Вечные сны о любви (сборник) - Страница 56

— Не совсем то, что хотелось бы услышать подростку, не так ли? — Он спрашивал себя, понимает ли она, насколько привлекательно выглядит в полумраке, при свете свечей, который окутывал ее, делая мир волшебным.

— Может быть, и нет. Но это оставило достаточно сильное впечатление. И с того самого дня я всегда верила, что не так важно иметь то, что хочешь. Всегда можно жить снадеждой, что случится что-то еще лучшее.

— Не говорите мне, что вы одна из тех, кто верит, что из каждой паскудной вещи, которая происходит в нашей жизни, выйдет что-то хорошее.

— Только если мы впустим это хорошее. Если мы захлопнем наши сердца, как хорошее может войти туда?

Энни увидела, как глаза его сощурились, когда он обдумывал то, что она сказала.

Внезапный порыв ветра разметал ее волосы и чуть не затушил свечи.

Бен прикоснулся к ее руке.

— Думаю, нам лучше зайти в дом и развести огонь.

Он встал и начал собирать тарелки, удивленный тем, как вдруг потемнело. Как быстро прошло время! Время. Он совершенно потерял ему счет с тех пор, как пропало электричество. Или, может быть, он забыл о времени, находясь рядом с этой очаровательной женщиной.

— Я понесу свечи, чтобы мы не заблудились, — сказала Энни и пошла вперед, пока Бен складывал посуду.

Потом она вернулась на патио за кофейником, который булькал на гриле, чтобы отнести его в дом. Когда она налила две чашки и поставила их на поднос, аромат разнесся по кухне.

— Я помогу. — Бен взял поднос из ее рук и направился в большой зал, где на каминной полке уже горели свечи. Поставив поднос на стол, Бен взял одну из них и поднес пламя к лучинам в камине. Вскоре комната наполнилась теплом и светом.

— Вот так лучше. — Он повернулся и увидел Энни, которая стояла рядом и протягивала ему чашку кофе.

Он взял ее и слегка чокнулся с ее чашкой.

— За нашу последнюю ночь в «Уайт Пайнс».

Она почувствовала, как внезапно заныло сердце. В конце концов, это имение для нее ничего не значило. Ничего, кроме солидного вознаграждения, когда оно будет продано. И все же Энни не могла не думать, что семья Каррингтонов однажды пожалеет о своем решении. Но тогда будет уже слишком поздно. Здесь будет жить кто-то другой, создавая новый «Уайт Пайнс».

— Вам жаль уезжать отсюда, Бен?

Он мгновение смотрел на нее, потом кивнул.

— Да. Не ожидал, что скажу это. Но сегодня, вспоминая старые добрые времена, я понял, насколько мое детство связано с этим местом.

— Может, вам стоит попробовать убедить мать передумать.

Он покачал головой.

— «Уайт Пайнс» пустует уже три года. Уже пора продать его кому-то, кто сможет насладиться всем, что оно может предложить.

— Но почему не ваша семья?

Бен лишь улыбнулся, глядя на нее.

— Знаете, что, Энни? Вы задаете слишком много вопросов.

— Но это моя работа. Если я занимаюсь продажей имения, я должна узнать о нем все: например, нет ли в проекте какого-нибудь недостатка, из-за которого ваша семья перестала приезжать в «Уайт Пайнс».

Он смотрел на нее и, казалось, не слышал. Вдруг взял чашку из ее рук и поставил на каминную полку, рядом со своей. Ее глаза расширились.

— Бен, что вы делаете?

— Только то, что хотел сделать с тех пор, как вы спустились по этой лестнице. — Он притянул ее ближе и поцеловал так жарко, так жадно, что, казалось, расплавил каждую клеточку ее тела. Она чувствовала, как они, одна за другой, растворяются, исчезают. Просто поцелуй — и она чувствовала себя полностью погубленной.

Когда он вновь посмотрел на нее, глаза Энни были огромными от пережитых ощущений. Это доставило ему несравнимое удовольствие.

— Я хотел этого — не креветок, не омара. Не вина. — Он покрыл страстными поцелуями все ее лицо и услышал вздох наслаждения. Его зубы нежно покусывали мочку ее уха. — Вино может только ударить в голову. Но ты, Энни, ты ударяешь прямо в сердце.

