Вечный альманах Гарпий - Страница 6
— Вы не заметили ничего необычного в ее настроении?
— Абсолютно. Ее лишь раздосадовало, что сломалась застежка на браслете. Это был гагатовый браслет, очень широкий, с ромбами… Она сказала «чао», «до завтра» или что-то наподобие — и все.
— Благодарю вас, мисс Принс. Если понадобится, я вас еще вызову. Но… вы хотели что-то сказать?
— Нет… ничего важного.
Когда она ушла, Джим Маклойд поднялся к миссис Коллинз, которая была похожа на крупного попугая в период линьки и, сидя в своей кухне-гостиной, подбадривала себя виски. Нет, она ничего не заметила, не слышала, не видела и не учуяла ничего подозрительного. Закрыла зал, но не заходила в гримуборную танцовщиц. Лишь сегодня утром… Какой удар!
Джим Маклойд делал записи в своем кабинете, когда его сослуживец, инспектор О’Хара, передал ему рапорт судебного медика. Таня Оверстрит была задушена около половины четвертого ночи, то есть через несколько минут после ухода своих коллег. Ни синяков, ни ран, ни следов изнасилования. Ничего. В сумочке — немного денег, автобусные талоны, сигареты, носовой платок и косметический набор.
Джим Маклойд задумался: пойти ли сначала на Игл-стрит — взглянуть, как живут танцовщицы кабаре, или сразу же отправиться к ее матери? Он выбрал второе. Квартира находилась на Джеррард-стрит, на седьмом этаже унылого щербатого дома. На двери висела уже состарившаяся табличка: «Студия Лилиан Оверстрит». Он позвонил и долго прождал. Наконец дверь приоткрылась.
Миссис Лилиан Оверстрит было лет сорок пять-пятьдесят, и ее густые обесцвеченные волосы, сухие и безжизненные, точно солома, опадали на увядшее лицо, где блестели сильно подкрашенные карие глаза.
— Извините, миссис Оверстрит, мне не хотелось бы вас беспокоить — представляю, что вы сейчас чувствуете… но я был бы весьма вам признателен, если бы вы поговорили со мной о Тане.
Она провела его в студию, где царили беспорядок и бедность и где все было голубым, не считая фотографий, сваленных на стол или приколотых над большим диваном — единственным лежачим местом в комнате.
— Это сделал мерзавец Джерри! — воскликнула миссис Оверстрит, нервно сжимая голубой пеньюар, отороченный облезлым лебяжьим пухом. — Садитесь, инспектор. Вы знаете, что его приговорили к пяти годам за обман страховой компании? Прелестный типчик, не правда ли? И надо же было Тане в такого влюбиться!
— Чем он сейчас занимается?
— Работает коммивояжером в бельевом магазине, подонок. Так они и познакомились.
Миссис Оверстрит расплакалась, и тушь растеклась широкими полосами.
— Она была такая красавица!..
Неопределенным жестом мать показала на фотографии — эротические ню с претензией на художественность.
— Она была вашей моделью?
— Моей лучшей моделью. Самой красивой. За все время…
Маклойд подошел к стене. И впрямь — за все время. Девичьи ню: одна-единственная девочка, в макияже и украшениях — секс-символ. Ню девушки, подростка, молодой женщины.
Везде, повсюду Таня… Были, правда, и другие снимки, но лишь фотографии молодых женщин — как бы промежуточные, проходные, временные, служившие лишь оттеняющим негативом.
— Вы, разумеется, продаете свои снимки?
— Разумеется.
На улице желтые солнечные лучи прорезали сиреневые тени на Джеррард-стрит, где перед китайскими ресторанами разгружали ящики. Следовало допросить Джерри Лэнга — жулика, отсидевшего в тюряге, типа, который жил с танцовщицей кабаре: дела у него, наверное, шли неважно, он продавал черные трусики, майки с блестками, механические кружевные штучки и нейлоновые чулки, которыми душат стриптизерш… Нет, сказал себе Маклойд, только не распускай воображение, пока не увидишь самого субчика. К тому же есть еще бармен Джо…
Джим Маклойд зашел в бар — выпить чашку кофе. Он чувствовал себя уставшим, измотанным и ничего не понимал. Вдруг он поставил чашку и воскликнул:
— Ага!
Встал, бросил пару монет на стол и выбежал.
