Ведьма и секс - Страница 70

Совершенно очевидно, что по народным поверьям длинные распущенные волосы являются элементом магии силы и, значит, сильнейшим оберегом. Именно поэтому, пока у женщины нет защитника-мужчины, она бегает с распущенными волосами. Подтверждением этого является и то, что женское богатырство традиционно связывается с состоянием девственности. С распущенными волосами выходят замуж, уходят на тот свет и провожают покойника, с распущенными волосами спасают жизнь скотины, людей, мира... Что же такое тогда распущенные волосы "ведьмы", ведуньи, знахарки, когда они пытаются произвести свои действия над ребенком в печи? И что делала с Иваном Баба-Яга? 

Прежде, чем перейти к огню в печи, — небольшое отступление. Можно сказать, мы ведем сейчас своего рода расследование по обвинению Бабы-Яги в совершении "уголовных преступлений", в частности, в том, что она похищает детей и ест и, предварительно изжарив в печи. Обвинение в похищении детей далеко не однозначно. Иван-дурак пришел сам, хоть и случайно. Однако, случайность Сказки очень хитрая штука, как и случайность Судьбы. Это родственные понятия — одна сказывается, другая прорицается. И обе писаны в Книгу, поэтому изменить их нельзя. Все предрешено и Ивашка только говорит о рыбалке, а направляется он к Бабе-Яге. А Василиса Премудрая и не скрывает, что шла специально. Правда, некоторых детей приносят Бабе-Яге ее помощники Гуси-лебеди, которые, как мне кажется, типологически сопоставимы с Сороками-вещейками из былички. Но даже если они и были ее помощниками, она-то не похищала. Это раз. А во-вторых, вслушайтесь в звучание: принести ребенка! Здесь снова ощущается связь с деторождением.

Гораздо страшнее то, что она жарит и ест детей. Это очень серьезное обвинение и за это Баба-Яга никогда не будет прощена человечеством... если только она их действительно ела. Однако, ни в одной из сказок мы не найдем ни одного съеденного ею ребенка. Наоборот. В половине сказок про Бабу-Ягу мы обнаруживаем, что Дураки изжаривают ее собственных дочерей да заодно и ее саму. Примерно также несостоятельны оказывались и реальные обвинения колдуний, когда дело против них рассматривалось грамотно, в юридическом порядке. И уж раз мы перешли на язык юриспруденции, следующее доказательство невиновности моей подзащитной, господа присяжные заседатели, я приведу из работы юриста А.А. Левенстима "Суеверие в его отношении к уголовному праву", опубликованной в прошлом веке в журнале Министерства Юстиции за 1897 года:

"От сухоты, называемой "собачьей старостью", в (...) том же Лукояновском уезде "припекают". Это делается следующим образом: всего младенца обертывают в тряпки или обкладывают разсученым в его величину пресным тестом из ржаной муки; затем, привязавши ребенка к пирожной лопате, одна женщина сует его три раза в печку, а другая столько же раз бегает от печки до порога с приговором: "пеки собачью старость, пеки гораздо".

"На это суеверие мы лично наткнулись в Виленском уезде, благодаря тому, что обвинение сразу было поставлено слишком круто. Мачеха хотела вылечить таким способом своего пасынка; операция не удалась, и ребенок умер во время припекания. Некоторые из соседей, усмотрев в данном случае признаки преднамеренного убийства, заявили обо всем уряднику и добавили, что, по-видимому, мачеха, желая избавиться от своего пасынка, воспользовалась местным суеверием, чтобы скрыть совершенное ею злодеяние. Но при проверке это обвинение совершенно не подтвердилось, а было констатировано только лечение по суеверному и слишком радикальному методу".

Припекание на самом деле было широко известно исследователям народной культуры. О нем упоминает Даль в книге "О повериях, суевериях и предрассудках русского народа": "От детского недуга собачья старость, вероятно, сухотка хребтового мозга, перепекают ребенка, т.е. сажают его на лопату и трижды всовывают наскоро в затопленную печь" Та же "собачья старость" под наименованием стень описывается у Сахарова. Но всерьез этот способ лечения описан по материалам этнографического бюро князя В.Н.Тенишева доктором медицины Г.Поповым в книге "Русская народно-бытовая медицина".

