Ведьмин дом - Страница 13

Не ездить больше сюда? Но очень уж жалко лишаться лагеря. Это же его родной лагерь, он здесь вырос, каждое лето приезжает. И больше половины ребят знакомые, с некоторыми он и в городе встречается. Значит, и с ними придется порвать?

Да и как объяснить родителям, что он в этот лагерь больше не поедет? Придется натужно врать, потому что говорить правду слишком стыдно. И значит, от слова отказываться нельзя. И придется все Санькины издевательства терпеть. А до конца смены еще долго.

Можно, конечно, к этому типу, к Петракову сходить и признаться, что сдрейфил. Санька же обещал тогда рабство простить. Да вот можно ли ему верить? Заявишь Петракову о своей трусости, станешь от Саньки обещанного требовать – а он вдруг ухмыльнется и скажет: «Нет, Серый, ты что-то путаешь. У нас с тобой такого уговора не было. Вся палата свидетели, как мы спорили. Проиграл – плати.» А даже если Леха подтвердит насчет Петракова – все равно толку не будет. Не больно-то Леху в отряде слушают, да и заткнет его Санька. Леха же у него на поводке. И Петраков в свидетели не пойдет, больно ему надо, чтобы весь лагерь узнал, как он свои часы проспорил.

Ладно. Хватит об этом. Нужно идти в корпус и собираться. Что же с собою взять? Ясное дело, фонарь. Хорошо что он им почти не пользовался, значит, батарейки свежие. Потом, перочинный нож с широким лезвием, почти восемь сантиметров длиной. Все-таки оружие. Хотя что этим ножом против скелета или призрака сделаешь? Но все же с ним спокойнее, все же смелости прибавляет.

Да, веревку тоже прихватить не мешает. Веревка есть, хорошая, толстая. Он ее недавно у бабки Райки стащил. Та ушла на крыльцо с бабкой Машей поболтать, с техничкой из второго корпуса. Ушла, а кладовку запереть забыла. Ну, Серега веревку и углядел.

Зачем она бабке? Ясно же, что ни к чему. И вообще, это же не бабкина личная собственность, а общественная. Даже общенародная. Стало быть, и Серегина. Тем более, ему веревка нужнее.

Потом бабка на него целый день подозрительно косилась. То справа посматривала, то слева. Щурилась, языком цыкала. Наверное, почуяла что-то. Но доказательств у нее никаких. Серега же не кретин, не в тумбочке веревку заначил. Тайников в лагере сколько угодно. А бабка тоже не глупая, заводиться не стала.

Вообще-то она поорать любит. Такое уж у нее свойство. Верно Миша сказал: «С появлением бабы Раи началась у нас райская жизнь.» Бабка Райка, она очень хорошо знает, как надо жить. Она в этом деле профессор. Вот и учит всех. Не только ребят, но и Мишу со Светой: «Молодые ишшо, пропадете тут без меня… Вон в прошлом году – другое дело. Вожатые, Петя да Валя, серьезные были. Такой порядок навели, что ух… Ни одно полотенце не пропало!»

Чья-то рука легла ему на плечо. Серега резко обернулся и увидел Леху. Тот стоял перед ним в своей желтоватой рубашке и потертых трениках. Светлые волосы слегка поблескивали. Вид у него был взъерошенный и озабоченный.

– Ты чего это пропал, я тебя по всему лагерю ищу! – проговорил он, слегка отдышавшись. – Скоро уже отбой будет, а ты, оказывается, здесь сидишь. Значит так, слушай. Я свой плащ уже положил туда, где пакет. Слева от ворот, в лопухах. Я сверху мусора немного накидал, чтобы никто ничего не подумал. На вот, держи, – он протянул Сереге тетрадный листок. Тот машинально взял его и развернул.

– Что это?

– Молитва от нечистой силы. Как и обещал.

– Слушай, а может, не надо? Не верю я в эти глупости.

– Надо. Не пригодится – выкинешь, ну а вдруг пригодится? Я нарочно печатными буквами писал, чтобы ты разобрал. А то у меня почерк плохой.

– Ну спасибо.

– Получше спрячь, чтобы этот гад не заметил. Ты же из корпуса раздетым выйдешь, так что подумай, как спрятать.

– Ладно, разберемся, – улыбнулся Серега. Сейчас, перед Лехой, он пытался казаться веселым. – Не боись, Леха, схожу я в этот дом и ничего такого не случится. Зато завтра мы ему устроим радостей…

Леха промолчал.

