Вечность без Веры - Страница 14

– Неудивительно, что гвардейцы не хотели меня пропускать.

Аарон пожал плечами.

– Зачем ты вообще во второй округ полезла?

Второй округ? Вера нахмурилась. Никто так зону не называл. Даже в новостях не использовали старое название, оно сохранялось только в официальных документах.

Вера посмотрела на коричневую папку у себя на коленях. Машина ехала так плавно, что папка лежала неподвижно. Вера открыла ее и пролистнула несколько страниц. Имена детей, идентификационные номера, результаты тестов, разноцветные наклейки. Вера не знала, нарушила ли какой-то закон, когда поехала в зону за документами вместо Сати. Но рисковать ее доверием не хотелось.

– Я не уверена, что имею право рассказывать об этом.

– Понимаю. А почему ты в больничной сорочке, расскажешь?

Вера задумалась и непроизвольно поджала губы. Как рассказать о случае в палате, не выдав ответ на первый вопрос? Помимо этого, боль в подмышке усиливалась. Кожу начало печь, Веру замутило. Она на секунду прикрыла глаза и почувствовала, как становится невесомой.

– Эй! – взволнованно позвал Аарон.

Вера распахнула глаза и медленно заморгала.

– Все хорошо. Я просто устала, – соврала она.

– Ближайшие три часа я хочу от тебя одного – говори со мной. Обо всем на свете. Расскажи мне о себе все.

Вера с усмешкой повернулась к нему.

– Все? – переспросила она.

– Все. Про первый зуб, про первую ссадину на коленке, про любимую книгу, про любимого человека. Где хочешь работать? О чем мечтаешь? Что думаешь про второй округ? Роли не играет, главное, говори. Иначе я немедля отвезу тебя в больницу.

Вот снова он сказал второй округ. Как странно. Только через секунду Вера сообразила, почему ее так удивляет это название. Оно будто отчасти приравнивает зону к первому округу.

Разве кто-то еще так делал?

Вера попыталась вспомнить, когда последний раз слышала это словосочетание по отношению к зоне, но никто, даже Сати, не пытался придать ценности территории, отгороженной бетонной стеной. Почему же это делал Вечный, сидевший с ней рядом? Неужели он не считал смертных второсортными?

Вера нахмурилась, пытаясь разобраться в собственных мыслях. Она смотрела на жителей зоны свысока, ведь они были недалекими, отставшими от интеллектуально развитых Вечных. Однако то, что произошло сегодня в роддоме и на границе, заставило ее впервые усомниться в незыблемости превосходства и благородства бессмертных. Волоски на затылке встали дыбом. Испугавшись собственный мыслей, она решила говорить на безопасные темы.

– Я выросла в ПЭЦ, но скоро выпускной, и я надеюсь получить сертификат на инициацию. Сати верит, что я попаду в Геном.

– Сати?

– Она заместитель директора. Сати заботится обо мне и обо всех остальных детях. Она самый ласковый и заботливый человек на свете.

– Очень категоричное высказывание, не находишь?

– Но Сати именно такая! – возразила Вера. – Например, когда мне было девять лет, я сломала ногу, упав с турникетов во время физкультуры. Сати заходила ко мне каждый день, чтобы проведать и подбодрить. Благодаря ей я не просто попала в ПЭЦ, я смогла там остаться.

Аарон прищурился и спустя несколько мгновений кивнул.

– А друзья?

Вера улыбнулась.

– Таня и Ида. У Тани прекрасный голос. Она так поет, ты заслушаешься. А какие стихи пишет! Когда она их читает, знаешь, такое впечатление, что мир останавливается.

Из Веры водопадом лились хвалебные слова. Она рассказывала про их детские шалости, про то, как они действовали Иде на нервы своими песнями, про любовь Тани посплетничать и надежду, что после выпускного ее распределят в академию искусств. Из Тани мог бы выйти потрясающий драматург.

Аарон кивал в нужных местах и задавал уточняющие вопросы. И даже если он просто хотел проверить, не случилось ли чего с Верой во время аварии, она не была против.

– А Ида? – спросил он, когда Вера сделала паузу, чтобы перевести дыхание.

– Ида наш правозащитник. Знает наизусть все законы.

– Прямо-таки все? – скептично спросил он.

