Великий натуралист Чарлз Дарвин - Страница 12

Дарвин внимательно исследовал их под микроскопом и открыл, что они не имеют никакого отношения к водорослям. Это были оболочки яиц пиявки.

Нужно было иметь очень тонкую наблюдательность и самостоятельность в научной работе, чтобы правильно разобраться в этих явлениях. И надо было иметь смелость, чтобы выступить с новым решением вопроса, считавшегося давно решенным в науке. Юноше было тогда восемнадцать лет.

Дарвина часто можно было видеть в Музее естественной истории при Эдинбургском университете, беседующим с хранителем его, большим знатоком шотландских птиц. А Чарлз еще в детстве любил наблюдать за птицами, поэтому теперь он получал большое удовлетворение в интересных разговорах с хранителем музея.

Интерес к птицам вызвал у него желание научиться набивать их чучела. И вот Дарвин стал брать платные уроки этого искусства у одного негра, жившего в Эдинбурге и умевшего артистически приготовлять чучело любой птицы.

Долгие вечера проводил у него Дарвин за работой, беседуя со своим наставником, приятным и образованным человеком.

Дарвин посещал заседания разных научных обществ. Сегодня он слушал доклад об образе жизни североамериканских птиц, завтра присутствовал при жарком споре геологов по вопросу о происхождении горных пород.

Тогда в Эдинбурге боролись две геологические школы. Представители одной — нептунисты^[15] — утверждали, что все горные породы возникли путем океанических отложений. Противники этой школы — плутонисты^[16] — учили о происхождении большинства горных пород в результате вулканических извержений.

Споры были ожесточенными. Стороны часто не могли представить веских научных доказательств.

Молодой человек хотел знать истину о происхождении горных пород. Но где искать ее? У кого искать?

Кому доверять, если взгляды ученых так односторонни?

Однажды на экскурсии Дарвин оказался в местности, несущей явные следы вулканической деятельности, а профессор-нептунист отрицал это и глумился над плутонистами.

Дарвин был уже настолько подготовлен в геологии, что мог разобраться в спорах ученых и заметить предвзятость мнений.

Побывав на заседании Эдинбургского королевского общества, Дарвин рассказывал об этом впоследствии:

«Председательствовал на этот раз Вальтер Скотт, просивший присутствовавших верить ему, что он чувствует себя недостойным занимать такой высокий пост. Я смотрел на него и всё происходившее с глубоким уважением и каким-то священным страхом и думаю, что именно этому заседанию, а также посещениям королевского медицинского общества, я обязан тем, что, будучи несколько лет назад избран почетным членом этих обществ, оценил этот почет выше всех подобных отличий. Если бы кто-нибудь сказал мне тогда, что я достигну таких почестей, то я рассмеялся бы, всё равно, как если бы мне сказали, что меня могут избрать английским королем».

На летние вакации Дарвин возвращался в Шрусбери, много гулял и размышлял.

Летом 1826 года он с двумя друзьями пешком прошел по Северному Уэльсу.

Уэльс — самая древняя часть Великобритании. В отдаленные времена, когда остров, занимаемый ныне Англией, был еще покрыт океаном, поблизости со дна поднялись два острова. Потом поднялся и остров Англии, соединился с ранее появившимися, и они стали двумя небольшими полуостровами, выдвигающимися в море. Это Уэльс с его высокими, величественными горами, обилием рек и озер, богатой растительностью, красотой долин.

Ранним утром, надев заплечные мешки, молодые люди отправлялись в путь.

Они совершали по 30 миль ежедневно, любуясь дикими красотами страны и памятниками седой старины.

В Уэльсе эти памятники были повсюду: развалины, камни, источники, с которыми связаны легенды о сказочных подвигах древних обитателей страны.

В одном месте молодым людям показывали грот, в который, предание говорит, добрая фея заключила злого чародея…

В другом их привели к небольшому холму, окруженному двумя каменными кругами. Кто проведет здесь ночь, тот станет бардом, поэтом-певцом… Сюда в средние века приходили поэты искать вдохновенья.

