Вечный дом. Мир ноль-А. Пешки ноль-А - Страница 9
Приехав домой, он убедился, что телефон починили, и связался с телефонной компанией. Но оказалось, что с Пили его еще не соединяли. Все же он решил дождаться звонка, надел пижаму и халат и уселся на диванчик в гостиной с книгами, которые украл. Все они были посвящены Большому дому или его обитателям, и он не припоминал, чтобы хоть одну из них видел раньше, даже в специальной секции Таннахиллов в публичной библиотеке Альмиранта.
Стивенс открыл первую книгу — «История Большого дома» — и взглянул на первую страницу: Первый выпуск. Тираж 53 экземпляра. Не для продажи. Январь, 1870.
Он перевернул страницу. Первый абзац начинался так:
«Уже тысячу лет или даже больше на высоком холме, выходящем к морю, стоит замечательный дом. Кто построил его, так и не известно».
Стивенс просмотрел страницу до конца, затем медленно перевернул еще несколько страниц, изредка читая какой-нибудь абзац и стараясь ухватить суть содержания. Написано было очень неплохо, в стиле исторических романов, которые ему приходилось читать. Воображение автора воскрешало детали несомненно одной из наименее известных эпох истории мира — Старого Мехико и Калифорнии с 900 года нашей эры и до прихода испанцев.
Запутанность сюжета показалась Стивенсу надуманной. Он достаточно хорошо знал историю майя и тольтеков и понимал, что приведенные детали были результатами раскопок и расшифровки несовершенной системы записи событий. Здесь были приведены имена священников-солдат, человека по имени Уксулакс, которого пронзили стрелами за вину, которую так и не назвали. Примерно тысячу лет назад этого несчастного воскресили из забвения, казнили и похоронили «на восточной стороне холма в сосновой роще, которую позднее срубили тольтеки» — все это в двух предложениях и непонятно зачем.
Когда пришли тольтеки, «выстроенные в две шеренги, обливаясь потом на жаре ранней осени», они сначала хотели разрушить Большой дом. Но как и у других отрядов, которые время от времени с трудом добирались до этих отдаленных мест, у них не было инструментов, чтобы разрушить мраморную постройку.
Священники-солдаты сделали еще одно открытие. Сам дом и все, что было в нем оставлено прежними обитателями, «которые спешно отступили под защиту села Пуэбло, располагавшееся дальше к северу», было лучше, чем все, что они имели когда-либо. Они успокоили свою совесть тем, что воздвигли деревянный храм на искусственном холме (так, чтобы он был выше дома) и после этого, когда Кукулакс, по всей видимости, был удовлетворен, они использовали дом в качестве резиденции для себя и своих женщин. Фавориткой командующих была…
Имя было тщательно зачеркнуто. Стивенс, озадаченный, уставился на зачеркнутое слово. Казалось, не было причин этого делать. Чернила были очень темные, и ни одной буквы нельзя было разобрать.
Стивенс пожал плечами и продолжал читать дальше. По мере того, как он углублялся в чтение, ему становилось все более интересно. Теперь детали создавали определенную картину и настроение. Кризис тольтекских завоевателей наступил в связи с тем, что проходил год за годом, а другой экспедиции так и не последовало. Священник, который был избран главой поселенцев, управлял уже десять лет, и поскольку оказалось, что он человек глупый и недалекий, то… (еще одно зачеркнутое место) решил, что он должен быть убит до того, как обнаружит «секрет Большого дома».
Взгляд Стивенса перешел к началу следующей страницы и остановился. Первое предложение не имело ничего общего с тем, о чем шла речь до этого. Он нахмурился, но вдруг понял, в чем дело. Страницы 11 и 12, на которых описывались подробности убийства и на которых, возможно, раскрывался «секрет» Большого дома, были вырваны.
В конце концов он отложил историю дома и взял биографию Таннахилла. Заголовок «Танекила Смелый» притягивал сам по себе. Первые главы описывали его жизнь слишком подробно. В них пространно рассказывалось о жизни капитана Танекилы с его рождения в северной Испании, его детстве, его путешествиях вдоль берега Африки, его сомнительных попытках разбогатеть и о его последнем путешествии в Америку, которое закончилось крушением флагмана, «Альмиранта», у берегов Калифорнии в суровый шторм в 1643 году, более трехсот лет назад.
