Вечно в пути (Тени пустыни - 2) - Страница 68

_______________

* Т е н ь г а - бухарская монета стоимостью в двадцать копеек.

- Тенег... Налога... боже мой! - почти простонала Настя-ханум. - Я не вижу лодки... Посмотрите вы... У меня все сливается в глазах... Все желто и все блестит.

- Желтый цвет - цвет надежды, - важно, но тоже невпопад сказал капитан Непес. - Если нет желтизны, нельзя плыть по Аму-Дарье пароходу. По-арабски Аму-Дарья - "Джейхун", что значит желтый. Желтый густой цвет воды с красным показывает глубину, фарватер. Полный вперед! Желтый светлый, даже беловатый - берегись мели! Посадишь пароход, не скоро снимешься, пропал промфинплан...

- Да? Промфинплан? - протянула совершенно расстроенная Настя-ханум. И невольно улыбнулась. Решается судьба человека, и вдруг... промфинплан. Какое ей, наконец, дело до промфинплана судна Аму-Дарьинского речного пароходства.

- Просторы вод Аму - это прелестные щечки красавицы, - продолжал капитан Непес. - Лик реки меняется ежечасно, ежеминутно. Река и женщина непостоянны. Смотришь на воду - узнаешь душу реки. Смотришь на лицо женщины - видишь ее смысл. Цвет воды в реке... Знаешь, куда плыть. Цвет лица красавицы... Знаешь, как поступить. О, вода побелела, значит, близка мель. Женщина побледнела - близок гнев...

Молодая женщина упорно смотрела вдаль на деревья, на белую мазанку. Она не слишком хорошо понимала метафорические рассуждения старого капитана. Старый Непес чем-то вызывал раздражение, но и чем-то привлекал. "Старый болтун... привязался, - сердилась она, - симпатичный какой-то, простодушный..."

Вслух она только пробормотала: "Какая мутная, темная река!.." Лишь бы сказать что-нибудь. Появится наконец лодка или все пропало и она никогда-никогда не увидит мужа?

Старый Непес понимал, что его не очень слушают, что от него хотят избавиться. Но Настя-ханум заинтересовала его. И не потому, что была красива. Нет, капитан Непес вдруг решил, что туркменские женщины красивее. У этой русской совсем светлые брови, да и руки слишком нежные. Разве с такими белыми руками смогла бы она ткать шерстяные ковры или доить верблюдиц?.. Но подумал Непес одно, а сказал другое:

- Мутность не беда. Зато вода вкусная, полезная. Муть воды Аму не влияет на здоровье. Красавица, даже если у нее темная кожа, не перестает быть красавицей...

Настя-ханум с испугом посмотрела на капитана. Не хватает, чтобы он начал говорить любезности. И она почти простонала:

- Лодка! Где, наконец, лодка?

- Хорошо, что нет каимэ, - вдруг совершенно неожиданно резко, точно отрубил, проговорил капитан Непес.

Чуть не плача, Настя-ханум закричала:

- Не ваше дело! Вам приказано, и все... Не ваше дело!

- Ну вот, я же сказал - потемнела вода, забурлила кровь и... берегись, капитан Непес! Впереди мель, - с усмешкой проговорил капитан. Нет каимэ - хорошо. Течение быстрое, очень быстрое. Еще снесет. Аллах милостив: перевернет каимэ... утонешь... Хорошо разве? Хорошая русская женщина, красавица не убежит за границу, не поступит плохо...

- Плохо... Да вы думаете, что говорите, старый вы, бестолковый человек? Плохо? Плохо не хотеть увидеть мужа? Да вы понимаете... У меня там муж. У меня... Я не видела его вечность... А вы говорите, что я бегу за границу, что плохо делаю. Да вы знаете! Меня обманули. Гадина Хамбер меня обманул... О! Они играли мной как куклой...

Совершенно непонятно, почему Настя-ханум рассказала все капитану Непесу. Старый туркмен не располагал к откровенности. Он совсем не походил на человека, который годится для интимных излияний молодой женщины. Настя-ханум совершенно не знала капитана Непеса, видела его впервые. Настя-ханум забыла, начисто забыла строжайшее предупреждение Петра Кузьмича - не разговаривать. "За вами придет лодка. Вам помогут сойти в нее. Вас отвезут на берег. Притворитесь немой. Поймите, одно слово, и вы все испортите, бесповоротно испортите. Никто ничего не должен знать". А она поступила наоборот. Она все рассказала капитану Непесу, человеку, которого видела первый раз в жизни. Она вдруг поняла, что ему нужно все рассказать...

