Вечный Робинзон (СИ) - Страница 101

Начальница, между тем, “сделала профоргше страшные глаза” и продолжала:

- Я сказала, что у нас таких нет, правильно я говорю? - Все молчали. - У нас таких нет, - с упором повторила на­чальница.

После того, как провокация на фабрике не удалась, сле­дователь Картенин решил прийти к Илье прямо домой, но не в одиночку, а с группой захвата. Он хотел пригласить Илью к себе на допрос, но сделать это в такой форме, чтобы спро­воцировать Илью, и тогда приглашение должно было пре­вратиться в арест. Кроме того, и вообще было неясно, как поведет себя этот “мистер X”, поэтому Картенин и взял с со­бой оперативников, которые обложили дом Ильи, пока он с одним из них поднимался в квартиру.

Однако и тут вышел досадный просчёт. Этот непредска­зуемый подследственный поменялся сменами со своим при­ятелем как раз на этот день, и информация Картенина о ра­бочих часах Ильи оказалась ложной. В итоге, когда они зая­вились, Ильи не было дома. Им открыла Хильда. В пред­ставлении не было нужды. С первого взгляда на осклаблен­ные лица Хильда поняла, кто они, потому что так же, как и Илья, ждала этого дня во всё время их совместной жизни; а также, наверное, потому, что между охотником и жертвой устанавливается таинственная душевная связь…

Они спросили: дома ли Илья? и, узнав, что нет, осведоми­лись, когда он будет дома. Затем удалились, но не ушли со­всем, а стояли, совещаясь вполголоса, у подъезда. Смысл со­вещания был в том, что по глазам Хильды они поняли, что “вычислены” ею, и ясно было, что она предупредит Илью: поэтому дальнейшая игра в кошки - мышки теряла всякий смысл.

Они поднялись снова и позвонили в квартиру. На этот раз, как они правильно предположили, Хильда была уже одета и готова к выходу из дома, чтобы бежать к Илье. Сле­дователь Картенин, осклабясь в наглой улыбке, какую они всегда применяли, давая понять, что их вежливость нена­стоящая, произнес: “вы, конечно, поняли, откуда мы, нам хотелось бы увидеться лично с Ильей Алексеевичем, не пере­дадите ли вы ему вот это приглашение?” И он протянул Хильде повестку на типографском бланке. Хильда маши­нально приняла её, хотя правильнее было бы сказать: нет, я не знаю, кто вы, представьтесь, пожалуйста, предъявите до­кументы и т.д. Но Хильда не сделала этого, дозволив им на­гло провести в разговоре презумпцию виновности. Впрочем, это было неважно. Они постояли еще несколько секунд, ожидая от Хильды каких-то слов, но та молчала, и они, по­вернувшись и шурша казёнными плащами, спустились по ле­стнице к выходу.

Хильда закрыла дверь и выждала минут пять, прежде чем выйти на улицу. Волнение и страх были сдержаны ею, и ска­зывались только в повышении общего тонуса организма. На поверхности души у неё превалировало впечатление удивле­ния, вызванное их обыденной советской внешностью (а ка­кой должна была быть их внешность? шляпы с перьями?). То были типичные комсомольские активисты в одежде шестиде­сятых, когда в моде были болгарские плащи-пыльники и чешская стрижка. Выражения их лиц были тота­литарно невинными, освобожденными от внутренних боре­ний. Можно было судить, что своё положение в обществе они полагали прочным.

На улице Хильда неприметно и быстро осмотрелась, но ничего не заметила; и только на остановке троллейбуса она четко ощутила - за ней есть хвост. Субъект в шляпе с неловко опущенными по швам руками, с которыми не знал, что де­лать, медленно поворачивал голову, будто желая посмот­реть, не подходит ли троллейбус, а на деле для того, чтобы поместить в поле зрения Хильду. Когда подъехал троллей­бус, он не сел в него, а ушёл с остановки. Они не очень-то скрывались…

Увидев Хильду на проходной фабрики, Илья сразу понял: что-то произошло, у них не было в обычае приходить друг к другу на работу. Он даже знал, что случилось… Всё, могущее произойти, вертелось вокруг главного ожидаемого события, которое давно служило той невидимой планетой, внесшей возмущения в орбиты их жизней. Несколькими словами он ободрил Хильду, хотя спокойствие его было чисто наруж­ным. Самообладание не изменило ему полностью, но - толь­ко чуть-чуть. Душа смятелась до стеснения в груди, но рассу­док оставался ясен и холоден, и члены тела тоже не изменили ему.