— Надо же, — сказала официантка, — как на пожар…
Джим поднял взор к открытому окну. Наверняка миссис Оверстрит дома. На сей раз она была в бирюзовом комбинезоне с ультрамариновыми разводами и казалась удивленной. Без единого слова он подошел к комоду, заваленному пудреницами, раскрытыми баночками с кремом, катушками с пленкой, лекарствами, расплющенной губной помадой, липкими флакончиками и модной бижутерией. Широкий гагатовый браслет с большими ромбами!.. В прошлый раз она крутила его в руках прямо на глазах у Маклойда и даже пробормотала:
— Надо бы его починить, да, не мешало бы…
Джим схватил браслет двумя пальцами и посмотрел на сломанную застежку:
— Откуда у вас этот браслет, миссис Оверстрит?
— Он принадлежал Тане.
— И вы взяли его прошлой ночью с ее туалетного столика, в гримуборной танцовщиц. «Голубая Гарпия»!
Она странно, душераздирающе вскрикнула. Вначале Джим подумал, что женщина набросится на него, но затем увидел, как она одним махом подскочила к окну, подпрыгнула и взмыла в небесную лазурь, подобно большой птице.
— Еще чая, мисс Принс?… Кстати, что такое неважное вы хотели недавно мне сообщить?
— Ах да… Однажды Биби сказала: «Голубая Гарпия меня убьет». Я не совсем поняла и решила, что она намекает на свою ночную жизнь, такую… изнурительную.
Когда Рэчел Принс вышла из кабинета, Джим Маклойд повернулся к О’Хара.
— Вы знаете, что эта старая дура миссис Коллинз видела, как Лилиан Оверстрит вошла в коридор со двора, однако не сочла нужным упомянуть об этом? И впрямь — никого подозрительного, лишь мать, но она ведь вне подозрений.
— Но зачем она взяла браслет дочери?
— Просто для того, чтобы починить — поступок, совершенный как раз перед ссорой, которая, как известно, исчерпана. Очередная драма на почве ревности. Не все кровосмешения гетеросексуальны, О’Хара, подумайте над этим и почитайте на досуге Крафт-Эбинга.
Брест, «Ле Пти Мессаже де л’Уэст», 18-3
Стая карликовых гарпий в количестве около двухсот особей обрушилась вчера во время перемены на двор коммунальной школы для девочек в Морга́, Крозонская коммуна. Гарпии загнали детей в классные комнаты, где школьницы пытались укрыться. Из семидесяти шести учениц пятьдесят две погибли, три похищены, а двадцать девочек очень тяжело ранены и срочно доставлены в крозонскую больницу — у большинства из них выколоты глаза. В этой жуткой и необъяснимой катастрофе не пострадала только одна ученица, которой хватило находчивости спрятаться в туалете. Президент Республики будет лично присутствовать на похоронах маленьких жертв.
Мы игралися вадваре ивдрук прилители гарпии набросилися нанас какмол нии мая падрушка упала наземлю бидняшка ая пабижала втувалет испряталася я все видила вакошка сирдитые гарпии вапили ивапили ани наброселися на маю падружку сибиль ина маю падрушку изабель я все видила выкливали глаза двор был весь вкрави всевсе вкрави учитильницы пабижали ктилифону и гарпии улители. Волыни всех кричали Маринет и Люси патамушта ихпадняли ввоз дух. Гарпии были чорныи изгарящеми глазами и всевремя кречали икречали. Мой папа сказал аниочинь злыи ион очинь радый што миня низабрали онпадарил мне вила сепед ия очинь радая паеду напохараны.
Безутешная мать встречает гарпию:
— Где мое дитя? Где моя маленькая Жозефина? Вы ее не видели?..
— Видела… но довольно бегло…
— Боже, какое счастье! Так вы ее нашли!.. И как?..
— Слишком дряблой для своего возраста.
Доктор Адельберт Шрумм, постоянный секретарь «Общества Э.-Т.-А. Гофмана» в Познани, любезно предоставил нам фрагмент, недавно обнаруженный в муниципальных архивах этого города среди накладных на ремонт и содержание общественных фонарей за 1801 год и приписываемый трижды почетным доктором профессором Г. М. Вайсгауптом Э.-Т.-А. Гофману. Со своей стороны, профессор Мария-Тереза Пти-Колосса из Женевы, которой была предоставлена копия рукописи, сильно сомневается в подлинности этого произведения, слишком короткого, впрочем, для углубленного филологического анализа, но предполагает, что речь идет о подделке, вероятно, изготовленной в 1910-12 годах в Катценбукеле — альгойской деревне, известной частыми случаями базедовой болезни.