Солидное положение, уважение, известность, серьезность не исключают самого простодушного любопытства. Без любопытства в пустыне не узнаешь новостей, без новостей проживешь жизнь черепахой в норе. Новости в пустыне узнают от встречных караванщиков, а караванщики любят, чтобы им задавали вопросы. В пустыне любопытство - не порок.

Капитан Непес за десятки лет жизни на реке растерял многие привычки кочевника, но только не любопытство. Он был любопытен, как верблюжатник, и он с вниманием слушал рассказ незнакомки, уезжающей за границу. Капитан Непес сразу же поднялся в собственных глазах. Такая красавица избрала его своим наперсником. А рассказ ее походил на сказку. Много бы ночей капитан Непес ворочался на своей жесткой койке, в своей капитанской каюте, если бы Настя-ханум не рассказала ему своей истории. Впрочем, он и теперь все равно будет ворочаться и плохо спать. Бессонница будет мучить старого Непеса. Но так он и не узнает, что же случилось потом с золотоволосой красавицей.

Рассказывала Настя-ханум беспорядочно. Слова рвались из души. Давно они накопились, и ей некому было излить накопившуюся горечь. Старый туркмен смотрел так добродушно, так сочувственно! Старый туркмен так умел слушать! Настя-ханум рассказала все.

Ее обманули. Вежливые, вылощенные, такие благовоспитанные английские джентльмены с благообразными любезными физиономиями. Они говорили приятные слова, целовали ей руку, заверяли в глубочайшем уважении. И лгали. Еще в Мешхеде, в доме губернатора, Анко Хамбер всем своим видом, словами выпячивал свою англосакскую порядочность, благородство европейца. Он заставил поверить Настю-ханум, что сын ее болен, что ребенок при смерти. Она поверила и забыла обо всем, забыла, что муж ее, Гулям, в опасности. Будь она поспокойнее, одна мимолетная, но странная сцена приоткрыла бы ей обман еще в Мешхеде. Ей показалось, что господин генгуб подмигнул Анко Хамберу и в невыразительных рыбьих глазах англичанина запрыгали смешливые огоньки. Рука генгуба вдруг задергалась, словно у него внутри все сотрясалось от смеха. Но нет, генгуб не смеялся. Его лицо сохраняло невозмутимость, подкрашенную вежливой улыбочкой. Улыбался он ровно столько, сколько требуется персидскому вельможе в разговоре с молодой красивой женщиной. Настя-ханум поняла, что и генгуб и Анко Хамбер неискренни. На мгновение приподнялся полог и брызнул свет. Однако тут же полог опустился и свет погас. И Настя-ханум снова окунулась в свои истерические переживания... Она поняла все только в маленьком доме на тихой ашхабадской улице. Сын ее был здоров. С тех пор как привезли его к бабушке, он не болел. Радость встречи с Андрейкой вытеснила у Насти-ханум все неприятное. И только позже она подумала: Анко Хамбер - подлец. Анко Хамбер увез ее из Баге Багу, чтобы... Она даже мысленно не могла представить себе, зачем он это сделал... И, стуча в дверь и слушая спокойную песню, она поняла, что дело не в ней, Насте-ханум, не в ее сыне. Джентльмен и благородный рыцарь, генеральный консул его величества Анко Хамбер использовал любовь Гуляма к ней, чтобы заставить его совершить что-то чудовищное. "Рыцарь" шантажировал Гуляма. В орудие шантажа Анко Хамбер превратил любовь Гуляма и Насти-ханум.

Настя-ханум все рассказала капитану Непесу: и про улыбочку генгуба Хорасана, и про сына, и про подлость Анко Хамбера... Зачем она рассказала, она и сама не знала. Но у нее стало легче на душе. И хоть лодка все еще не показывалась, она вдруг поняла, что увидит Гуляма, и скоро... Она повернула разгоревшееся лицо к Непесу и воскликнула:

- Помните, у Хафиза: "Слабость пронизала меня от муки ожидания". Мне нельзя было полюбить его. Но поздно, уже поздно. Я его люблю, я его жена, и мой путь с ним...

Она смотрела на желтый чужой берег. В ее словах звучали отчаяние и надежда. Старый капитан Непес смотрел искоса на слабый нежный подбородок, на дрожащую в дуновении ветра золотую паутину волос, на удивительно тонкую кожу ее щек. И нежность росла в нем к этой совсем чужой, такой непохожей на туркменок русской женщине, с такими понятными и близкими переживаниями. Он смотрел и вдруг еще больше удивился. Лицо Насти-ханум вдруг загорелось нежными красками, и волосы сделались цвета меди, и Непес вздохнул, пораженный этой сказочной красотой.