Вечный ветер - Страница 47
— Ты? — спросил он. — Не спится?
— Да, хорошая ночь…
— Ночь как ночь. Просто нагнал я на вас мерехлюндию своим рассказом, вот вы и разбрелись, да и мне взгрустнулось. В такие минуты я обращаюсь за поддержкой к древним. Сейчас мне припомнились слова поэта Мюссе: «Когда сердце поймет, что оно состарилось, ему открываются причины всех вещей». Ничего не скажешь, красивое утешение. Одна беда — неверное. Наоборот, чем дольше живешь, тем больше убеждаешься, как глубоко скрываются все эти причины. И еще труднее понять, что ты стар и что тебе пора уступать место другим. Но я, кажется, начинаю понимать. Пора? Хе-хе! Наверное, поэтому хочется вернуться к прошлому. Лет пятьдесят никому не рассказывал. А человеку свойственно делиться своими мыслями о прошлом. И сам весь там… Нелегко жить в чужом времени. Эпохам присущи, как и музыке, тональность, ритм. Все это от рождения в человеке. И я думаю, как нашим ребятам астролетчикам придется туго в иных цивилизациях. Что, не так?
Я сказал мысль Биаты об исключительности жизни.
— Не ново. Все религиозные учения придерживались этой точки зрения. Были такие же мнения у серьезных ученых. И все от косности. Оттого, что трудно поверить, что вот так же где-то стоят два индивида и философствуют. Когда приходят такие мысли, то обращай взор к звездному небу. Сам же как-то согласился с умной мыслью о бесконечности проявлений разума на нашей планете, а сейчас отрицаешь его там! Нет! Вглядись в эту белую тропу, выстланную миллиардами солнц! Сколько вокруг них крутится планет? А там, дальше! Нет, Ваня, скоро мы в «шепоте звезд», как сказал какой-то поэт, различим «голос ищущего брата». Все это будет, и теперь скоро. — Он усмехнулся: — Сейчас разговаривал с Главным медиком. Кажется, поднял с постели. Доложил ему в кратких чертах наш случай. И представь, он огорошил меня! Благодарю, говорит, но ваш случай детально описан во всех медицинских учебниках. Конфуз!.. Ну, как твои лилии? Пошли-ка взглянем на них. Любопытные загадки задала нам матушка-природа, — говорил он, быстро шагая в глубь острова, — и нам хватит разгадывать, и еще останется малая толика. И в этом жизнь, братец мой, все ее содержание!
СЧАСТЬЕ ИЗМЕНИЛО ДЖЕКУ
На круговом экране Центрального поста вздымались и опадали волны. Наискось пронеслась, трепеща перламутровыми крыльями, летучая рыба. Океан накренился, показав всего себя до горизонта, словно припорошенного золотистой пыльцой. Где-то здесь, среди невообразимой дали, умирал Черный Джек. Ему не повезло. Во время охоты на золотую макрель у берегов Кокосовых островов Джек и еще несколько косаток увлеклись и попали в лабиринт коралловых рифов. Большинство погибло, так как начался отлив и косатки застряли между коралловых глыб, лишь несколько раненых во главе с Джеком выбрались из ловушки.
Пронесся отряд дельфинов. В полумраке комнаты водяные брызги слепили глаза. Дельфины прошли журавлиным строем, деловито пыхтя. Они ищут Черного Джека. Над ними в небесной синеве висит авиетка с «Кальмара» и передает нам все, что творится у нее под килем. Авиетка легла на курс, взятый отрядом дельфинов, перегнала их. На нас медленно движется волна в голубых барашках. Неожиданно воду закрывают трепещущие крылья чаек, альбатросов, фрегатов. Знакомая картина.
Погребальный эскорт. На короткий миг туча птиц раздалась, и в образовавшемся окне мелькнула вода, окрашенная кровью, акулы, рвущие тело умирающей косатки.
Крылья чаек закрыли страшную картину. Авиетка полетела дальше, здесь уже ничего нельзя было поделать. Вспомнился бедный Атилла.
Стая птиц поредела. Зловеще крича, чайки летели на восток, куда держали курс дельфины и авиетка.