Уже в полудреме Стивенс подумал об этой дате, стараясь сопоставить ее с датой смерти того Танекилы, который был похоронен на кладбище. Тот Танекила умер в 1770 году, если он правильно запомнил… Получилось, что он ошибся более, чем на сто лет, когда полагал, что он был первым из рода.
Он перевернул страницу. Следующая глава называлась «После шторма». До этого места Стивенс просматривал книгу так, как бы от нечего делать. А эту главу он прочел от начала до конца.
ПОСЛЕ ШТОРМА
К полудню мы все были на берегу, то есть все, кому удалось спастись, а Оф Эспанта, де Курги, Маржино и Керати так и не нашли, и у нас не было сомнений, что они утонули. Мне было жаль Маржино. Он не был отпетым негодяем, но трое остальных — угрюмые подонки, которые будут гнить в аду за то горе, которое они мне причинили. Чтобы не тревожить команду, мне придется прочесть молитву за упокой их души, но пока что я воткнул крест в песок, пробормотал несколько слов и заставил их приняться за дело.
Нам нельзя было терять время. Алонсо уже видел нескольких аборигенов, которые околачивались вокруг нас, и может оказаться, что они совсем не те глупые, безобидные существа, каких мы обычно встречали. Нам нужно было обязательно спасти свое оружие с тонущего «Альмиранта».
К двум часам Кахуньо заметил, что шторм начал ослабевать, и я послал его в двух лодках с двенадцатью другими матросами разгружать и расснащать корабль. Ветер стихал, и волны час за часом становились все меньше, и к вечеру на море был полный штиль. Этим же вечером у нас на берегу было две 37-миллиметровых пушки и мушкеты, поэтому я оставил мысль об аборигенах и уже следующим утром отослал небольшой отряд разведать у тех, кого они увидят, насчет еды.
Мы оказались почти на необитаемом острове. Повсюду виднелись низкие холмы, густо поросшие зеленью, потому что была зима и шли обильные дожди. Недалеко от лагеря было несколько болот. В густой растительности там было полно птиц, крики которых не смолкали в течение всего дня. Наши отряды, которые отправились на поиски пропитания, подстрелили трех оленей и собрали съедобные корни: «все это вместе с запасами корабля спасло нас от голодания. С первого же дня нам ни разу не угрожал голод. За всю свою жизнь я не видел такой богатой земли, которая еще вдобавок обладала таким ровным климатом. Время подтвердило это впечатление, сложившееся в первые недели. Эта земля — одна из самых плодородных, на которой можно выращивать что угодно круглый год.
На пятый день часовые притащили в лагерь индейца, маленького урода, который отлично говорил по-испански. Он явно был отпетым негодяем, и моим первым побуждением было послушать, что он должен был рассказать нам, и утопить. Но он оказался незаменимым переводчиком, и, кроме того, он принес нам хорошие вести. Он рассказал, что, как мы и подозревали, недалеко от нашего лагеря к северу находилась деревушка Пуэбло и что великий вождь, который жил в доме на холме, высказал пожелание, чтобы мы были его гостями, хотя, к сожалению, ему придется удалиться и он не сможет приветствовать нас лично. Эта новость была с энтузиазмом воспринята женщинами, которым приходилось очень нелегко под открытым небом, но признаюсь, что я отнесся к этому предложению с подозрением. Зачем это человеку, который по всем своим данным может быть вождем, приглашать к себе в дом отряд испанцев, когда он-то должен понимать, что доживает в этом доме последние дни с момента их прибытия?
Но это значения не имело. Ведь у нас было оружие, с помощью которого мы могли наказать любое предательство. И потом было вполне возможно, что так называемый великий вождь исчезал из дома, чтобы оценить, какую опасность мы для него представляем. Я намеревался убить его в тот момент, когда он решит, что вполне может рискнуть вернуться. Такой ум у аборигена мог стать источником опасностей для нового владельца, то есть меня, если оставить его в живых.