"Очень любопытен способ передачи собачьей старости щенку, практикующейся в некоторых местах Керен-гоу (Пензенск, г.). Топят баню и несут туда ребенка и маленького щенка. Знахарка моет в корыте сначала щенка, а потом, в той же воде ребенка и кончает лечение тем, что парит их вместе на полке, ударяя веником по ребенку раз, а по щенку два.

Иногда, для передачи собачьей хили с ребенка на щенка, применяется совершенно другой прием. Их привязывают вместе к хлебной лопате, всовывают в горячую печь и бьют прутом, попеременно, ребенка и щенка, чтобы хиль перешла с первого на последнего...

Это сажание в печь ребенка при собачьей хили представляет в некоторых местах (...) совершенно самостоятельный прием лечения и носит название "перепекания младенца". Основанием для этой операции считается то, что, будто бы, такой ребенок не допекся в утробе матери. Соединение этого последнего приема с только что рассмотренным, основанным на принципе передачи болезни, создает в высшей степени оригинальный и сложный прием, который чаще всего совершается следующим образом.

Утром когда затопят печку, призывают бабку-знахарку. Она берет ребенка, кладет или сажает его на хлебную лепешку и до трех раз подносит лопату с ребенком к устью печки, а мать ребенка идет в сенцы, смотрит в дверь и говорит:

— Бабка, бабка, что делаешь?

— Перепекаю младенца Алексея.

— На что?

— Выгоняю из него собачью старость.

— Перепекай же и выгоняй собачью старость, чтобы не было отрыжки.

Знахарка, еще не снимавши ребенка с лопаты, приказывает поймать щенка и посадить его под плетуху, сзади знахарки. Когда это сделают, тогда знахарка говорит: "перепекла младенца Алексея, выпекла из него собачью старость. На собачью старость дую и плюю, а младенца Алексея целую". Потом, обратясь задом к младенцу, начинает плевать и дуть на щенка, а затем три раза целует ребенка. После этого, на плетухе, под которой лежит щенок, купают ребенка в теплой воде, настоенной на соломе, поднятой с перекрестка трех дорог. Выкупавши ребенка, щенка выгоняют из избы, приговаривая: "иди, ты, собака, и разноси свою собачью старость от младенца Алексея по буграм, по лугам, по буеракам, по пашням, полосам, посадам, по кустам и прочим местам, чтобы твоя старость не сушила младенца Алексея и не крушила его отца с матерью". На младенца надевают свежее платье, а старое сжигают в печке и золу развевают по воздуху, воду же, которая осталась от купанья, выливают под печку. Потом бабка берет младенца на руки, подносит его к печке, поднимает три раза вверх, приговаривая: "будь теперь, мой внучек, с столб вышины, с печь толщины", передает младенца матери и лечение кончается".

Ни Попов, ни другие исследователи не указывают, распускали ли эти знахарки волосы, но ясно, что они исполняли сложный обряд, оберегающий ребенка. И на что я особенно хотел бы обратить внимание — так это на совершенно определенную связь Печи и Материнской Утробы. Причем, не только Печь обладает качествами утробы и способна рожать, но, очевидно, и Утроба обладает сходными с печью качествами, в частности, огненностью. Не отсюда ли и разговорные выражения, типа: жар любви или огонь страстей — явно имеющие отношение к продолжению рода. А вот что рассказывает Зеленин во все той же "Восточнославянской этнографии" о бережении при родах.

"Повивальная бабка — это непременно пожилая женщина, у которой были свои дети; предпочтение отдается уважаемым вдовам и вообще тем женщинам, которые ведут безупречную нравственную жизнь. Девушек и молодых женщин народ считает для роли повитух непригодными, поэтому так редко обращаются в этих случаях к профессиональным акушеркам.

В случае тяжелых родов прибегают к магическим средствам: все присутствующие, не исключая самой роженицы, снимают пояса, расстегивают воротники, развязывают все узлы, расплетают косы, открывают печные заслонки..."