Век испытаний - Страница 21

Артёмка издалека заприметил Терентия и теперь шёл за мамой «след в след», чтобы никак не выдать своего присутствия. В прошлый раз, когда они здесь были, бородатый старик вызвал у Артёмки панику, протянувши руку и сказав: «Давай знакомиться, малец». От здоровенного дворника пахло махоркой, и ручищи у него были такие здоровенные, покрытые грубой кожей, а одна из них так и вовсе на руку была не похожа – вся скукоженная, два меньших пальца отсутствовали, а средний торчал, неестественно изогнувшись в обратную сторону.

Малыш помнил этого человека и его метлу – такую толстую, набитую прутьями, как у Бабы-Яги, наверно. Мама потом сказала, что это не волшебная метла, обычная и что для волшебной нужна ещё ступа, но Артём, когда увидел перед входом Терентия с метлой, всё же решил, что за маминой спиной будет поспокойней, она его в обиду не даст.

Терентий Иваныч поправил шапку, приставил свою страшную метлу к забору и засунул в карман передника ту самую руку.

– Здравствуйте, Терентий Иваныч! – Елизавета улыбнулась, слегка покосившись взглядом назад, где прятался за длинным её платьем Артёмка. – Мы к вам, пустите?

– Отчего же не пустить, проходите, гости дорогие, – и Терентий специально сделал жест рукой так, чтобы малыш увидел его.

Артёмка боязливо высунулся из-за мамы, словно проверяя, чей это там такой добрый голос – с видом грозного старика он никак не совпадал. И в этот момент неправильная рука протянула ему пряник. Большой, пахучий, медовый пряник.

– Давай дружиться будем! Будешь моим другом?

Малыш, конечно, не мог понять, что от него хочет этот старик с метлой, но его слова и пряник заставили Артёмку улыбнуться. Он посмотрел на маму, потом на деда, потом опять на маму, которая тоже улыбнулась и одобрительно кивнула, и протянул ручонку к прянику.

– Вот и хорошо, – пробурчал дед сквозь густую бороду, – я тебя, малец, в обиду не дам!

Терентий взял малого за ручку и повёл в дом.

– Не нужно было, Терентий Иваныч, не стоило, – виновато тарахтела сзади Елизавета. Тульский пряник был угощением праздничным, им баловались нечасто.

– Так дружочку же не жалко, Елизавета Львовна!

Внутри было тепло, светло и шумно. Терентий усадил мальца на мраморную лавочку, что была устроена рядом с лестницей и обдувалась тёплым воздухом из специального вентиляционного окошка, и Елизавета принялась снимать с сына ботиночки.

– Лизонька, как добрались? – Даже когда Надя говорила приветливые вещи, тон её был предельно сдержанным. Да вся она была такая строгая, словно под линеечку – начиная от простых линий чёрного платья и заканчивая аккуратно собранными в гульку волосами.

– Прогулялись с удовольствием – погода просто чудесная! – ответила подруге Елизавета.

Они успели подружиться несколько лет назад, когда их мужья – Иосиф Сталин и Фёдор Сергеев – однажды по случаю какого-то праздника устроили совместный семейный ужин. Тогда Иосиф упрекнул друга: «Что ты прячешь свою красавицу? Не уведу, не бойся!» Молодые женщины имели много общего во взглядах, в укладе семейной жизни – они обе были не только любящими жёнами, но и образцовыми помощниками – именно тот случай, когда «замужем». За мужем. Обе считали своим предназначением не семейный очаг, а помощь в работе. Кипеть вместе со страстями революционных лет, строить и создавать, помогать мужьям – на этом мотиве они и сошлись, хотя характерами были абсолютно антагонистичны. Лиза оставалась всё такой же студенткой-активисткой, только легкомысленные косички сменила на короткую стрижку, а Надя была всегда подчёркнуто строга и дисциплинированна. И когда стал вопрос о создании детского учреждения для детей, партийный выбор пал на них. Содиректорами были назначены Елизавета Сергеева и Надежда Аллилуева. При их добросовестности и ревностном отношении к делу не могло быть сомнений в удаче этого начинания.

