Вечный мент или Светоч справедливости - Страница 12

– Я думал, может, дед его, – сказал Владик. – Но кроме фото – ничего найти не удалось.

– Не надо мне фото двойников подсовывать, – попросил я. – Кстати, где ты его раздобыл?

– Простое совпадение. Сайт военных архивов. Наш клиент – Счастливцев. А этот солдат на фото – Счастьин. Прикольно, да?

– Бывает, – сказал я. – Только все равно, фамилия другая. Копай по последним годам двадцати. Узнай, где родился. Подкидыш он, что ли, в самом деле?

С девяностого по двухтысячный год биография Андрея Счастливцева изобиловала героическими историями. В стране царил беспредел и жестокие нравы. Братва окучивала бизнесменов. Те искали защиты у ментов. Менты брали их под свою защиту, требуя за это те же самые деньги, какие просили бандиты. А наш капитан боролся за справедливость. Не брал взятки. Зато брал с поличным своих же товарищей по службе – если удавалось доказать наличие преступного сговора с ворами.

Количество покушений на капитана Счастливцева за эти десять лет превышает все мыслимые пределы. Его пытались застрелить, взорвать и похитить с целью запытать до смерти. Но он чудесным образом выходил сухим из воды. При этом никому спуску не давал, пер бесстрашно и напролом, и всегда побеждал – как танк вооруженных копьями аборигенов.

Вот лишь одна история из девяностых. Ее поведал Владику все тот же несчастный сиделец Леня Седой. Давал зуб, если хоть слово соврал.

Однажды интересы Счастливцева пересеклись с неким братком, чье погоняло – Стриженный – знала все бандитская Москва. Время было лихое, и большинство милиционеров предпочитали со Стриженным не ссориться. Многие даже водили с ним дружбу. Но только не Счастливцев. Он и в девяностые годы находился в плену своей навязчивой идеи, имевшей характер мании, – победить преступность в России.

Стриженный чувствовал себя в столице очень комфортно, в отделение милиции заходил, как к себе домой – «побазлать о делах», так он говорил. И привык все вопросы с властями решать через наличный расчет. Только вот беда – уперся в Счастливцева. Тот деньги брать не пожелал, и парочку его верных соратников, вместе с которыми бомбили коммерсов, засадил за решетку. Да и самого Стриженного с трудом вытащили с нар те нечистые на руку оборотни в погонах, с которыми он водил дружбу. Вышел браток на волю, пребывая в дикой злобе, взял и, недолго думая, вызвал Андрюшу Счастливцева на стрелку. Привык решать все вопросы, даже с милицией, одними и теми же методами. Знал, среди представителей органов честные милиционеры редко встречаются, время не то. К тому же, оборотни его предупредили, за Счастливцева никто впрягаться не будет. Так что Стриженный был спокоен, предъявил претензию, забил стрелку и отправился к братве – волыны смазывать и ножи точить.

А капитан, получив вызов, пошел домой, выпил стакан портвейна «777», на ночь он всегда его принимал, и лег спать. Кстати, я не упомянул. Выпить Счастливцев очень любил. Но с утра всегда вставал свежий, как огурец, будто и не пил вовсе. И направлялся в отделение на своих двоих. Автомобиля не водил. То ли не любил автотранспорт, то ли, что весьма вероятнее, по принципиальным соображениям. Наблюдатели донесли, капитан имел несколько раз общение с коллегами по родному отделению, где, в частности, говорил следующее: «в то время как отдельные категории граждан нашей многострадальной родины получают гроши, на которые невозможно прокормить семью, я не имею морального права иметь частный автотранспорт, и вам не советую».

Конечно, коллеги его не любили. Впрочем, «не любили» – это слабо сказано, ненавидели. И почти все, за исключением разве что полковника Воронина, жаждали от него избавиться. Слишком сильно капитан Счастливцев своей честностью наступал оборотням на нетрудовые мозоли. Только лапы у них были коротки. Как ни пытались некоторые особенно оборотистые покусать Андрюшу Счастливцева, результатом всегда становились обломанные зубы и очередное закрытое дело по факту злоупотребления служебным положением.