Он вонзил язык внутрь ее рта, и маленькие острые стрелы пронзили ее тело. Она издала звук, который мог означать наслаждение или протест.

— Я больше не могу. — Бен легко провел руками по ее бокам, сжал бедра и притянул к себе. — Я хочу обладать тобой, Энни. Если нет — мое сердце не переживет этого.

Она стояла молча, широко раскрыв глаза. Она не могла пошевелиться. Не могла говорить.

— Наверное, нужны особые слова, да? — Он сжал ее лицо руками и поцеловал так осторожно и ласково, что казалось, это вообще не поцелуй. Нежный, как снежинка, сладкий, как единственная дождевая капля. Но эта сладость была ее погибелью. От прикосновения его губ она почувствовала, как кровь закипает, а пульс учащается.

Когда он поднял голову, она увидела, что его прищуренные глаза были одновременно умоляющими и озадаченными.

— Твоя очередь, Энни. Скажи мне, что тоже хочешь этого.

Слова согласия были готовы слететь с ее губ, но она словно приросла к земле. Энни не смогла пошевелиться, даже если бы попыталась. Конечно, у нее была, по крайней мере, дюжина веских причин, по которым ей следовало бы отвергнуть его предложение, но сейчас она не могла вспомнить ни одной.

Словно во сне, она обвила его шею руками, подставила губы для еще одного сладостного поцелуя и услышала свой охрипший голос:

— О, Бен. Я думала, ты никогда не решишься.

Какое-то мгновение единственными звуками было их прерывистое дыхание, шипение да потрескивание дров в камине. Он смотрел в ее глаза и видел то же горячее желание, которое сводило его с ума.

— Надеюсь, мне это не снится. — Он приник губами к ее рту и страстно поцеловал. Потом прошептал: — Если все же снится, не буди меня.

Он подхватил ее на руки и направился к лестнице. Поднявшись до половины, не смог больше ждать, мечтая снова ощутить ее вкус. И когда он прикоснулся к ее губам, то испытал потрясение, пронзившее каждую клеточку его тела.

Он не мог вспомнить, когда испытывал подобное желание. Вкушать. Прикасаться. Обладать.

Он устремился дальше по лестнице, молясь, чтобы ему хватило сил добраться до верха, прежде чем отдаться невероятной страсти, ослепляющей его. С огромным трудом Бен сдерживал себя. Потом он остановился, чтобы поцеловать ее еще раз. Ошибка, сразу понял он. Скорее бы добраться до спальни.

— Энни. — Прижимая ее к себе, он старался, чтобы поцелуй был нежным, как и предыдущие. Но это было невозможно. Желание гудело в нем, угрожая в любой момент вырваться наружу и разнести в клочья остатки самообладания. — Я не уверен, что мы сможем добраться до кровати.

— Ладно. Думаю, да. — Она попыталась засмеяться, но звук скорее напоминал сдавленный всхлип.

Его поцелуи уже не были нежными, как и руки, которые двигались по ее телу, взрывая снопы искр повсюду, где прикасались. Его неистовство пугало и возбуждало ее. Это уже был не тот обходительный, цивилизованный мужчина, который подавал ужин при свечах. Он был опасен, как пират, который меряется силами со штормом.

И каким штормом, тем, что выл и бушевал между ними, швыряя их в безумное неистовство, которого они никогда прежде не знали.

Рот Бена требовал, пожирал. Его руки метались по ней, властные, возбуждающие, заставляя дрожать от желания.

— Подожди. — Она уперлась рукой в его грудь. — Мне нужно перевести дыхание.

— Я не хочу ждать, Энни. — Он поднял ее руку к губам и поцеловал ладонь, потом запястье, потом выше, двигаясь к локтю. — Я не могу ждать.

— Я не могу… — В ее вздохе звучало отчаяние и наслаждение. Она слепо повернулась к коридору, в сторону своей спальни. — Мне нужно…

— Хорошо. — Чувствуя ее страх, Бен положил руку ей на плечо и пошел рядом с ней. Но уже через пару шагов он притянул женщину к себе и начал ласкать губами ее щеки, шею, губы, с наслаждением ощущая, как отзывается ее тело, — с таким же желанием, как и у него.

Она отступала, пока не уперлась в закрытую дверь своей комнаты. Но его руки по-прежнему обнимали ее, его губы по-прежнему были на ее губах.