Вечность на двоих - Страница 60

— Я знаю, почему убили двух женщин, — послушно выпив, сказал Адамберг, — и я знаю, зачем были раскопаны могилы.

— Значит, ты доволен.

— Не вполне, — сморщился Адамберг. — Убийца — исчадие ада, и она еще не закончила свою работу.

— Так она закончит, — сказал Освальд.

— А то, — отметил Ахилл.

— Да, она ее закончит, — согласился Адамберг. — Она закончит свою работу, умертвив третью девственницу. Я ее ищу. И я бы не отказался от помощи.

Все лица повернулись к Адамбергу — на них явно читалось изумление, вызванное столь неосмотрительной просьбой.

— Не обижайся, Беарнец, — сказал Анжельбер, — но это вообще-то твои дела.

— Уж никак не наши, — вступил Ахилл.

— Ваши тоже. Потому что ваших оленей распотрошила та же женщина.

— Я говорил, — выдохнул Освальд.

— Откуда ты знаешь? — спросил Илер.

— Это его дело, — оборвал его Анжельбер. — Раз говорит, что знает, значит, знает, и все тут.

— Вот именно, — сказал Ахилл.

— Смерть девственниц связана со смертью оленя, — продолжал Адамберг. — С изъятием его сердца, если быть точным.

— Знать бы зачем, — спросил Робер.

— Чтобы вынуть из него крестовидную кость. — Адамберг пошел ва-банк.

— Очень возможно, — сказал Освальд. — Эрманс тоже так думала. У нее есть такая кость.

— В сердце? — слегка удивился Ахилл.

— В ящике буфета. Кость из оленьего сердца.

— Надо вконец свихнуться, чтобы охотиться за оленьим крестом, — сказал Анжельбер. — Это все древние штучки.

— Некоторые французские короли их даже собирали, — сказал Робер. — В лечебных целях.

— Вот я и говорю — древние штучки. Теперь эта кость никому не нужна.

Адамберг, в лечебных целях, осушил бокал, отпраздновав таким образом существование крестовидной кости в сердце оленя.

— Ты знаешь, почему твой убийца вырезает у оленя сердце? — спросил Робер.

— Я же сказал, это женщина.

— Понятно. — Робер скорчил недовольную гримасу. — Но ты знаешь, почему?

— Чтобы соединить этот крест с волосами девственниц.

— Предположим, — сказал Освальд. — Она психопатка. Как знать, зачем ей это.

— Чтобы приготовить снадобье, дающее бессмертие.

— Ни хрена себе, — присвистнул Илер.

— С одной стороны, это неплохо, — заметил Анжельбер, — с другой стороны, спорно.

— Что — спорно?

— Ты только представь себе, бедный мой Илер, что ты вынужден жить вечно. Что ты собираешься делать весь день напролет? Не будем же мы тут выпивать сто тысяч лет подряд, а?

— Да, это перебор, — согласился Ахилл.

— Она убьет еще одну женщину, — вернулся к делу Адамберг, — после того как покончит со следующим оленем. Или наоборот, не знаю. Но у меня нет выхода, я вынужден следовать за сердечным крестом. Я прошу вас вызвать меня, как только зарежут очередного оленя.

За столом воцарилась плотная тишина — только нормандцы способны создать и вынести ее. Анжельбер разлил вино по второму кругу, позвенев горлышком о краешек каждого бокала.

— Его уже зарезали, — сказал Робер.

И снова они замолчали, и снова глотнули вина — все, кроме Адамберга, который в ужасе смотрел на Робера.

— Когда? — спросил он.

— И недели не прошло.

— Почему ты мне не позвонил?

— Да тебя это вроде не так уж и волновало, — насупившись, сказал Робер. — Ты только и думал, что об освальдовской тени.

— Где это произошло?

— В Боск-де-Турель.

— Распотрошили, как тех двух?

— Все то же самое, сердце лежало рядом.

— Назови мне ближайшие к лесу деревни.

— Кампениль, Труамар и Лувло. Чуть дальше — Лонжене с одной стороны и Куси с другой. Выбирай.

— С тех пор там не отмечалось несчастных случаев с женщинами?

— Нет.

Адамберг с облегчением вздохнул и отпил вина.

— Не считая старухи Ивонны, которая упала со старого моста, — сказал Илер.

— Умерла?

— Тебя послушать, так все умерли, — сказал Робер. — Она сломала себе шейку бедра.

