Вечный слушатель - Страница 100

Защитись от реальности жизнью двойною,

Не давай покушаться на тайны твои,

Ни морщинкой не выдай на гордом челе,

Что душа твоя - сад за высокой стеною,

Но такой, где одни сорняки да репьи

И сухие былинки на скудной земле.

***

В резьбе и в золоте, кадило,

Дымя, качается устало.

Стараюсь, чтоб душа следила

За исполненьем ритуала.

Но - вижу взмах руки незримой,

Неслышимую песню внемлю,

В иных кадилах струи дыма

И чую сердцем, и приемлю.

Чем длится ритуал успешней,

Тем он причастней горней славе,

Где вечен ритуал нездешний.

Явь - только то, что выше яви.

Кадило движется; повисли

Дымки, напевы зазвучали,

Но здешний ритуал - лишь мысли

О том, нездешнем ритуале.

К подножью Божьего престола

Душа свершает путь безвестный...

И шахматные квадры пола

Суть мир земной и мир небесный.

ЭЛЕГИЯ ТЕНИ

Мельчает род, и опустела чаша

Веселья прежнего. Уже давно

Холодный ветер - ностальгия наша,

И ностальгия - все, что нам дано.

Грядущее минувшему на смену

Ползет с трудом. А в лабиринтах сна

Душа везде встречает только стену;

Проснешься - снова пред тобой стена.

Зачем душа в плену? Виной какою

Отягчены мы? Чей зловещий сглаз

Нам души полнит страхом и тоскою

В последний сей, столь бесполезный час?

Герои блещут в невозможной дали

Былого, - но забвенную страну

Не видно зренью веры и печали;

Кругом туман, мы клонимся ко сну.

Который грех былого столь жестоко

Бесплодьем искупить пора пришла?

Зачем столь беспощадна воля рока,

Столь сердцу безнадежно тяжела?

Как победить, сникая на излете

Какой войною и каким оружьем?

Для нашей скудной и заблудшей плоти

Ужели казнь горчайшую заслужим?

Прекрасная земля былых героев

Под знойным солнцем средь лазурной шири.

Что высоко сияло, удостоив

Всех милостей тебя, возможных в мире!

О, сколько красоты и славы прежней!

Надежды опьяняющая рьяность

Увы, чем выше взлет, тем неизбежней

История: паденье в безымянность.

О, сколько, сколько!.. Вопросишь невольно,

Где все, что было? В глубине Гадеса,

Во свете черном никому не больно,

Ничьи стенанья не имеют веса,

Кого, по воле темного владыки,

Отпустят в жизнь из царства древней тьмы,

Когда придем по следу Эвридики

Иль станет так, но обернемся мы?

Не порт, не море, не закон, не вера

Велеречивый, горестный застой

Царит один как мертвая химера

Над скорбной влагою, над немотой,

Народ без рода, стебель без опоры,

Предпочитающий не знать о том,

Что смерть спешит к нему, как поезд скорый,

И все в нутро свое вберет гуртом.

Сомнений и неверия стезя,

Ведущая во глубину сознанья,

Где никакою силою нельзя

Спастись от косной жажды нежеланья.

Сиротству подражая и вдовству,

Мы записать хотим рукой холодной

Тот сон смешной, что видим наяву,

Сон бесполезный, скучный и бесплодный.

Что станет со страной, среди народов

На Западе блиставшей, как маяк,

С когортой рыцарей и мореходов,

Вздымавших гордо португальский флаг?..

(О шепот! Вечер, ночь уже почти

Сдержи слова ненужной укоризны;

Спокойствием страданье сократи

В огромном сердце гибнущей отчизны.

О шепот! Мы неизлечимы. Ныне

Нас пробудить бы, мнится, только мог

Вихрь той земли, где посреди пустыни,

У бездны на краю, почиет Бог.

Молчишь? Не говоришь? Ужель полезней

В себе лелеять слишком горький опыт,

О родина! Как долго ты в болезни

И спать-то не умеешь. Жалкий шепот!)

О день, в тумане будущего скрытый:

Король воскресший твердою рукой

Спасет народ, и осенит защитой

Взаправду ль Бог назначил день такой?

