Вечный альманах Гарпий - Страница 5
Дамы не обращали на него никакого внимания, но, видимо, замечали постороннее присутствие: огненные серпантины, которые они выбрасывали и снова сворачивали, указывали на беспокойство, а, возможно, и гнев.
Стефан совершенно не понимал этого жеста, и красные спирали, напоминавшие о ярмарочных свистульках, фарсах и розыгрышах, вызывали у него лишь смех. Матовый и невыразимо гладкий эпидермис Дам очаровывал своей тонкой фактурой, и хотелось потрогать его пальцем. Еще загадочнее были физиономии, дряблые и одновременно ороговевшие, которые беспрестанно морщились и собирались причудливыми складками вокруг хоботков и жующих челюстей, двигавшихся вхолостую. Говорят, гусеницы прожорливы, но Стефан никогда не видел, чтобы они ели. Дамы просто сидели за столом, словно в ожидании пиршества.
Однажды в воскресенье, когда все отправились в церковь, Стефан подошел к стеклянной двери, надавил на железную щеколду и на долю секунды ощутил абсолютную уверенность, что совершает главный поступок в своей жизни. Вечером мадам Эянж, оторвав взгляд от журнала, кисло-сладким тоном заметила что-то о невоспитанных детях, не являющихся к ужину.
Стефан исчез бесследно и навсегда.
Однажды он сказал по-стариковски:
— Если бы я умер, это немногое изменило бы.
У меня было рофкофное полотно Гарпиньи — портрет моей матери под деревьями у ифточника. Голубой и волтый — профто фантафтичефкие! Во время эмиграции, когда наф вдефь не было, мыфы отгрывли целый угол, это была как раф левая нога, очень-очень крафивенько нарифованная, очень хорофо напифанная, очень мафтерфки. Мы ее отрефтаврировали, хоть это было и нелегко: туфелька — ну прям только что от фаповника, вот только веер не фоффем получилфя. Ее оценивали в вначительную, кругленькую фумму! Антиквар предлагал давэ чревмерную цену. К совэлению, вефчь была недофтаточно зафтрахована. На профлой неделе домработница (мевду нами, гнуфная мервавка, вадная и порочная) проткнула портрет моей матери как раф на уровне фолнечного фплетения, ткнула ей прямо в вывот палкой метлы, этим гарпуном, офтрогой этой! Катафтрофа! Не говоря увэ о рамке, которая оторвалафь и обруфылафь аккурат на мою ногтоеду — увафно больно! Я обратилфя к фпециалифту — картина бевнадевно ифпорчена. Гарпиньи будет очень не хватать в гофтиной. Вовмовно, я выреву иф фона лифтву, вот именно, и повефу в рамке в вакутке передней… Вэфтокий удар фудьбы, фударь…
Однажды принц Су Тон курил, стараясь забыть о своем горе, и вдруг увидел, как из шарика опия вышла киннари Манора — величиной не больше боба, но такая же прекрасная, как прежде.
— Я пришла за тобой, — сказала она, — чтобы увести тебя на самую высокую горную вершину, куда больше никто не сможет добраться. Но ты должен согласиться стать еще меньше, чем я.
Несмотря на желание воссоединиться со своей супругой Манорой, принц подумал, что ему трудно будет жить в диких горах — без дворца, наложниц, потомков и слуг.
Но больше всего ему претила мысль о том, что он будет меньше боба — меньше самой Маноры.
— Даже если я должен стать очень маленьким, неужели я не могу быть хоть чуть-чуть больше тебя? Ведь я все-таки принц.
— А я — киннари, и ты сказал то, чего не следовало говорить.
Тут киннари Манора начала резко расти, расти и расти, пока не достигла размеров огромного грифа, а затем набросилась на принца Су Тона и сожрала его.
1.
Что лежит рядом с небольшим чемоданом — белое на красном?
2.
Кто синеет на сквозняке?
3.
У кого нет крыльев, но есть одно перо, и он летит по воздуху?
(Ответы. В книге идут перевернутыми и перед загадками. Прим. dmnfff000)
1.
Скелет коммивояжера, обглоданный гарпиями.
2.
Сердечный больной, когда гарпия открывает дверь.
3.
Поэт, похищенный гарпией.
Стоя на пороге «Голубой Гарпии», Джим Маклойд проводил взглядом фургон, уехавший в судебно-медицинский институт. Было еще только десять часов, но уже пригревало, и над недавно политой Сохо-сквер поднимался запах мокрой земли. Джим вернулся в зал, где все было обито ярко-синим плюшем, на котором при неоновом освещении виднелись пятна и потертости. В гримуборной танцовщиц — каморке, обклеенной фотографиями красоток и расположенной рядом с туалетом, — фотографы упаковывали свою аппаратуру. Два часа назад уборщица обнаружила там труп Тани Оверстрит по прозвищу Биби: задушенная собственным чулком, она полулежала, зажатая между гримировальным столиком и фанерным шкафом. Стройная двадцатилетняя блондинка — впрочем, бесперспективная. — Послали за ее подругой, — сказал сержант Куинтон, сверившись с блокнотом. — Рэчел Принс — так ее зовут.
Живет неподалеку.
— Никаких улик?
— Да, инспектор.
— Посмотрим, что покажут отпечатки… Войдите.
Рэчел Принс толкнула дверь.
Она была очень маленькая, почти полностью скрытая пальто из верблюжьей шерсти, заметно длинноватым и украшенным брошью со стразами. На удивление зябкая девушка.
— Садитесь, мисс Принс.
— Здесь?
— Если вы не против…
— Против. Я очень любила Биби.
— Давно вы ее знаете?
— Два года. Когда Митчел купил кабаре, у него еще не было названия, потому что раньше это был небольшой ресторан. Нас с Биби едва пригласили, а она тут же предложила: «Голубая Гарпия». Странное название, правда? Но, как ни странно, Митчелл согласился. Вначале он не знал, что это означает, но Биби ему объяснила: хищная женщина, наподобие грифа, от которой нельзя спастись.
— Кто вам сказал, что Таня Оверстрит убита?
— Миссис Коллинз, уборщица. Она по вечерам убирает в туалете и заведует гардеробом. У нее комната на втором этаже с окнами во двор — она служит еще и консьержкой.
— Кто директор?
— Митчелл, но он сейчас в Италии. Когда он в отъезде, его заменяет бармен Джо. Тоже гнусный тип.
— Кто еще живет в доме?
— Двое слуг-филиппинцев, да еще две танцовщицы — Юки и Мод, но мы с Биби плохо их знали, потому что они здесь всего пару недель.
— Таня Оверстрит жила одна?
— Месяца три она жила со своим другом Джерри Лэнгом, на Игл-стрит, 16. Это в Холборне.
— А до этого?
— До этого? С матерью-фотографом.
— Отец?
— Отца нет.
— Мисс Принс, когда вы видели Таню Оверстрит в последний раз?
— Сегодня ночью — примерно в десять минут или в четверть четвертого. В три часа заведение закрывают, и тогда мы выходим через дверь во двор. Видите — вон там… в самом конце туалетного коридора… У каждой из нас — свой ключ. Юки, Мод и я вышли вместе, но Биби осталась, поскольку еще не успела собраться. Гримуборная очень тесная, и приходится ждать своей очереди перед умывальником и трельяжем.