Ведьма и колдун - Страница 33

А потом он произнес слова, от которых мой мир пошатнулся:

— Теперь надо только разыскать ее брата и родителей, и угроза Олгудов станет историей.

— Что?! — завопила я.

Надзиратели толкнули меня за то, что я посмела прервать их разговор. Это было больно.

— Да… очень хорошо, — продолжал мужчина. — Считайте, уже сделано… И вы тоже примите мои поздравления.

Наушники администратора отключились, и он насмешливо улыбнулся.

— Мои родители не в этой тюрьме? — крикнула я, и за это охранники еще раз толкнули меня.

— Зачем нам сажать твоих родителей в тюрьму для несовершеннолетних? — фыркнул он.

— Не знаю, — пробормотала я. — Может, потому что все вы — клинические сумасшедшие?

Надзиратели снова толкнули меня, а администратор проигнорировал мое замечание.

— Нет, правда, зачем нам оставлять их в живых? Тебя нам надо допросить, а их… Поверь, как только мы их поймаем, можешь официально считать себя сиротой.

Он угрожающе осклабился, но, несмотря на всю его жестокость, я обрадовалась тому, что мои родители пока живы… и свободны.

— Бросьте ее в блок Д, камера четыреста двенадцать, — крикнул он надзирателям, которые тащили меня прочь от его поста туда, где мне предстояло провести остаток своей недолгой жизни.

Я стала рассматривать двери камер: за решетками было полно детских лиц с пустыми глазами, возраст заключенных не превышал шестнадцати лет.

Гнев проснулся в моей душе с новой силой. Саша что, шпион Нового Порядка? Он надурил нас с Уитом для того, чтобы мы пришли сюда и нас поймали?

Охранники тащили меня вверх по лестнице, в четыреста двенадцатую камеру, как и все прочие, переполненную испуганными, отчаявшимися детьми. Сколько им оставалось жить? Сколько оставалось жить нам?

Уисти

Одна мысль неотступно преследовала меня, пока надзиратели, толкнув меня на решетку, отпирали дверь. Даже если Саша нас надурил, ведь я все равно все провалила. Я подвела этих детей. Подвела Эммета. Подвела Марго. Подвела Уита. Подвела родителей.

Второй раз за день я заплакала как ребенок.

А потом случилось самое замечательное. Одна из заключенных — тощая, маленькая девочка, находившаяся в камере, — протянув свою руку через прутья, дотронулась до моей и попыталась меня взбодрить.

— Не плачь. Помни: они это делают, потому что боятся. Боятся тебя. Боятся всех нас.

— Что ты имеешь в виду?

— Они знают, что мы на все способны. Знают, что в нас есть силы сражаться.

— Заткнись, маленькая грязная тварь! — рявкнул на нее один из охранников, словно адский пес.

Девочка и бровью не повела.

Это заставило меня задуматься. Она стояла передо мной — тощая, измученная — прямо как Майкл Клэнси, — и все же находила в себе силы утешать меня. И силы надеяться.

Может, в моей душе тоже остались крупицы веры? Тот самый шанс выжить, равный одному проценту, за который я прежде так яростно цеплялась.

«Они боятся тебя. Боятся всех нас».

Я обернулась к похожим на адских псов надзирателям, пытающимся втолкнуть меня в открытую дверь камеры, и заорала, словно одержимая:

— Замрите!

Они засмеялись, и один из них ударил меня дубинкой по голове.

У меня из глаз искры посыпались, я обмякла. Что такое? Я больше не слышала голоса надзирателей… Меня больше никуда не тащили… И дети в камере смотрели на происходящее разинув рты, словно только что увидели, как по каминной трубе спустился Санта-Клаус.

Да. Да! Магия все же сработала! Охранники замерли!

Слегка дернув запястьями и локтями, я сумела освободиться от их каменной хватки. Это был долгий-долгий путь к свободе. Я посмотрела на мерцающий красный огонек камеры видеонаблюдения, как раз поворачивающейся в мою сторону. Кто знает, мимо скольких еще сотен надзирателей и дюжин стальных дверей мне предстояло пройти, чтобы выбраться отсюда.