– Все-все! – подтвердила Вера. – У нее фотографическая память. Она прямо целые параграфы запоминает, один раз прочла – и все, без единой ошибки может повторить. Правда, это касается только юриспруденции.

Забавных историй про Иду у Веры был не один десяток. Она вспомнила, как в восьмом классе Ида из принципа не пришла на ежегодное типирование в начале сентября, потому что о дате и времени ее известили не за три дня, как закреплено в уставе, а за два. Классная руководительница Катрина рвала и метала, но в итоге признала свою ошибку и даже согласилась провести для упрямой воспитанницы дополнительную встречу. Вера тогда чуть не плакала от счастья, что ее подругу не исключат из ПЭЦ, а Ида лишь безразлично пожимала плечами: на ее стороне была истина.

– Они лучшие подруги на свете, – добавила Вера.

Небо тем временем окрасилось в красный цвет. Дома по обе стороны от дороги становились все выше.

– А что насчет тебя? – спросил Аарон, когда Вера, залюбовавшись сверкающими в лучах заходящего солнца фасадами величественных зданий, надолго замолчала.

Вера открыла рот и снова закрыла. Как просто было говорить про других и как сложно – рассказывать про себя. Тем более когда не знаешь, готова ли ты признаться, что ничего особенного из себя не представляешь. Но они сидели наедине в машине, где никто ее не мог услышать. И, скорее всего, эта поездка будет единственной в их истории. Он подбросит ее до ПЭЦ, чтобы очистить совесть, и навсегда Веру забудет. Да и она, захлопнув за собой дверь машины, оставит в прошлом этот ужасный день. С Аароном можно было быть искренней.

Вера посмотрела на его профиль, на горбинку на носу, которая делала его лицо еще более привлекательным.

– Я не знаю, – наконец призналась Вера.

Аарон оторвал взгляд от дороги и посмотрел ей в глаза.

– Неужели у тебя нет какого-нибудь таланта? Может, ты умеешь стоять на голове?

Вера грустно засмеялась.

– Я совершенно обычная.

– Уверен, что это не так.

– Ты ошибаешься. То есть… Я первая в рейтинге, но вовсе не потому, что невероятно одаренная или интересуюсь всеми предметами в равной степени. Мне кажется, что все как раз наоборот. Я корплю над учебниками до рези в глазах, но делаю не из интереса, а просто потому, что так нужно. И, честно говоря, чтобы порадовать Сати. Я не такая, как, например, Ида. Если захочу, то да, могу зазубрить любой материал, но… Я хотела бы писать стихи или трепетать от восторга при виде очередного справочника по юриспруденции, но ничего из того, что мы изучаем в ПЭЦ, не делает меня счастливой, – призналась как на духу Вера, поражаясь самой себе. С какой стати она вообще заговорила про счастье? – Я стремлюсь попасть в Геном, потому что это… Правильно? – Вера сделала паузу, ощутив, как по спине пробежали холодные мурашки. Стало стыдно, к щекам прилила кровь. Разве такие разговоры должна вести воспитанница ПЭЦ? Испугавшись самой себя, но не в силах сдержаться, она добавила: – Я совершенно не понимаю, в чем смысл моей жизни.

– Никто не рождается с ним. Его не кладут в колыбель. Его не вписывают в паспорт. Найти его – это исключительно забота каждого из нас, и для этого нужно время, – сказал Аарон мягко, но уверенно. – Кто-то так и проживает всю жизнь, не разобравшись в себе. Кто-то – а я думаю, что ты относишься к этому числу людей, – должен многое попробовать, прежде чем найти себя. И, мне кажется, это очень здорово.

Это слова дарили надежду. Как важно было услышать, что ее понимают.

– Спасибо, – сказала Вера. – И спасибо, что спас меня на пропускном пункте.

Аарон поднял бровь.

– После того, как сам же и сбил?

Вера заулыбалась. Как много она улыбалась рядом с ним, несмотря на сложившуюся ситуацию!

Аарон отбивал какой-то ритм пальцами по рулю из бежевого пластика, похожего по фактуре на древесину. Однако вряд ли он был вырезан из настоящего дерева. На запястье тихо позвякивал браслет из переплетенных между собой черных матовых звеньев. На пиджаке сверкала брошка.