила ему упасть на грудь. От парика она отказалась сразу. При русском дворе он давно уже вышел из моды, как и пудра на волосы. Только самые закостенелые старики продолжали носить накладные букли.

Хельга неодобрительно покачала головой, но тут же низко её склонила и сделал книксен. Луиза же быстрым шагом направилась к двери спальни.

В будуаре её ждал друг и соратник Петра граф Румянцев. Он стоял, прислонившись плечом к стене и вяло заигрывал с немногочисленными хихикающими фрейлинами Луизы Ульрики. Когда дверь открылась, и в будуар вошла королева, все вскочили и склонились в поклоне.

Румянцев выпрямился и с рудом сдержался, чтобы не икнуть, потому что зрелище, которое предстало перед его взглядом было слишком… волнующим.

— Бедный мой государь, — пробормотал он очень тихо и по-русски, чтобы, даже, если Луиза Ульрика его расслышала, то не поняла, что он сказал. А более громко произнёс. — Ваше величество, вы настолько ослепительны, что я даже забыл, как нужно правильно произносить слова.

Она скупо улыбнулась и положила пальчики на его предплечье, явно оставшись довольной его реакцией.

Под зал для переговоров и подписания документов была переделана бальная зала на первом этаже Зимнего дворца.

Почти все действующие лица уже собрались. Ушаков и Татищев стояли у торца массивного стола, Фредерик бледный и на редкость трезвый совершал какие-то странные движения по залу, нервно касаясь камзола, словно что-то пытаясь нащупать, что-то вшитое в подкладку или же просто пришитое к камзолу изнутри. Луиза не удивилась бы, если бы это была фляжка с чем-то покрепче разбавленного водой вина, и что король Датский только и ждёт удобного момента, чтобы приникнуть к живительному источнику.

Почти у стены стояла императрица Мария, которая так посмотрела на Луизу, что та не могла не усмехнуться про себя. И именно этот, наполненный ненавистью и ревностью взгляд, сказал королеве Швеции, что шансов устоять у Петра сегодня маловато.

Вошёл распорядитель и громко объявил о приходе императора Петра и Великого князя Павла. Луиза раздраженно повела плечом. Пётр притащил с собой ребёнка, снизив эффект от её появления как минимум втрое.

Вперёд вышел Юсупов Борис Григорьевич, которого Пётр назначил не так давно генерал-губернатором Петербурга и главным церемониймейстером на торжества, подобные этому. Одновременно в зал вошёл император, ведя за руку своего малолетнего наследника. Борис Григорьевич дал сигнал, Ушаков и король Фредерик шагнули вперёд, а императрица и шведская королева, с сопровождающим её Румянцевым, отошли ближе к двери, согласно протокола. Очередь Луизы придёт, когда выступающий здесь больше в качестве посредника Пётр подпишет договор о возврате герцогской короне Гольштейн-Готторпских Шлезвига. А затем уже Луиза начнет церемонию подписания о передачи Швеции тех земель, принадлежащих Дании, на которых ещё раньше сошлись проводящие настоящие переговоры дипломаты.

Несколько дней мне удавалось избегать встречи со своими гостями, сказавшись больным. И дело было не в старине Фредерике, а в Луизе Ульрике, которая, похоже, всерьез решила меня соблазнить. Странно, что раньше ей подобное в её хорошенькую головку не приходило. Когда я зависал в Киле, у неё вполне могло всё получиться, тем более, что тогда никаких устоявшихся предпочтений у меня не было. Машка злилась и, хоть и старалась этого не показывать, но скрывать получалось плохо. Они и во время отбора невест не слишком ладили, хотя, вроде бы, уже в то время Луиза Ульрика была замужем за Георгом. Сейчас же, хорошо, если парой слов перекинулись.

С того самого момента, когда поезд королевы Швеции пересек границу Петербурга, я мечтал только об одном, чтобы они поскорее отсюда уехали. Я не слишком любил разные увеселения, но поклялся себе, что устрою и бал, и маскарад, и что угодно, только подряд, чтобы под конец засунуть вдрызг пьяного Фредерика в карету и отправить с богом восвояси, вместе с Луизой. Правда, Луиза вряд ли будет узюзюканная, но, надеюсь, не удовлетворенная.

За день о предполагаемого торжественного отъема земель у Дании по самой банальной причине — за долги, ко мне пришёл Ушаков. Так как я был «чудовищно болен простудой», ко мне никого постороннего не пускали, а сам я носа не показывал из спальни, Андрей Иванович пришёл прямо ко мне в опочивальню.

— Бестужев прислал сообщение, — заявил он, как когда-то давным-давно усаживаясь за стол, стоящий напротив моей кровати.

Правда, на этот раз он не застал меня под одеялом, потому что я как раз решил воспользоваться удобным моментом и работал над окончательным проектом обращений и приветствий, которые собирался внедрить в армии, а то, пока офицеры расшаркаются друг перед другом в реверансах, можно и битву продуть. Сюда же входили те минимальные сигнальные световые обозначения, которые сейчас использовал флот, чтобы во флотилии не тратить время на спускание шлюпок и доставки между кораблями гонцов. Пока что никакой другой системы связи у меня не было, и мои учёные мужи всё чаще начали испытывать на себе моё недовольство по этому поводу.

— Ваше величество, вы меня слышите? — нетерпеливо обратился ко мне Ушаков, заметив, что я практически не реагирую на его замечание.

— Ш-ш-ш, — прошипел я, ставя точку на листе и посыпая его песком. Сдув песок, я скатал бумагу и уже небрежно бросил её на стол. Проект готов, скоро будем хором разучивать «Здравия желаю!». Теперь можно и поговорить. — Я тебя слышу, Андрей Иванович, просто с мысли боялся сбиться. Так что пишет Бестужев?

— При дворе Георга шевеления не слишком обнадеживающие начались. Многих пэров чрезвычайно задело приобретение вами земель в Америках, а также наше внешнее управление Голландией. Ну и заключительной точкой стал союз Фридриха Прусского и Людовика Французского. И это они ещё не успели про нашу посильную помощь индусам не знают. — Начал Ушаков.