Но речь была не только обо мне, а еще и о моей большой совести. В конце концов, дети из отпертой камеры могут пойти со мной, а как насчет всех тех сотен испуганных, вызывающих жалость лиц, пытливо глядящих на меня через решетку остальных камер? А те, что на следующем этаже? А в других блоках?

Я сняла у одного из застывших охранников с пояса ключ и двинулась в соседнюю камеру.

— Вы, ребята, хотите отсюда выбраться или нет? — прокричала я, обращаясь к заключенным блока.

Мой вопрос приветствовали сотни душераздирающих возгласов, полных надежды. Я быстро прошла по балкону, отпирая все камеры.

Потом завыла сирена, и в блок примчалось человек двадцать надзирателей.

Уисти

Громилы в сапогах врезались в толпу детей, освобожденных мной из камер, размахивая дубинками и электрошокерами.

До конца жизни в кошмарах мне будут сниться здоровенные надзиратели, хватающие, избивающие, калечащие детей, которые раза в четыре меньше этих мучителей.

А в тот момент возмущение мое превзошло все границы. Казалось, каждая клеточка моего тела кипит от гнева. И вот… пых!

То есть именно «пых!». Знакомое пламя высотой в полметра, а потом и в метр снова заплясало вокруг меня.

Огненная Девочка наносит ответный удар!

К счастью, я стояла прямо под датчиком пожарной тревоги. А в свое время люди, заправлявшие миром, видели в человеческой жизни ценность и приняли ряд мер для того, чтобы не все в тюрьме погибли в случае обширного пожара. Новый Порядок, получив в свое распоряжение тюрьму, построенную в обществе, основанном на законности и справедливости, не учел, что сигнал пожарной тревоги автоматически открывает все двери в тюрьме, в том числе двери камер.

И вот, пока сирена пожарной сигнализации завывала, я стала гнать охранников прочь. И всюду, где я ступала, оставались огненные отпечатки. Мне предстояло вывести этих детей отсюда, а значит, надо было расчистить путь.

Охранники особо не сопротивлялись. Мне удалось оттеснить их к следующему блоку, прежде чем к ним на помощь пришло подкрепление и они стали предпринимать попытки отстоять свою территорию. Один выкрикивал по рации приказы, остальные держали наготове электрошокеры и дубинки.

Я глубоко вздохнула и вспомнила слова девочки: «Они боятся нас всех».

Во всяком случае, разъяренную пятнадцатилетнюю бунтарку, несущуюся прямо на них с распростертыми объятиями и вопящую, словно маньячка, «Огонь — это правда-правда очень больно!» и «Я — злая, страшная ведьма!», они явно слегка побаивались.

Я прорвалась сквозь их ряды, и меня нисколько не смущали вопли, раздававшиеся, когда их одежда загорелась. Крикнув им: «Стойте, валитесь на пол и катайтесь, идиоты!» — я рванула в следующий блок камер.

— Выходите все! — закричала я находящимся там детям, в точности как и заключенным из предыдущего блока, следующим за мной на безопасном расстоянии — весьма разумно. — Пожар! Все на выход! Сейчас же! Видите вон ту лестницу? Это и есть выход!

По правде говоря, мне и самой становилось страшновато. Я еще никогда прежде так долго не полыхала. А вдруг обуглюсь безвозвратно?

Однако обдумывать это не было времени, потому что внезапно сотни тощих, грязных, напуганных детей ринулись мимо меня прочь из камер. И я не хотела, чтобы они загорелись.

Уит

Оставив детей в «Гарфанкеле», мы решили обойти Смерть в Подземке и вернуться в тюрьму другим путем. Верный своему слову, я уклонялся от исполнения рекомендаций Эммета.

На сей раз моим штурманом стала Марго. Мы сидели в фургоне вдвоем, остальные должны были ждать нас у ворот тюрьмы.

Перед отъездом я довольно удачно поколдовал над фургоном, в результате он окрасился в неоднородный синий цвет и приобрел номерные знаки штата Айдахо. Но это была не единственная крупная перемена.

Не так давно я выглядел тридцатилетним. Потом снова превратился в подростка — без предупреждений — в тот момент, когда поднимался по неработающему эскалатору в «Гарфанкеле». В результате я даже споткнулся и упал на несколько ступенек вниз. Очень неприятное ощущение.