В начале двухтысячного года распространился среди сослуживцев некий слушок, что, дескать, есть у Андрюши Счастливцева покровитель на самом верху. Речь, конечно, не о мистическом покровителе, а о самом, что ни на есть земном доброжелателе, способном сделать жизнь своего протеже счастливее и богаче. Якобы, кто-то из ближайших родственников капитана ходит с давних пор в друзьях у самого главы ГУВД Москвы, обучает его кататься на горных лыжах и пьет вместе с ним в кулуарах элитный коньячок.

Я в очередной раз подивился противоречивости сведений. Ведь в личном деле не содержалось никаких данных о родных и близких. Следовательно, их просто не было.

Но сослуживцы не унимались. Говорили, Счастливцев до сих пор погоны капитана носит только потому, что принципиальный очень. Настолько принципиальный, что даже родной отец предпочитает от него подальше держаться. С самого детства. И биографию поэтому Счастливцев себе подправил – чтобы высокопоставленным предком не светить. Но тот, хоть и не желает видеть сына, а разверзнуться над ним хлябям небесным не позволяет. Все-таки, родной отец.

Слушок этот, между прочим, не подтвердился, хоть и заинтересовал меня чрезвычайно. Сложно представить сына генерала, который ходит в капитанах и выше забираться не желает из-за собственной принципиальности. Нет, в жизни оно, конечно, по всякому бывает. Но чаще получается почему-то так, что сынки за таких папок держатся обеими ручонками. И те тянут их наверх, тянут…

Я пришел к выводу, что Счастливцев – круглый сирота. Мою уверенность подтверждали слова полковника Воронина, сказанные на одной из служебных попоек (они случались регулярно): «Парень – кремень. Вам всем на него равняться надо. Совсем один. Но не сдается, держится молодцом».

Правда, тут же вылез один лейтенантик:

– А что это он один, может, п.дор?

– Молчать, скотина! – рявкнул Воронин. – Я тебе покажу п.дора! – Положил ладонь на плечо своего любимого сотрудника: – Не обращай внимания, Андрюша. Это они тебе завидуют. Все завидуют. У них принципов и морали – с гулькин хер. Только и могут языками чесать. – Полковник обвел сидящих за столом тяжелым взглядом. – Эх, вы. Одно слово, менты…

Глубоко ему, видно, Андрюша Счастливцев в душу запал – со своей неподкупной честностью и прямотой «идиота».

Но вернемся к нашей истории. Перескажу в том виде, в каком слышал от источника. Напоминает байку. Поверить в то, что все именно так и было, довольно сложно. Разумеется, история со временем обрасла кучей недостоверных деталей и теперь было неясно, где правда, а где вымысел. Но личность капитана Счастливцева этот эпизод в его карьере характеризует очень хорошо…

Злополучная стрелка состоялась на следующий день после визита Стриженного в отделение.

Поддержать бандита прибыло бойцов тридцать, все при стволах, злые, как голодные псы, готовые с цепи сорваться. Скалятся щербато, сплевывают, трут небритые подбородки. Между собой гавкаются. В общем, братва.

Счастливцев пришел один. Странной походкой – глубоко погруженного в себя человека – пересек пустырь. Остановился, смотрит на них бледно-голубыми, как у бельмастой рыбины, глазами и молчит.

Стриженного не проведешь, он вор – тертый, когда Леня Брежнев с трибуны вещал, он уже год свой гладкий череп, рано лишившийся растительности, полировал маслом подсолнуха. Чтобы лучше блестел, и еще, чтобы издалека было видно – Стриженный идет. Узрев, что опер явился на стрелку героем-одиночкой, бандит стал с подозрением обозревать окрестности. Думал, ловушка ментовская, меткие снайперы вокруг попрятались, и ждут – не дождутся сигнала, чтобы всех завалить. Своим друзьям-оборотням Стриженный не слишком доверял. И правильно делал.

– Окрест никого, – сказал Счастливцев тихо. – Только воронье одно.

– Воронье? – насторожился бандит. Обернулся. Над тополями с громким граем кружили черные птицы. – Че, один пришел? – Он прищурил заплывшие глазки.

– Истинно так.

– Порожняк гонишь, мент.

– К лжи с измальства не приучен. Чистая правда. А не веришь, можешь проверить.