— Ты можешь меня завтра туда отвезти?

— К Ивонне?

— К оленю.

— Его похоронили.

— Кому достались рога?

— Никому. Он их уже сбросил.

— Мне надо осмотреть место.

— Это можно, — сказал Робер, протягивая бокал в третий, и последний, раз. — Где ты ночуешь? В гостинице или у Эрманс?

— Лучше в гостинице, — сказал тихо Освальд.

— Лучше так, — отметил отметчик.

И никто не объяснил, почему он не может переночевать у сестры Освальда.

Пока его подчиненные прочесывали район Боск-де-Турель, Адамберг обошел дозором больницы. Для начала навестил хромающего Вейренка в клинике Биша, потом спящую в Сен-Венсан-де-Поль Ретанкур. Вейренка собирались завтра выписать, а сон Ретанкур начинал понемногу приходить в более естественное состояние. «Она возвращается к нам на всех парах», — сказал Лавуазье, который не переставая записывал свои наблюдения за богиней-многостаночницей. Вейренк, когда ему сообщили о всплытии Ретанкур и об оленьем кресте, высказал мысль, которую Адамберг, возвращаясь пешком в Контору, обсасывал со всех сторон.

«Одной хватило сил спастись и быть живой,

Но к смерти приведет бессилие другой.

Олень подбит стрелой — и деве вслед за ним

Не поздоровится, коль мы не поспешим».

— Франсина Бидо, тридцать пять лет, — ска-зал Меркаде, протягивая карточку Адамбергу. — Живет в Кланси, это деревенька на двести душ в семи километрах от опушки Боск-де-Турель. Две другие ближайшие девственницы живут на расстоянии соответственно четырнадцати и девятнадцати километров. Неподалеку от них обеих находится большая каштановая роща, где тоже могут водиться олени. Франсина живет одна, ферма ее стоит на отшибе, в более чем восьмистах метрах от ближайших соседей. Через ограду можно перепрыгнуть одним махом. Дом у нее старый, с хилыми деревянными дверями, замки поддаются удару локтем.

— Ясно, — сказал Адамберг. — Она работает? У нее есть машина?

— Она работает на полставки уборщицей в аптеке Эвре. Ездит туда на автобусе каждый день, кроме воскресенья. Вероятно, на нее нападут дома, между семью часами вечера и часом следующего дня, когда она выходит из дому.

— Она девственница? Это точно?

— Кюре из Оттона говорит, что да. По его словам, она миловидная и инфантильная, «чистый ангелочек». Злые языки уверяют, что придурковатая. Но священник считает, что с головой у нее все в порядке. Разве что она всего пугается, особенно животных. Ее воспитывал вдовый отец, страшный тиран. Он умер два года назад.

— Тут есть одна проблема, — сказал Вуазне, чьи позитивистские убеждения испарились после того, как Адамберг, просто витая в облаках, догадался о существовании кости в сердце оленя. — Девалон знает, что мы в Кланси и в связи с чем. У него неприятности из-за того, что он прошляпил убийства Элизабет и Паскалины. Он требует, чтобы Франсину Бидо охраняла его команда.

— Да ради бога, — сказал Адамберг. — Только бы ее охраняли, а уж кто — это второй вопрос. Позвоните ему, Данглар. Пусть Девалон немедленно приставит к ней трех вооруженных полицейских, которые будут сменять друг друга. Охранник должен сидеть в доме, с семи вечера до часа дня, если возможно — в ее спальне. Пошлите в Эвре фотографию медсестры. Кто должен был обойти агентства по найму автомобилей?

— Я, — сказал Жюстен, — вместе с Ламаром и Фруасси. В центральном регионе ничего. Никто из служащих не вспомнил женщину лет семидесяти пяти, взявшую в аренду 9-метровый пикап. Они в этом уверены.

— А синие следы в ангаре?

— Это действительно воск.

— Ретанкур заговорила сегодня во второй половине дня, — сказал Эсталер. — Но ее ненадолго хватило.

На него обратились заинтригованные взгляды.

— Опять Корнель?

— Нет, туфли. Она сказала, что «надо отослать туфли в вагончик».

Мужчины обменялись недоумевающими взглядами.

— Толстуха не в себе, — сказал Ноэль.

— Нет, Ноэль. Она обещала женщине из вагончика прислать другие туфли взамен синих, которые она у нее забрала. Ламар, займитесь этим, адрес найдете в папках Ретанкур.