Внимание путешественников останавливали интересные камни, расположенные в определенном сочетании. От природы? Нет, это были остатки жилищ друидов, жрецов древней языческой религии.

Молодые люди совершили восхождение на гору Сноудон, вершину Кембрийского горного массива в Уэльсе (1085 метров над уровнем моря). В хорошую погоду отсюда можно видеть значительную часть Уэльса, вдали — равнины Англии и очертания шотландских и ирландских гор.

На следующий год Дарвин еще раз путешествовал по Северному Уэльсу вместе с сестрой Катериной, но уже верхом на лошадях.

Осень приносила свою бесценную радость — ружейную охоту.

Каждая убитая птица аккуратнейшим образом отмечалась Дарвином в особом журнале. Страсть к охоте доходила до того, что Дарвин свои охотничьи сапоги ставил у самой кровати, чтобы при сборах утром не терять ни минуты.

Однажды, охотясь со своими друзьями, он стал жертвой их шутки. «После каждого моего успешного выстрела, — рассказывает Дарвин, — кто-нибудь из них делал вид, что заряжает ружье, и приговаривал: „Это не идет в счет, потому что я также стрелял“, причем лесник, догадавшийся, в чем состояла шутка, спешил подтвердить слова своих хозяев».

Вот охота закончилась, и трофеев ее было много. Но они не доставили Дарвину обычного удовольствия, потому что он не мог точно сказать: сколько же птиц убито им?

Потом друзья покаялись в своей проделке, но от этого Дарвину не стало легче: узелков на веревочке, пропущенной через петлю его сюртука, не было. Дело в том, что каждую застреленную им птицу он отмечал таким узелком, друзья же перепутали свои и его выстрелы. И на этот раз страстный охотник, к великому своему огорчению, не мог пополнить списка убитых им птиц.

Охотился он чаще всего в имении Оуэнов или своего дяди Веджвуда; охотился до полного самозабвения и получал от охоты огромное удовольствие. Даже ему неудобно было перед самим собой: тратить столько времени на охоту! Он пытался найти себе оправдание: «…ведь сколько нужно соображения для того, чтобы знать, где найдешь дичь, сколько искусства для того, чтобы натаскивать собак».

Дарвин очень любил гостить у дяди Веджвуда, в его имении в Мэре. Окрестности здесь были прекрасны; каждый мог проводить время, как ему заблагорассудится; по вечерам слушали музыку, вели общие разговоры. «Летом нередко вся семья располагалась на ступенях портика; у ног расстилался цветник, а прямо перед домом противоположный крутой лесистый берег отражался в глади озера, которая лишь изредка нарушалась всплеском рыбы или птицы, задевавшей ее своим крылом. Ничто не оставило во мне такого впечатления, как эти вечера в Мэре».

Чарлз очень любил дядю Джоса Веджвуда, благоговел перед ним, считая его в высшей степени прямым человеком, справедливым, способным к очень ясным суждениям.

А может быть, не только дядя Джос был предметом почитания для Чарлза? Ведь в Мэре жили его прелестные кузины. По сохранившимся семейным преданиям, Чарлз питал в эти годы нежные чувства к своей кузине Шарлотте, бывшей старше его на десять лет. И может быть, ее присутствие в свою очередь окрашивало для него пребывание в Мэре в такие чарующие тона?

Чарлз дружил и с другой своей кузиной, Эммой. Она привлекала к себе решительно всех веселым, живым характером, милым остроумием и простотой в обращении. К тому же Эмма была прекрасной музыкантшей. Одно время она жила в Париже, чтобы брать уроки у Шопена.

Думал ли Дарвин в те светлые дни ранней юности, что в этой девушке, чью игру он так любил слушать, он найдет преданную и любящую спутницу всей жизни?..

Весь круг интересов Дарвина был очень далек от занятий медициной.

Он знал, что отец имеет состояние, — вопрос о заработке совсем не вставал перед Чарлзом; во всяком случае, с этим не нужно было спешить. Значит, пока можно было заниматься изучением животных, чтением и охотой.