Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность - Страница 43

Основания для таких подозрений подогревались тем фактом, что английская дипломатия, параллельно с переговорами с СССР об антигерманском пакте, вела в Берлине в июле – августе 1939 г. консультации о возможности заключения англо-германского соглашения, «включающего, – по словам Хораса Вилсона, главного советника правительства Великобритании по вопросам промышленности, – отказ от нападения на третьи державы, начисто освободило бы британское правительство от принятых им на себя в настоящее время гарантийных обязательств в отношении Польши, Турции и т. д…».

Однако обращение Х. Вильсона было воспринято в высшем руководстве Германии «как дальнейшее свидетельство слабости Англии», а министр иностранных дел Риббентроп был убежден, что «в случае германо-польской войны Англия не выступит на стороне Польши».

Разочарование в невозможности заключения действенного соглашения с Англией и Францией, подозрения, что СССР сам может стать объектом сделки по образу и подобию мюнхенской, подтолкнул советское руководство к переговорам с Германией. 3 августа 1939 г. нарком иностранных дел Молотов услышал от германского посла в Москве Ф. Шуленбурга официальное заявление, что «Германия намерена уважать интересы СССР в Балтийском море и не имеет намерений, противоречащих СССР в Балтийских странах… Что касается германской позиции в отношении Польши, то Германия не намерена предпринимать что-либо, противоречащее интересам СССР».

23 августа 1939 г. состоялось подписание договора о ненападении между Германией и СССР и секретных протоколов к нему (пакта Риббентропа – Молотова), означавших раздел сфер влияния этих стран в Европе и предусматривавших четвертый раздел Польши и ликвидацию польской государственности.

Мне удалось в 1992 г. обнаружить подлинники пакта и секретных приложений к нему в архиве Политбюро ЦК КПСС.

Оценивая этот пакт, следует, по моему мнению, отметить, что:

– он отражал реалии тогдашней расстановки политических сил в Европе, атмосферу, приемы, мораль тогдашней европейской политики, и в этом смысле он не лучше и не хуже заключенного годом раньше Мюнхенского соглашения;

– он был и остается, несмотря на все идеологические оценки и политические осуждения, частью сегодняшней политической реальности, определяя границы Литвы, Польши, Молдавии, Румынии, Финляндии;

– он преследовал задачу укрепления международного положения и безопасности СССР;

– он восходил к концепции распространения советского влияния на все территории, прежде входившие в Российскую империю;

– несомненно, что заключение пакта Риббентропа – Молотова развязало руки Германии для нападения на Польшу, так же, как и то, что Мюнхенские соглашения способствовали укреплению военного потенциала нацистской Германии и ликвидации Чехословакии как государства.

Отмечу, что участие в ликвидации славянского государства – Польши, несправедливое отождествление позиций польского руководства и польской государственности стало, по сути, стратегическим просчетом Сталина. Оно привело к приближению границ Германии к СССР, что, в конечном счете, ослабило западные рубежи обороны страны и создало на многие десятилетия вперед проблемы в отношениях нашей страны и Польши.

Геополитические приоритеты страны были сформулированы советской внешней политикой уже в 1939 г. Они оставались практически неизменными многие десятилетия. Замечу, что они практически полностью были воспроизведены и в безрезультатных переговорах с Англией и Францией в первой половине 1939 г., и в пакте с Германией, и в договорах, достигнутых в Тегеране и Ялте в ходе соглашений «большой тройки», и в советской политике более позднего времени.

Важнейший вопрос – проблема ответственности за такое развитие европейской политики в 1939 г. Выскажу свое личное мнение – она была слишком прагматичной, эгоистичной, замешанной на недоверии к партнерам и противникам (с легкостью менявшихся местами). В этом смысле народы Европы стали жертвами этой политики.

Нападение Германии на СССР в корне изменило характер Второй мировой войны для нашей страны.

Прежде всего, оно было неспровоцированным.