День очищенья от греха и срама

Когда прийти назначено тебе,

Исполнить долг, разверзнуть двери храма,

Затмить глаза блистающей Судьбе?

Когда же, к Португалии взывая,

К душе-пустыне, дальний голос твой

Прошелестит, как благостная вайя

Над влагою оазиса живой?

Когда тоска, дойдя до крайней грани,

Увидит в час перед рассветом, как

Возникнут очертания в тумане,

Что ныне сердцу грезятся сквозь мрак?

Когда? Движенья нет. Меланхоличный

Черед часов: душа привыкла к яду

Ночной досады, вечной и обычной,

А день способен лишь продлить досаду.

Кто, родина, расправился с тобой,

Отравленною сделал и недужной,

Кто жалкой наделил тебя судьбой,

Прельщая пищей - сытной, но ненужной?

Кто вновь и вновь тебе внушает сны?

Кто вновь и вновь тебя могилой манит?

Твои ладони слишком холодны.

О, что с тобою, в жизнь влюбленной, станет?

Да, ты жива, да, длится бытие,

Но жизнь твоя - лишь сонные мгновенья...

Все существо облечено твое

Позорною хламидою забвенья.

Спи - навсегда. Знай, греза голубая

Хотя бы не спалит тебя дотла

Как сон безумный, что любовь любая

К тебе, о родина, - всегда мала.

Спи безмятежно, - я с тобой усну,

Волнениям подведены итоги;

Ты, у надежды не томясь в плену,

Не будешь знать ни жажды, ни тревоги.

Спи, и судьбы с тобой единой ради

Пребудут отпрыски твоей семьи

В таком же сне, и в нищенской отраде

Обнять стопы любимые твои.

Спи, родина, - никчемна и ничтожна,

А коль узришь во сне надежды свет,

Знай, все - не нужно, ибо невозможно,

И цели никакой в грядущем нет.

Спи, кончен вечер, наступает ночь,

Спи, - ненадежный мир смежает веки,

Предсмертным взором отсылая прочь

Все, с чем теперь прощается навеки.

Спи, ибо все кончается с тобой.

Ты вечной жизни жаждала во славе

Пред этой пустотою голубой

Быть вечным вымыслом? О, спи, ты вправе

Исчезнуть, не внимая ничему;

Для праздных душ в мечтаньях мало проку;

Вечерний час уводит нас во тьму

Навстречу ветру, холоду и року

Так, лику смерти противостоя,

Взглянув во мрак, что мир вечерний кроет,

Промолвил римский император: "Я

Был всем, однако быть - ничем не стоит".

Omnia fui, nohol expedit.

Император Север

АЛВАРО ДЕ КАМПОС

(Фернандо Пессоа)

КУРИЛЬЩИК ОПИУМА

Господину Марио де Са-Карнейро

Душа больна, - и пусть не столь жестоко

Хворать и выздоравливать в бреду,

Я погружаюсь в опий и бреду

Искать Восток к востоку от Востока.

Я много дней страдаю на борту

От боли головной и от горячки,

И сил, чтоб выносить мученья качки,

Должно быть, никогда не обрету.

Презрев устав космического круга,

По шрамам золотым свой путь продлив,

Я грежу, что в приливе есть отлив

И наслажденье - в ганглиях недуга...

Но механизм несчастия таков,

Что вал не совершает оборотов,

И я плыву меж смутных эшафотов

В саду, где все цветы - без черенков.

Вхожу, на произвол судьбы оставлен,

В сплетенный сердцем кружевной узор,

Мне чудится: в моей руке топор,

Которым был Предтеча обезглавлен.

Я, заточенный, сызнова плачу

За все, что прежде натворим предки.

Мои больные нервы - в тесной клетке,

Я в опий, словно в ямину, лечу.

На зов его, не говоря ни слова,

В прозрачные спускаюсь погреба,

И вот луна восходит, как Судьба,

И ночь алмазами искрится снова.

А наш корабль сегодня, как вчера,

Плетется по Суэцкому каналу,

И жизнь моя на нем течет помалу,

Тягучая, как камфара с утра.

Я зову дней растраченных не внемлю