Вечные спутники - Страница 234

хоры греческих трагедий или формулы высшей математики. Все готовы почтить его мертвыми устами, мертвыми лаврами, — кто почтит его духом и сердцем? Толпа покупает себе признанием великих право их незнания, мстит слишком благородным врагам своим могильною плитою в академическом Пантеоне, забвением в славе. Кто поверил бы, что этот бог учителей русской словесности не только современнее, живее, но с буржуазной точки зрения и опаснее, дерзновеннее Льва Толстого? Кто поверил бы, что безукоризненно-аристократический Пушкин, певец Медного Всадника, ближе к сердцу русского народа, чем глашатай всемирного братства, беспощадный пуританин в полушубке русского мужика?

Нашелся один русский человек, сердцем понявший героическую сторону Пушкина. Это не Лермонтов с его страстным, но слабым и риторичным надгробным панегириком; не Гоголь, усмотревший оригинальность Пушкина в его русской стихийной безличности; не Достоевский, который хотел на этой безличности основать новое всемирное братство народов. Это воронежский мещанин, прасол,{[171]} не в символическом, а в настоящем мужицком полушубке. Для Кольцова Пушкин — последний русский богатырь. Не христианское смирение и покорность, не «беспорывная» кротость русской природы, — народного певца в Пушкине пленяет избыток радостной жизни, «сила гордая, доблесть царская»:
У тебя ль, было, В ночь безмолвную Заливная песнь Соловьиная. У тебя ль, было, Дни — роскошество. Друг и недруг твой Прохлаждаются. У тебя ль, было, Поздно вечером Грозно с бурею Разговор пойдет, — Распахнет она Тучу черную, Обоймет тебя Ветром-холодом, И ты молвишь ей Шумным голосом: «Вороти назад!» «Держи около!» Закружит она, Разыграется! — Дрогнет грудь твоя, Зашатаешься; Встрепенувшися, Разбушуешься, — Только свист кругом, Голоса и гул… Буря всплачется Лешим, ведьмою, И несет свои Тучи за море.

И символизм пьесы вдруг необъятно расширяется, делается пророческим: кажется, что певец говорит уже не о случайной смерти поэта от пули Дантеса, а о более трагической, теперешней смерти Пушкина в самом сердце, в самом духе русской литературы:
Где ж теперь твоя Мочь зеленая? Почернел ты весь, Затуманился… Одичал, замолк… Только в непогодь Воешь жалобу На безвременье… Так-то темный лес, Богатырь Бова! Ты всю жизнь свою Маял битвами. Не осилили Тебя сильные, Так дорезала Осень черная.

В настоящее время мы переживаем эту «черную осень», этот невидимый ущерб — убыль пушкинского духа в нашей литературе.


Примечания

1
площадь Синьории

2
Церковь Флорентийского собора (1420–1436) с восьмигранным куполом. Арх. Филиппо Брунеллески.

3
Создан во 2-ой половине XV в. В середине XVII в. в нем была организована картинная галерея.

4
Холм на юге Флоренции.

5
Река, на берегах которой расположена Флоренция.

6
(фр.) griffon от (греч.) gryps — в античной мифологии крылатый лев с орлиной головой

7
итальянское обозначение о. Киркира на северо-западе от материковой Греции, в котором сохранились архитектурные детали храма Артемиды (ок. 590Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com