Нет никаких оснований полагать, что советское политическое руководство вынашивало планы нападения на Германию. Считаю необходимым отмести спекуляции по поводу так называемого протокола заседания Политбюро от 19 августа 1939 г., обнаруженного в фондах 2 бюро – французской разведки[364]. Внимательный анализ этого документа свидетельствует о том, что это – фальшивка, изготовленная германской разведкой и запущенная во Франции с единственной целью – оправдать будущую германскую агрессию против СССР. Доказательствами для такого утверждения служит, прежде всего, тот бесспорный факт, что 19 апреля 1939 г. попросту не было заседания Политбюро, как не было и никаких совещаний, где бы Сталин мог выступить с заявлением о будущей политике в отношении Германии. Я уже не говорю об абсолютном несоответствии оформления, содержания этого текста правилам, принятым в делопроизводстве Политбюро.

Нельзя считать доказательством превентивных планов нападения на Германию «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками», разработанных Генштабом Красной Армии и представленных Сталину в мае 1941 г. Этот документ, вызвавший взрыв обвинений в агрессивных умыслах Советского Союза[365], – не более, чем штабная разработка, проект, кстати, не получивший одобрения и не утвержденный Сталиным.

Финская война ясно указала политическому и военному руководству страны на хроническую нехватку командного состава, на низкое качество обучения войск.

О каких агрессивных, наступательных планах Советского Союза можно говорить, когда в Прибалтийском военном округе командиры танковых дивизий 9 июня 1941 г. сообщали, что дивизии обеспечены горюче-смазочными материалами на 6 %, автобензином – на 2 %. Начальник штаба Киевского особого военного округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев писал начальнику Генерального штаба Красной Армии Г. К. Жукову 19 мая 1941 г., что «…выполнение плана завоза вооружения и боевой техники по плану снабжения КОВО в 1941 г. до настоящего времени идет крайне медленно. По целому ряду предметов вооружения и боевой техники за истекшие 5 месяцев до 1.5.41 г. не завезено даже половины запланированного к завозу в первой половине 1941 г. планом вооружения войск КОВО в 1941 г.». Следует признать, что к лету 1941 г. Красная Армия не была в сколько-нибудь достаточной степени готова к ведению боевых действий.

Понимание реальной слабости, неготовности армии к войне вынуждала Сталина цепляться за пакт Риббентропа – Молотова, стремиться избегать любых возможных провокаций. Полагаю, что именно этим объясняется кажущееся странным стремление Сталина игнорировать данные разведки о готовившемся нападении Германии на СССР. 13 июня 1941 г. Тимошенко и Жуков обратились к Сталину с предложением о приведении войск приграничных округов в боевую готовность. Сталин уклонился от ответа: «Подумаем». На следующий день Тимошенко и Жуков вновь настаивали на приведении войск в полную боевую готовность. На этот раз Сталин раздраженно возразил: «Вы предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и придвинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы это оба или нет?!» Более того – 13 июня было подготовлено, а 14-го – опубликовано знаменитое «Сообщение ТАСС», излагавшее официальную точку зрения на состояние советско-германских отношений.

Мученический подвиг народа. С первых часов, дней и недель война стала мученическим подвигом народа. В Красную Армию было призвано 34 млн. человек – при том, что, по данным переписи 1939 г., в стране насчитывалось около 70 млн. мужчин, включая детей и стариков. Подобной мобилизации – и в прямом, и переносном смысле – не знала человеческая история. Разве не чудо, что в условиях фактического развала Западного фронта, растерянности и замешательства высшего руководства страны в первую неделю войны, громадных потерь – удалось обороняться в районе Смоленска, сдержать там танковые колонны Гудериана. Германское наступление, казавшееся непреодолимым нашествием, запнулось. Как и в первую Отечественную войну 1812 г. с Наполеоном, захватчики встретили упорнейшее сопротивление в районе Смоленска, позволившее выиграть драгоценное время и организовать оборону.