Первым делом было принято решение о том, что это не будет детский дом для элитных детей. «Кого мы хотим вырастить? – Иосиф имел свою точку зрения. – Пусть живут как все». На правах классового равенства набрали двадцать пять детей с улицы и столько же детей ответственных работников. Первых достали прямо из асфальтовых котлов, в которых они грелись, вторых привели родители. Одежду беспризорников тут же сожгли, заменив её на ту, что смогли собрать по семьям, чумазых отмыли, накормили и обогрели. Все пятьдесят воспитанников стали объектом изучения для детских психологов. «Русское психоаналитическое общество» – организация новая и продвинутая (сам Фрейд заинтересовался их изысканиями в психологической науке) – подключилось к исследованию процессов становления личности при условиях классового равенства.

Подчёркнутое равенство, труд и справедливость – эти принципы были в основе воспитания, и многие воспитанники этого заведения потом стали хорошими и честными людьми. А сейчас им от роду было по три года, по четыре, пять лет, и все они были счастливы, что есть дом, харчи и друзья.

– А вот и Васька! – Лиза поймала пробегавшего мимо карапуза и прижала к себе. – Смотри, Вась, теперь тебе нескучно будет, я же обещала! Вот, Томика горшок даже забрала!

Для Артёмки друг Василий был дорог, как тот пряник от деда Терентия. Внешне они были совершенно разными – Артёмка круглолицый и щекастый с хитрым прищуром отцовских глаз, а Васька худой и лопоухий, почти на голову выше, несмотря на разницу между ними в девятнадцать дней. Вместе они являли собой гремучую смесь мальчишеского любопытства, задиристости и гиперактивности, что сразу же было отмечено в записях Веры Фёдоровны Шмидт и в уме дворника Терентия Ивановича.

С этого дня они оба поступали в распоряжение педколлектива экспериментального детского дома – лаборатории «Международная солидарность» – с постановкой на содержание, с правом столоваться три раза в день, иметь сменную одежду и постельное, а для своих мам, Надежды Сергеевны и Елизаветы Львовны, они становились воспитанниками. Такими же, как и остальные сорок восемь. И вся их дальнейшая жизнь будет связана друг с другом и с отцом Васьки – Иосифом Виссарионовичем Сталиным, отцом народов, генералиссимусом, человеком, который привёл страну к победе и благополучию, но на этом пути пожертвовал несчётным количеством людей.

Всё это будет потом, а сейчас Васька и Артёмка со своими горшками и новыми, рано осиротевшими друзьями должны были научиться жить как настоящие взрослые люди.

Детский дом

Она так хрустнула, эта калитка, будто все силы природы и времени были против. Терентий Иваныч услышал этот рвущий душу звук даже сквозь опущенную ушанку – мороз нынче стоял такой, что в народе говорят: воробьи на лету падают. Никто, конечно, этого не видел, но все знали, что кто-то таки этих воробьёв подбирал.

Намедни у Терентия было предчувствие, и он смазал петли. Выходит, схалтурил. Вчерашний снег обильно притрусил Москву пушистым, белоснежным одеялом, и вместо того, чтобы превратить его в отвратного вида жижу, замерзающую по ночам, – кошмар для прохожих, – зима решила утвердиться в своих правах и ударила морозом. Оттого вся работа Терентия пошла насмарку.

Посторонним на территории находиться не следовало – это была одна из его обязанностей, и Иваныч, воткнув лопату в свеженабранный сугроб, пошёл на звук. Калитка находилась за углом, где уже было расчищено, оттого походка старика была решительной и быстрой, тем более – в такой мороз.

– Чьих будете? – спросил дед. Возле двери стояла фигура женщины в осеннем пальто, замотанная сверху в громадный пуховый платок поверх обычного, красного. Руки её были тоже красными, но от холода, и аккуратные сапожки на средней высоты каблучке выдавали приезжую с юга.

– Полина. Елизавета Львовна мне назначила, я правильно пришла? Это детский дом?

Исключительно голос женщины, замотанной в пальто, помог Терентию Иванычу понять, что в этой бесформенного вида фигуре без возраста скрывается, в общем-то, молодая особа.

– Правильно, правильно… – Терентий сбавил ход, разобравшись, что всё не так уж срочно. Тем более что галоши на его валенках были настолько истоптаны, что никак не помогали при гололёде.