– А знаешь, – произнес он наконец, – Санька-то из лесу только к ужину вернулся. То ли заблудился, бегал, дорогу искал, то ли что… Только он веселый такой пришел, и не исцарапался нисколько. Не то, что мы с тобой. Чистенький весь. Ведь не просто же так, а? Как ты думаешь?

– Да кто его знает? Меня это сейчас как-то не колышет. Ладно, пошли, что ли, в корпус.

…Замяукал горн на отбой. Миша быстренько навел порядок, цыкнул на вторую палату, посулил Вовке Свинухину пятьсот приседаний, если хоть звук оттуда будет, и смылся из корпуса. Наверное, пошел на свидание с Дуской.

Поначалу-то первая палата стала качать права – после отбоя Миша всегда рассказывал что-нибудь интересное. Но пацаны из первой сами же и заткнулись – сообразили, что Миша отправился поход выбивать. «Что завтра пойдем, и не надейтесь, люди, – сказал он после ужина. – По моим сведениям, завтра нам опять поработать придется. Так что давайте-ка настраиваться на послезавтра. Если, конечно, небо на землю не обрушится. Впрочем, полагаю, что не обрушится.»

Что касается Светы, та наскоро проверила у мальчишек ноги, особо придираться не стала, а погасила свет и направилась на девчоночью половину – читать им книжку на сон грядущий. Теперь оставалось лишь переждать обход – и можно действовать.

Обход не заставил себя ждать. Явилась сонная Елена Дмитриевна, пересчитала ребят, вяло поинтересовалась, у кого что болит. Узнав, что больных не имеется, она пожелала всем спокойной ночи, посоветовала спать на правом боку и удалилась, шурша накрахмаленным халатом. Сейчас, в темноте, залитой тревожным лунным светом, она выглядела точь-в-точь как привидение.

Для гарантии подождали еще минут десять. Потом Серега сказал:

– Ну что, вроде пора.

– «Тайгой» намажься, – напомнил Андрюха Мазаев, и даже дал ему свой тюбик.

– Да… – протянул Санька. – Кажись, и впрямь пора. Слушай, Серый, а может, простить тебе спор? Мало ли что с тобой случится, а мне отвечать потом. Если разбирательство будет, эти козлы все растрепят, как пить дать. А мне неприятности ни к чему. В общем, ты меня понимаешь?

– Я-то тебя очень хорошо понимаю, – откликнулся Серега. Он ждал чего-то похожего. – Дерьмо ты, Санечка. И завтра будешь в дерьме валяться.

– Ну, кто валяться будет – это мы еще поглядим. Лучше покажь-ка, что с собой берешь. Так… Фонарь… Это правильно… Я рад, что ты додумался… Веревка… Нож… Слушай, а я точно такую же веревку у бабки Райки видел.

– А дерьма на палочке ты не видел? – тут же поинтересовался Серега. – А то могу показать. – И он принялся зашнуровывать кеды.

Санька не стал ему отвечать, вместо этого сказал:

– Ну, вроде все в норме. В чем шмотки потащишь?

– В пакете.

– Дай-ка его сюда, – Санька обшарил пакет и вернул Сереге. – Ну, пошел. Если что – помни, я предупреждал. Чао!

Луч фонарика все же оказался слишком слаб. Он освещал дорогу метра на два вперед, не больше, а все остальное тонуло в глухой черноте. От луны не было никакой пользы – сосны росли слишком густо, и оранжевый лунный свет, теряясь в их кронах, не доходил до земли.

Сейчас, ночью, Дальний Лес неприятно изменился. Будто и не лес это вовсе, а какая-то жуткая пещера, где медленно идешь, подсвечивая себе фонариком, и каждой клеточкой кожи чуешь непрочность нависающих каменных глыб.

Стволы сосен казались могучими звериными лапами, готовыми сию же секунду обрушиться на него сзади с сломать кости. Кусты были похожи на затаившихся клыкастых чудовищ. Вот еще немного – и прыгнут, обхватят липкими омерзительными щупальцами, вопьются в горло.

Серега пошел быстрее. Лучше уж не тянуть резину. Пускай это случится как можно раньше. Если, конечно, вообще случится.

Стало заметно холоднее, по телу забегали мурашки. Если бы не Лехин плащ, он бы совсем закоченел. А так – жить можно. Плащ теплый, длинный, почти до колен. Его и комары прокусить не смогут, когда Андрюхина мазь перестанет действовать. А может, около Дома костер устроить? Дым-то всех комаров отгонит… Нет, нельзя. Мало ли кто ночью по лесу шатается? Заметят костер, подойдут… А вдруг бандиты какие-нибудь?