Ведьмин дом - Страница 12

В доме что-то ухнуло, покатилось. Санька замер на одной ноге, прислушиваясь, а потом взглянул на ребят бешеными желтыми глазами:

– Ведьма!!! – отчаянно крикнул он, отпрыгивая в сторону. – Я ее слышал! Бежим! Все врассыпную! Встречаемся в лагере! – последние слова он уже проорал на бегу.

Словно натянутая пружина сорвалась – ребята кинулись в разные стороны. Ужас застилал им глаза, не разбирая дороги, они мчались по лесу, натыкались на деревья, падали и тут же поднимались, не видя ничего, кроме серо-зеленого марева и желтых, облитых ужасом Санькиных глаз.

Ветки лупили их по лицам, по рукам и ногам, но этого никто не замечал – в ушах все звучал пронзительный Санькин крик.

Серега, как и все, летел по лесу, не помня себя. Мозг отключился, решение принимали ноги. Падения, ушибы – до таких мелочей ему и дела не было.

Мысли начали возвращаться в голову лишь на краю леса, когда вдали уже показался серый лагерный забор. Тогда он остановился, оглядел себя и хмыкнул. Разорванная рубашка, измазанные в глине шорты, исцарапанные коленки, на левом локте вздулась багровая ссадина.

Сердце колотилось в груди, словно кто-то дергал его за веревочку. Потом он немного успокоился.

В самом деле, чего это они все так драпанули? Что там, в лесу, было? Кажется, что-то кричал Санька. Он, вроде бы, и первым дал деру, Но чего он крикнул, что их напугало, Серега вспомнить не мог.

Он осторожно пролез под забором и, стараясь никому не попасться на глаза, направился к корпусу. Точнее, он крался зарослями боярышника. Заросли тянулись вдоль изогнутой бетонной дорожки. По обеим ее сторонам торчали огромные белые стенды с картинками и изречениями. Их было множество – «Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья», «Пионеры всей страны делу Ленина верны», «Октябрята молодцы, Красной Армии бойцы», «Наш закон всегда таков – больше дела, меньше слов» – и так далее.

С одного стенда лыбилась обшарпанная троица – негритенок, вьетнамка и русский голубоглазый мальчик в центре – видимо, руководитель. С другого – усмехался Ильич. Правым глазом он уставился на плакат «Курсом Ленинского съезда пионеры вдаль идут!», левым читал фанерный совет: «Чтобы не было беды – будь подальше от воды!» Там еще было намалевано что-то человекообразное, барахтающееся в синей луже.

Стенды эти Серега знал наизусть. Не в первый же раз он в лагерь приезжает, успел выучить. Сами собой в мозгах увязли.

…Их мочили дожди – и краска стекала из печальных глаз вождя, их ломал ветер – и от воина-освободителя оставалась только нижняя половина. Но всякий раз лагерные умельцы восстанавливали их заново.

Если бы ночью кто-то убрал эти стенды, Серега, проснувшись, решил бы, что попал на другую планету. И расстроился бы. Но стенды стояли крепко, никто их снимать не собирался, и Серега знал, что они – навсегда.

И вот, наконец, пришел вечер. Сверкнуло и завалилось за горизонт кирпично-красное солнце, потемнел воздух, жалобно закричали птицы в кустах бузины. Небо стремительно темнело, но звезды в нем еще не прорезались. А на востоке из-за крыши заколоченной старой бани вылезла круглая оранжевая луна.

Сосны тонули в небе густыми кронами, похожими на мелкие островки в холодном океане. На необитаемые островки, где ни людей, ни зверей – лишь только цепкая упрямая трава опутывает валуны.

Серега пошел на Земляничную Поляну. Ему хотелось побыть одному. Это оказалось легко – после ужина все умотали на танцплощадку. Сюда, в синеватую полутьму, долетали, конечно, обрывки музыки: «Ах, Арлекино, Арлекино…» Вообще-то Серега любил эти песни, но сейчас они только раздражали.

Спустившись с крутого холма, он нырнул в спутанные, непроходимые кусты. Для всех непроходимые, но не для него. Он-то здесь каждую ветку знает, каждый камень.

Продравшись сквозь густые заросли, Серега вышел на Земляничную поляну. Сзади ее подпирали кусты, спереди – бетонный лагерный забор, на котором уже много лет зияла сделанная неотмывающейся черной краской надпись: «Спартак – чемпион!!!» Там вообще много чего было написано – несколько поколений постаралось.