Илья внимательно прочел повестку и сразу обратил вни­мание на время явки: оно было проставлено с учётом рабоче­го времени Ильи, чтобы ему не пришлось бы оправдываться перед начальством за свое отсутствие на работе.

“Ах, вот как, - сказал про себя Илья, - хотят, чтобы было шито-крыто”.

Он ещё раньше решил, что не позволит разрабатывать его втайне, и он показал повестку своим товарищам, грузчикам.

“Что такое? Военкомат, что ли? Да, нет… Управление. В ментовку вызывают? Ого! - присвистнул грузчик Николай, - ничего себе! Ну, ты даёшь!”

Когда первое волнение улеглось, бригадир Сережа подо­шёл к Илье и сказал ему почти торжественно: “мы за тебя, Илья!” Это был приятный и неожиданный подарок. Здорово, когда люди оказывают себя лучше, чем ты мог думать о них…

Теперь нужно было подготовиться. Со смены Илья не ушёл, доработал до конца. Работа не мешала, - мысли, мож­но сказать, сами вертелись в нужном направлении. У Ильи за годы полулегального существования выработалось правило: никогда не ходить по повесткам, - во всяком случае, по пер­вой повестке. И ему предстояло решить: применимо ли это правило к данному случаю. Тонкий вопрос. Решение не мог­ло быть формальным. Оно должно было быть правильным и внутренне и внешне. Те есть работать в обе стороны; как на укрепление духа, так и на улучшение си­туации. И еще одно хорошее - не правило, но свойство ха­рактера было у Ильи - никогда ничего не решать окончатель­но: до последней секунды держать в кармане возможность внезапной перемены курса. Это более чем нелегко, и свиде­тельствует о большой силе духа, хотя извне, порой, может производить обманчивое впечатление неуверенности и коле­баний. Свойство настоящего пророка. Люди-рельсы всегда выглядят крепче, но на деле они - много слабее таких кажу­щихся психастеников, каким выглядел Илья.

Помимо прочих важных моментов, неявка по вызову имела небесполезное психическое следствие: подавляла в со­ставах души трусливую сучку, бегущую, поджав хвост, по первому свистку грозного хозяина. Одновременно это и их сбивало с уверенности в своей власти, и заставляло обра­титься лицом к факту существования у человека свободной воли. А это - начало гуманизации любой процедуры и любой трансакции.

С другой стороны, прямой афронт по отношению к ГБ не казался теперь Илье желательным, потому что мог быть ложно истолкован ими. Важно было настоять на партнерст­ве, на равноправии, но нельзя было создавать у них впечат­ление бегства, уклонения, или фанфаронства. Уклоняться значит самому овиноватиться прежде официального обвине­ния. Они бы хотели этого. Ведь тогда все перемещения Ильи в пространстве города выглядели бы не как гордое шествие пророка, а как бегство от ответа за свои поступки, бегство от правосудия. Играть в рамках такой интерпретации его кра­мольной биографии Илья никак не хотел.

Помощь пришла с неожиданней стороны. Ещё дня за три до повестки Илья почувствовал, что простыл, но как всегда, не поддавался болезни, стараясь не раскисать. Психическое напряжение этого дня сказалось таки, и симптомы болезни стали четче. Это был повод, в котором успешно сочетались обе противоречивые интенции. Лёгкое недомогание: такое что можно и пойти, учитывая важность дела и репута­цию вызывающей инстанции, а можно и поберечь своё здо­ровье. Выбор второго усиливал гуманистическую позицию, за счёт привнесения ценности здоровья человека, перед каковой ценностью должны отступать даже государственные интере­сы, - а не так, как у нас привыкли, приносить человека в жертву государственному строительству.

До последней минуты срока, указанного в повестке, Илья всё-таки не знал, пойдёт он по ней или нет. Физическое само­чувствие было важным и само по себе, безотносительно от­ношенческих аспектов ситуации. Предстояла серьёзная борьба, - здесь нужно было быть здоровым. Стрелка часов подошла к черте. Ещё можно пойти, но с опозданием, что тоже неплохо…