Взять дом оказалось проще, чем мы предполагали.
У нас было восемь пушек, и, расположив их за каменными ограждениями вокруг основания холма, мы взяли под прицел всю местность. Уже через неделю у нас были такие успехи, что, пожалуй, только хорошо вооруженные европейцы могли бы попробовать выбить нас с занятых позиций. Мы не встретили сопротивления. Вассалы таинственно исчезнувшего „великого вождя“ восприняли наше прибытие совершенно нормально и, казалось, ни один из них не посчитал странным, что я займу спальню бывшего владельца.
Проходили недели, и становилось ясно, что мы там обосновались надолго. Хорошо зная капитанов двух других моих кораблей и помня, как мы договаривались разделить добычу, я не сомневался, что они и не собирались меня искать, если им удалось избежать крушения. Поэтому было очевидно, что они держат курс на Мыс Рога и Испанию и что могут пройти годы, прежде чем какой-нибудь корабль бросит якорь у этого берега. Основываясь на этом предположении, я решил как-то нормализовать жизнь команды в деревне.
Я лично спустился в деревню и жителей — мужчин, женщин и молодых девушек — выстроили передо мной рядами. Это было нетрудным делом — выбрать тридцать привлекательных женщин, а затем казнить немедленно и похоронить их мужей. Из этих вдов (и нескольких незамужних девушек) каждый член команды отобрал себе женщину и женился на ней по христианскому обычаю и поселился в уже занятой хижине. Понятно, что какое-то время была проблема с ублюдками, которых эти женщины родили от аборигенов, но эту проблему я предоставил решать самим мужьям. Через месяц жизнь в деревне вошла в обычное русло.
В течение следующего года мои основные проблемы были связаны с возделыванием земли. Чтобы достичь максимальных результатов, я решил не использовать местных жителей, а вместо этого послал отряд за пленниками из дальних селений. О том, что надо делать, инструктировали жители нашего села, которое назвали Альмирант, они и работали в качестве надсмотрщиков. Казалось, они не понимали, что работа, которую заставляли выполнять пленников, выполнялась по моей воле, и это было моей заслугой, а не их. Иногда случались неприятности, но все же земля, возделанная к концу года, была как данью новой системе.
К концу второго года прежний владелец дома так и не появился, и я сделал вывод, что он правильно оценил ситуацию и что его решение уступить дом было в конечном счете продиктовано его желанием не допустить, чтобы дом разрушили. Мы не нашли никаких следов тольтекских храмов, которые, как гласила легенда, когда-то окружали дом. Должно быть, их разрушили, а все следы их присутствия были тщательно устранены. Но мне казалось, что сам дом представлял образец архитектуры майя. Стиль этот явно вырисовывался как во внешних очертаниях дома, так и в его внутренней планировке, хотя он несколько отличался от всего, что я видел до тех пор в Центральной Америке.
Но эти проблемы не волновали меня в то время. Они совсем ушли на задний план в течение шестого года, когда начались покушения на убийства. Нас спасло то, что мы достаточно быстро сообразили: все происходящее не было серией случайностей, а направленными попытками прежнего обитателя дома избавиться от перехватчиков. Нож, который Тезлакоданал всадил мне в спину, мог бы убить меня, если бы у него хватило силы прикончить меня сразу после этого. Стрела, которая пронзила Кахуньо, прошла на расстоянии волоса от его правого легкого, Алонсо не повезло. Его любовница, которую звали Жико Эйн, зарезала его. На женщин никто не нападал, из чего было ясно, какая судьба им уготована.
Жико и Тезлакоданал (индеец, который первым пришел в наш лагерь) исчезли одновременно. Два других индейца тоже сбежали, но одного из них мы поймали и казнили по подозрению в соучастии, хотя доказательств у нас и не было. Это были первые попытки убийств, и их я опишу во всех подробностях в одной из следующих глав, потому что они стали неотъемлемой частью того пути, который привел нас к открытию тайны Большого дома. Этот секрет, который…»