…Поляна почти вся заросла могучей, черно-зеленой крапивой. Если сесть на корточки, она покажется настоящим лесом. Там, в крапиве, притаились незаметные кустики земляники. Они почти не видят солнца – и потому ягоды созревают куда позже, чем обычно.

Зато они огромные, дымчатые, сладкие как мед… Сейчас Сереге не хотелось лезть за ними – слишком темно, но вот завтра… Хотя, скорее всего, завтра ему будет не до этого.

Он сидел возле самого забора, в россыпях белого речного песка. Из песка кое-где выползали узловатые корни сосен. Здесь живут юркие черные муравьи. Они совсем не кусаются, не то что здоровенные рыжие пираты, обитающие за эстрадой. Зато, если эти, черные, на тебя залезут – все, буль-буль-карасики. Начнут гулять в волосах, под рубашкой, путешествовать в волосах. Щекотно до ужаса, а вытряхнуть их ой как непросто.

Странно, что Санька вместе со всеми умотал на танцплощадку. Ему бы сейчас во все глаза следить. Но видно, он полностью уверен в успехе, уверен, что слежка сейчас ни к чему. Неужели у него такая сильная воля? А может, агентура работает? Впрочем, это сомнительно. Кого ему посылать? Из других палат нельзя, утечка информации выйдет. А в ихней он доверяет только Андрюхе и Вовке. Но Андрюха – лопух, он любое дело завалит. А Вовка еще в тихий час разнылся – голова болит. Отвели его в изолятор – оказалось, и впрямь заболел. Температура у него. Перетрудился, видно, у ворот. Так что его в изоляторе оставили. Впрочем, ну их к лешему. Нечего голову забивать.

Очень не хотелось самому себе признаваться, но правда есть правда. Прогулка к Ведьминому Дому крепко пошатнула его уверенность. Конечно, нечистой силы не бывает. Это же научный факт. Папе с мамой про такое расскажи – посмеялись бы только. Отец поинтересовался бы, что за мистическая муха укусила дорогого сына. А вот мама обязательно подсунула бы какую-нибудь популярную книжечку про разоблачение колдовства и мракобесия. У мамы слабость к популярным книжечкам.

Книжки, конечно, умные люди пишут, всякие доктора и академики. Они-то уж точно знают, что такое нечистая сила и почему ее не должно быть.

А с другой стороны… Санькина история, конечно, сказочка. Прочитал ли где, сам ли придумал – без разницы. Но вот то, о чем говорил Леха… Про белых лошадей… Он же сказал – почти вся деревня их видела. Что, у всех дружно крыша поехала? Или все так резко решили наврать? И вообще Леха не про какую-то незнакомую тетку рассказывал – про свою собственную. Значит, что-то такое и впрямь было. А вдобавок еще Лехины глаза. И голос, когда он просил в Дом не ходить. Леха, похоже, на все сто процентов в эту чертовщину верит. И боится по-настоящему. И ведь не за себя боится – вот что главное.

А вообще… Даже если и будет что-нибудь там такое… Главное – страх сдержать. В «Вие» Хома Брут почему накрылся – от страха все. А если бы себя пересилил, глядишь, и спасся бы. А так, конечно, дай себе волю – и полные штаны обеспечены. Или что-нибудь похуже, что Санька обещал: разрыв сердца, или заикание, или седина.

А правда, если этим дело кончится, что станет с родителями? Маму тут же в больницу бы положили, у нее же сердце слабое, и один инфаркт уже был. Вынесет ли она второй? Может, пока не поздно, отказаться?

Стыдно, конечно, будет. И червячок тот на всю жизнь останется. И Лехе после этого в глаза не посмотришь. Получится, будто он его предал. Ведь надо же его от Саньки защитить, а если сдаться сейчас – об этом и мечтать не стоит. Наоборот, придется терпеть все Санькины издевательства – слово есть слово. Да и попробуй откажись – потом никто его за человека не посчитает. Ни в этом году, ни в будущем. Тут это дело крепко поставлено. Потому что если уж дал слово – слезами облейся, а держи.

Вытерпишь – значит, есть у тебя воля, значит, ты парень настоящий. А не стерпишь, рыпаться начнешь – стало быть, сявка ты сопливая. И никакими кулаками ничего не докажешь. Что ж, наверное, это справедливо.