Ведьма на выданье - Страница 27

Для чистоты эксперимента, делали мы это раздельно — я дома, фрау Хельга в своей комнатушке на постоялом дворе, — тщательно записывая результаты. В результате вышла полная ерунда. Меня руны звали на север, Таро — на восток, а куриные потроха, те и вовсе давали знак сидеть на месте и не рыпаться. Судя по выражению лица моей наставницы, имевшее место быть к вечеру, когда она явилась ко мне якобы за притираниями от радикулита, ее гадание дало толку не больше.

Проглядев мои записи, она поморщилась, еще раз внимательно их перечитала и, наконец, сделала вывод.

— Клархен, девочка моя, что у вас немного северо-западнее города находится? — спросила она.

— Ничего. — пожала плечами я.

— Так не бывает. — наставительно произнесла фрау Хельга. — Что-то, да обязательно есть.

— Лес.

— Очень хорошо. А в лесу ничего такого эдакого нет? Нехорошей поляны, старинных развалин, заброшенного замка, или еще чего-то подобного?

— Только заброшенный охотничий домик.

— Вот! — моя наставница воздела перст к небесам. — Значит удирать надо туда.

— Фрау Хельга, да нас там сразу найдут! — возмутилась я. — Это ж в каких-то паре часов быстрого хода от ворот. Нас же собаками затравят.

— Во-первых, нам никто не мешает провести гадание когда мы туда доберемся, а во-вторых… я тебя чему учила столько лет? Забыла как сбивать собак со следа? Значит так, завтра собираешь травы, а я отправлюсь в соседнюю деревеньку да прикуплю каких-никаких лошадок. Будем держать их на этой вашей заимке.

— Но кто за ними приглядывать станет? — удивилась я.

— Он. — фрау Хельга ткнула пальцем в сторону приоткрытой двери в соседнюю комнату, в щели которой блестели любопытные глазенки Гансика. — Ты же не собираешься его бросить здесь, одного, девочка?

Мнда, это точно. Не собираюсь. Ох, и выпала ж тебе доля, Гансик — в несколько дней потерять семью, ввязаться в интригу против Церкви и братьев-рыцарей, да еще и, в перспективе, в бега отправиться надолго, в эдакое перекати-поле превратиться. Может и впрямь бы лучше сэр Готфри отвез тебя к монахам? Я вздохнула.

— А я умею за лошадьми ухаживать. — пискнул шкода из-за двери. — У нас осел был, Пангур, я его и кормил, и чистил, а папка говорил, что осел, это та же лошадь, только маленькая и с длинными ухами.

— Ушами, горе луковое, а не ухами. — хмыкнула я. — Какой же из тебя ведьмак выйдет с таким-то словарным запасом? Представляешь, что будет, если придет к тебе рыцарь лечиться, а ты ему ляпнешь что-то вроде: «Отвар из ведьмоватых сорняков нужен для того, чтобы намылить вам шею»?

Фрау Хельга хрюкнула, пытаясь сдержать смех — видимо представила глаза будущего пациента Ганса после этой фразы.

— Это он что, купаться ко мне придет что ли? — спросил мелкий, появляясь в комнате.

Моя наставница не выдержала и расхохоталась.

К вечеру следующего дня все наши местные кумушки были надлежащим образом извещены о том, что мы с Гансом собираемся за ночными травами, а герр Радисфельд, замордованный бароном и его присными, не глядя подмахнул пергамент с условиями договора между «доброй жительницей города Кирхенбурга, Клархен Айнфах, травницей и знахаркой, с одной стороны, и Городским Советом Кирхенбурга, с другой стороны», согласно которому «оная Айнфах обязуется взять в подмастерья сроком на пять лет Ганса Виртела, сироту, обучить его своему ремеслу и, по истечение срока ученичества представить его на экзамен в Ратуше, где Совету надлежит определить право оного Виртела на практику ведуна и травника, и, ежели будет на то соизволение сеньора города, отправить его на обучение в Бранденбургскую академию волшбы и магознатства за счет городской казны, если оный Виртел изъявит согласие пять лет после ее окончание служить городским магом, а буде на то воля сеньора города, то магом придворным». Также «оная Айнфах обязуется весь срок ученичества кормить, одевать и предоставлять кров оному Виртелу».