В том же направлении мчалась стая акул. Вот и вторая жертва. Раненая косатка оставляла за собой розовый след. Акулы взяли ее в полукольцо, но боятся еще подходить близко. Одна из акул метнулась было к ней сбоку, косатка молниеносно повернулась, и акула замерла парализованная. Косатка не тронула ее, а сделала оборот на 360 градусов. Стая метнулась в стороны. Косатка продолжала путь. Акулы поплыли за ней, держась теперь несколько дальше, чем прежде.
На посту Центрального управления собрались почти все островитяне. Павел Мефодьевич сидел, откинувшись в кресле ответственного дежурного, остальные стояли, шепотом делясь впечатлениями.
Раненая косатка и ее преследователи скрылись за нижней кромкой экрана. На нас бежала водная гладь, усыпанная солнечными бликами. Величественно распластав крылья над морем, парили фрегаты. Словно отлитые из бронзы, тела акул мелькали в солнечной воде. Их было очень много, и мчались они все в одном направлении.
— Мне становится жаль косаток, — громко сказал Костя.
Павел Мефодьевич посмотрел на него и одобрительно кивнул.
— Вполне разделяю хорошее и не всегда полезное чувство. Косатки сейчас находятся в еще более трудном положении, чем дельфины, когда мы не понимали друг друга. С косатками все сложней, и они сами сложней. Надо очень осторожно предлагать им свою дружбу, ухитриться убедить, что мы нужны им. Боюсь, что мы пока не внушаем им уважения. Ведь они владыки морей. Я бы сказал — ярые националисты! И все же независимо от всего я питаю к ним симпатию и даже уважение. Джек что-то вроде благородного разбойника в моем представлении, а среди своих его, наверное, чтут как вождя в борьбе за независимость. Нет, удивительный народ! Ты заметил, как та раненая косатка пустила в ход весь комплекс своих оборонительных средств? Акул как метлой отбросила в стороны!
Костя спросил:
— Метлой? Что это такое — метла? Особый орган у косаток, вырабатывающий ультразвуковые волны? Или волевые импульсы?
Павел Мефодьевич закрыл лицо руками. Послышалось добродушное клохтанье: он смеялся.
Обиженный Костя умолк, потому что на экране появилась целая стая косаток; они плыли очень медленно, окружив кольцом трех своих сородичей. Одну, огромную, с темной, почти черной спиной, поддерживали две косат-ки меньше размерами. В черной косатке длиной не меньше девяти метров все узнали Черного Джека. Авиетка уравняла скорость с движением стаи и спустилась ниже, дав нам крупным планом Джека и «братьев милосердия». Без их помощи он пошел бы ко дну. На животе и боках у Джека виднелись страшные раны, левый плавник безжизненно свисал. Поражало выражение его глаз — в них не было ни страха, ни покорности судьбе, а светилась воля к жизни, гордое мужество.
— Положение у Джека не из блестящих, — сказал Костя.
Ему никто не ответил. Уставших «братьев милосердия» сменяла другая пара. Прежние отошли в сторону, а новая пара ловко и очень осторожно подхватила беспомощного Джека. Косатки старались не притрагиваться к ранам своего главаря; двигались они согласованно и очень медленно для таких стремительных существ.
Командир авиетки докладывал капитану «Кальмара»:
— Косатки делают пять-шесть миль. Через полтора часа они будут у атоллов и зайдут в одну из лагун. Вероятно, там они решили лечить своего вождя. «Кальмару» ни в одну из лагун не пройти: извилистый канал и довольно мелкий. По крайней мере, рискованно.
— Что же ты предлагаешь?
— Остановить их до вашего подхода.
— Но акулы!
— Через десять минут здесь будут дельфины.
— Тогда, как только они подойдут, сбрасывайте ампулы.
— Есть!
— Тебе не кажется, что Джек очень плох?
— Да, но держится великолепно. Несмотря на раны и явный промах с рифами, он остался главой племени. Его беспрекословно слушаются. Вот сейчас он послал трех косаток отогнать акул. Видите, сколько этих тварей собралось вокруг.
— Многовато, но не следует без необходимости применять крайние средства.
— Понятно, мы должны поддерживать биологическое равновесие…
Командир авиетки и капитан «Кальмара» еще несколько минут продолжали разговор, но слова их заглушал крик налетевших чаек.