Ведьмак - Страница 4
Совсем недавно Венедикт возвратился из Америки, где успешно выставлялся и с не меньшим успехом толкнул почти все свои произведения за очень даже хорошие деньги. Теперь этот богатенький Буратино день и ночь гужевал с многочисленными приятелями и прихлебателями (благо было за что), при этом каким-то чудом умудряясь заниматься творческим процессом.
Ехал я к Венедикту не без задней мысли устроиться к нему постояльцем хотя бы на некоторое время – пока не обзаведусь каким-то образом собственным углом.
Конечно, это была бредовая идея. Увы, мои финансы давно пели романсы – пенсия у меня не ахти какая, собственные сбережения в российских рубликах я прокутил, проиграл, а втихомолку пополнять личную копилку от щедрот своей супруги считал зазорным.
Правда, кое-какие деньжата у меня были, но в заграничных банках. Однако туда еще нужно добраться, а мне ох как не хочется высовывать свой нос за рубеж, чтобы его, случаем, там не прищемили мои бывшие противники. А это очень злопамятные господа.
К тому же я твердо решил потратить валюту лишь тогда, когда буду совсем старым и всеми брошенным. А такой момент может наступить в жизни любого человека, независимо от того, кем он был.
Так что вопрос, как купить квартиру, не имея на данный момент в кармане ни гроша, встал передо мной во всей своей неприглядной наготе.
Но человек живет надеждой. Вот и я надеялся, что меня озарит какая-нибудь стоящая идея, и я враз превращусь в местного магната, ворочающего миллионами. Фантазировать, знаете ли, не вредно…
Уже подъезжая к мастерской Венедикта, я от отчаяния придумал способ, как разжиться деньгами. Он здорово попахивал криминалом, но рациональное зерно в моей задумке, конечно же, присутствовало.
Я решил, что ради этого не грех тряхнуть стариной и отрыть свой томагавк, чтобы выйти на тропу войны за правое дело, благо воевать я умел, притом вполне профессионально.
Однако деньги, которые я намеревался реквизировать, открыв невидимый фронт борьбы за собственное выживание (и за справедливость; ведь каждой войне требуется глобальная идея), должны быть непременно «грязными», то есть, нажитыми криминальным путем.
Мысленно взвесив все «за» и «против», я пришел к мнению, что грязнее денег, чем от продажи наркотиков, придумать трудно. Ну разве что потрясти какого-нибудь крупного чиновника-мздоимца, нагло обирающего и так бедных соотечественников, доводя их до полной нищеты и деградации.
Клиента для экспроприации я наметил сразу же, без особых мыслительных усилий. Мне довелось нечаянно познакомиться с ним, когда Каролина однажды затащила меня на очередную презентацию… уж не помню чего.
Этот тип походил на хорошо откормленного борова с лицом старого павиана, а ростом он был Каролине по плечо, что не мешало ему ухлестывать за моей женушкой с пылом и настойчивостью стройного красавца-плейбоя.
Почему я тогда не отметелил его, до сих пор не пойму… А нужно было.
Так вот, этот самый боров-недомерок на поверку оказался очень крутым оптовым торговцем наркоты, которую поставляли в наш город нацмены. Так в сталинские времена называли представителей народов Кавказа и его окрестностей. В общем, восточные люди.
О его «бизнесе» мне рассказала под большим секретом Каролина, которая как-то ухитрилась выцыганить у него десять миллионов «зеленью» под очень маленький процент на какие-то насущные нужды своей фирмы.
Когда я спросил свою ненаглядную, а не замучает ли ее впоследствии совесть из-за того, что она воспользуется его грязными деньгами, Каро ответила мне в своем непринужденном прагматичном стиле: «Совесть и бизнес, в особенности крупный, – вещи несовместимые. Пора бы тебе это знать, милый. За происхождение денег ответственность несет кредитор».
Да, этого хмыря следовало бы потрясти… Я мечтательно ухмыльнулся. У меня совершенно не было сомнений в том, что он сидит на холме из наличных денег, которые ему приносят мелкие оптовики.
Мои временно лазурные мысли прервал водитель такси, сказав «Приехали…». Я расплатился и вышел.