Договор, недвусмысленно намекавший всем интересующимся, что я намерена прожить в городе еще не один год, писала фрау Хельга, и на мой вопрос, где она насобачилась составлять этакие документы, мечтательно вздохнула и ответила:

— Был у меня в молодости один легист из Брюгге, девочка моя… Такой, доложу тебе, затейник…

Но дальше развивать эту тему не стала.

Короче говоря, вечером мы покинули Кирхенбург уже официально являясь мастером и подмастерьем, так что обсуждали местные сплетницы не тему «Куда эта ведьма с мальчонкой на ночь глядя поперлась», а спорили о том, правильно ли Радисфельд поступил, отдав ребенка в обучение именно ко мне, и выйдет ли толк из такой учебы вообще. Учитывая то, что большая их часть за день успела побывать у меня в лавке с поздравлениями по поводу появления подмастерья (подспудно выведывая, не собираюсь ли я поднимать цены), мнения склонялись, пожалуй, в мою пользу.

По дороге к охотничьему домику я действительно занималась обучением Гансика, указывая ему различные травы и рассказывая о их свойствах. Шкода внимал широко раскрыв глаза.

— Вон, видишь, — говорила я ему, — травка ветвистая с розово-сиреневыми цветочниками? Это сухоцвет, там где он растет глина к поверхности земли близко выходит. Пока цветет, можно собирать — у него кроме корня все на отвары идет. От сердца помогает, при изжоге, просто чтоб успокоиться. Если бешеный зверь укусит тоже пить можно.

— Чтоб самому не сбеситься, да?

— Угу. А при зубной боли рот его отваром полощут. А вон, глянь, лопух. Как думаешь, для чего нужен?

— Ну, если в лесу до-ветру приспичило… — смутился Гансик. — Листья большие, мягкие. Очень удобно.

— Очень удобно. — передразнила его я. — Да им чего только не лечат. Корни, если их по осени собрать да настоять, и кровь чистят, и от жара помогают, чтоб с потом болезнь выдворить, и камень из почек гонят. Снаружи этим же настоем от зуда, прыщей, лишая и радикулита мазаться можно. Волосы полезно таким отваром полоскать — чтоб не облысеть как герр Захуэр. А листья, если их размочить, получше подорожника будут на раны и ожоги.

— Ух ты… Настоящая эта… панацацка!

— Панацея, горе луковое. А вон, гляди, ревень цветет.

— И что из его цветков делают?

— Из цветов только венок. А вот если корни высушить и истолочь, то от запора очень хорошо помогает. Дня два с горшка люди не слазят — так полоскает.

— И ты все-все травы на свете знаешь? — восхитился Гансик.

— Все никто не знает. — вздохнула я. — Земля большая, травы везде разные растут. Какие-то я никогда не видела, о каких-то даже и не слыхала. Но вот те, что растут от сих пор до центральной Италии и от середины Меровенса до мадьярских границ, это да. Знаю все.

— А вон это чё цветет?

— Икотник. Если в воде настоять, то от икоты помогает. А коли этот настой с медом развести, то поить этим надо тех, кого зверь бешенный покусал.

— А это вкусно?

— Все вкусные лекарства медикусы сами съели, одни невкусные остались. — хмыкнула я.

— Фу. — шкода смешно сморщил нос. — Не буду давать себя кусать зверям.

— Это правильно. Ну, пришли вроде. Вон и охотничья заимка.

Заимка, это конечно сказано было громко. Потемневший от времени деревянный домишко, знавший гораздо лучшие времена, с покосившимися стенами и прохудившейся крышей. Никто его не пытался чинить уже Всевышний знает сколько лет — зверь-то из окрестностей Кирхенбурга давно ушел. Только изредка припозднившиеся грибники находили в нем убежище от непогоды, однако же сезон сбора грибов еще не начался, так что ожидать кого-то в гости нам не приходилось.

У чудом уцелевшей коновязи стояли две жалкие клячи, по сравнению с которыми приснопамятная Бочка, в день ее покупки, казалась арабским скакуном. Рядом расположилась вместительная телега.

«Боже, — мысленно простонала я, — неужто фрау Хельга, чтоб ей крапивой подтереться, решила сэкономить?»

Сама моя наставница наблюдалась на лавочке у входа в избушку, с иглой и нитью в руках, занятая починкой целого вороха ношеной мужской одежды.