Передо мной стоял дом с аркой, в котором ютились, как ласточки в норах, мастерские художников, так сказать, «в законе» – тех, кто имел счастье вступить в творческий союз еще в советские времена, когда к членскому билету прилагалось помещение для работы.
Как по мне, так это был не дом, а Содом и Гоморра вместе взятые. Гудеж тут не прекращался никогда, ни днем, ни ночью, ни в праздники, ни в будни. Оно понятно – творческие личности всегда пребывают в исканиях, а что лучше может взбодрить творческую мысль, как не добрая доза спиртного.
Входная дверь в мастерскую Венедикта, как обычно, была не заперта. Ну просто тебе проходной двор, подумал я неодобрительно, заходя без стука и звонка. Наверное, у Бьена Кириса очередной междусобойчик.
Я не ошибся. В мастерской стоял дым коромыслом от сигарет и раздавался разноязыкий гомон. Это уже было удивительно. Что тут забыли иностранцы?
Венедикт сразу же заметил мое появление, едва я стал на пороге. Он бросился на меня, как медведь на охотника, имевшего смелость поднять зверя среди зимы из берлоги, и облапил с неожиданной силой и страстью. (Чего-чего, а силушки Венедикту было не занимать).
Тычась своей окладистой бородищей «а ля рус» мне в лицо, он пьяно бормотал:
– Иво, друг! Ты где это запропастился, сукин сын!?
Нужно сказать, что о приезде Венедикта в родные пенаты я узнал из уст диктора телевидения. Дамочка с экрана преподнесла этот факт, как событие чрезвычайной важности.
В общем, она была где-то права. Ведь не каждый день наши провинциалы имеют возможность отметиться в Америке, притом с таким потрясающим успехом.
Все остальное мне стало известно от партнеров по преферансу, которые не раз забегали на огонек к Бьену Кирису, чтобы спеть очередной дифирамб его таланту и надраться на халяву до положения риз.
– Дела, знаешь ли… – ответил я уклончиво.
И конечно же, соврал. Никаких дел у меня не было. Просто я никак не мог доехать к Венедикту (хотя и собирался несколько раз), так как по пути к нему были еще и другие пункты, посещение которых вошло в мои привычки.
– Хорошо, что пришел, – гудел Венедикт. – Лучше позже, чем никогда. Бросай свои манатки и присоединяйся к нашей компании.
– Тогда сбегаю за бутылкой… – начал было я с наивным видом, но Венедикт, как и ожидалось, фразу закончить мне не дал.
– Обижаешь, старик. Сегодня я угощаю. Праздник у меня, ты это понимаешь?
– День рождения, что ли? – прикинулся я незнайкой.
– У меня теперь каждый день можно назвать днем рождения, – ответил Венедикт и гулко расхохотался.
Я глядел на него, и душа моя патриотическая радовалась. Нет, еще силен славянский генофонд, есть еще порох в русских пороховницах, не иссякла еще босяцкая сила.
Венедикт со своей бородищей, черной (правда, уже кое-где с проседью) гривой волос, в рубахе-косоворотке, которая едва не лопалась на литых чугунных плечах, и ростом под два метра был похож на былинного богатыря.
– Никак покорил Америку? – спросил я с деланным удивлением.
– Я, конечно, не Колумб, но шороху там наделал, – не без рисовки ответил Венедикт. – Эти тупые янки сколько мне бабок скинули за мои фигли-мигли, что я теперь могу не работать и бухать хоть до Страшного суда.
– Фигли-мигли?…
– Да брось ты притворяться, – махнул своей ручищей Венедикт. – Разве можно мои железяки назвать искусством? Все это барахло, мусор со свалки.
– Вот те раз…
Должен сказать, что у Вени была своя манера художественного творчества. Он собирал на свалках и складах металлолома разные железки и варганил с них разнообразные композиции.
Любому здравомыслящему человеку, воспитанному на картинных галереях Эрмитажа и Третьяковки, кажется, что все это чушь, чепуха на постном масле, очередной бзик или, если хотите, зигзаг художественной моды.
Все это верно. За одним маленьким исключением – в руках гения (ладно, пусть таланта) даже невзрачная металлическая шестеренка, которую вдобавок еще и называют «паразиткой» (ручаюсь за достоверность, сам где-то читал) неожиданно превращается в яркую красавицу-звезду, которая только что свалилась с небосвода.