Вечно в пути (Тени пустыни - 2) - Страница 4

Но Исмаил Кой не отпустил их. Просьбы и уговоры не помогли. И вдруг сделалось понятно, что они скорее не гости, а пленники. Это противоречило всем законам гостеприимства. Но Исмаил Кой не был бы Исмаил Коем - вождем племени, если бы поступил иначе. Осторожный и хитрый, он не хотел попасть впросак. Он никому не верил, даже самому себе, своему нюху. Кто они такие - его гости? Кто их знает?

Покормив гостей рисовой кашей, Исмаил Кой предложил им расположиться на ночлег. Дверь он предусмотрительно запер снаружи на щеколду, а во дворе поставил самых надежных курдов с ружьями.

Сказав стражам: "Кровь их на вашей голове", он ушел... колдовать.

Да, Исмаил Кой верил в колдовство. Он решил спросить грозного Мелек Тауса, как поступить с гостями. К тому же Исмаил Кой слыл среди курдов первым волшебником, заклинателем духов - азаимхоном...

В жалкой мазанке уже давно спали Гулям и Зуфар. Гулям забыл о своем высоком звании. Он даже не приказал Зуфару лечь у него в ногах, мешком свалился на козью шкуру и заснул, сломленный усталостью. Он даже не обратил внимания на то, что его с Зуфаром заперли в грязном, покрытом густым слоем копоти, полуразрушенном убежище скорпионов и верблюжьих клещей. Гулям не видел снов. Он спал здоровым сном неимоверно уставшего человека.

Тревожно спал Зуфар. Болели старые и новые рубцы на спине. Вереницей мчались тревожные воспоминания... И вдруг громкий, непонятный звук окончательно разбудил его. По стенке комнатки заколебались, заплясали пятна света. Медленно-медленно, с пронзительным скрипом росла щель между притолокой и дверью. В ореоле красноватого сияния возникло миленькое девичье личико, обрамленное висюльками из серебряных монеток. Приоткрыв чуть-чуть свой ротик с чудесными пухлыми губками, девочка с испугом озиралась. Глаза-звездочки, жалобно моргая, остановились на спящих. Девочка замотала испуганно головой, но тотчас же впрыгнула в каморку и чуть не упала на ноги Зуфара. Очевидно, кто-то толкнул ее.

Девочка замерла посреди комнаты. Ожерелье из серебряных монет звенело на ее вздымающейся, чуть обозначенной под платьем девичьей груди. В руке она держала масляный светильник и дервишеское кадило, над чашечкой которого поднимался дым, издававший резкий, ни с чем не сообразный аромат. Почти тотчас же дверь снова заскрипела, заверещала, и в каморку пролез, согнувшись в три погибели, Исмаил Кой. Желтые блики прыгали по рытвинам его грубого лица, по обвислым тяжелым щекам, покрытым серой кожей, по торчащей паклей бороде. Приложив палец к губам, он сел в угол и, развернув толстую книгу, нараспев негромко начал читать:

- "Скажи: ищу убежища у господина Рассвета от зла того, что сотворил он, от зла ночной темноты, когда она все покрывает, от зла завистника, когда он завидует".

Он остановился и проворчал девочке:

- Маши кадилом сильнее, жена! Маши, ибо волшебный сон овладел странниками и они погружены в сновидения. Маши кадильницей, жена, ибо час волшебства наступил...

Приторный дым все более наполнял комнату. Зуфар с усилием отгонял от себя сон и, полный любопытства и удивления, смотрел на старика и на его жену-девочку и, затаив дыхание, ждал, что будет дальше.

- О Мелек Таус, о Мелек Таус! - бормотал Исмаил Кой. - Мы взываем к тебе, дух зла, ты скажи нам тайное. Ты скажи, что думают сейчас эти двое, смежившие очи? Доброе они думают или злое? О Мелек Таус! Я был, я есть, и нет мне конца. Я делаю дела, которых не делают другие, считая их злыми. Кто противится мне, тот жестоко раскается. Бог не смеет вмешиваться в мои дела. Я Мелек Таус... Я был до сотворения мира... Я послал шейха Ади просветить йезидов светом истины...

Отложив книгу, он грубо вырвал из рук девочки кадильницу и угрожающе замахал ею над распростертыми на козьих шкурах Гулямом и Зуфаром.

- О шейх Ади из Баальбека! Ты единственный из пророков знаешь истину и ложь, приносишь счастье и несчастье. Никто не должен жить дольше положенного Мелек Таусом срока. И если он пожелает, он положит предел жизни человека, а потом пошлет его в сей мир или в другой во второй и третий раз посредством переселения душ. О шейх Ади, я ходил к тебе в Баальбек в твою пещеру, и ты просветил меня и сказал мне, что ты живешь во мне. Помоги же мне проникнуть в мысли этих людей, пока они погружены в сон, похожий на смерть.

Зуфар не был суеверным. В отличие от многих жителей пустыни, он не верил в таинственное. К религии он с детства относился равнодушно. Общение с матросами аму-дарьинских пароходов, с рабочими пристаней, знания, полученные в школе для взрослых и в штурманских классах, а также из книг, к чтению которых он пристрастился, научили его трезво смотреть на окружающий мир. Он не знал дороги в мечеть, а муллы и ишаны не вызывали в нем ничего, кроме снисходительного презрения.

Нелепое поведение Исмаил Коя сначала встревожило Зуфара. Он не знал, что и подумать. Потом слова из книги и заклинания рассмешили его. Но чем дальше, тем больше он поддавался странному чувству. В клубах дыма, наполнявшего каморку, он различил вдруг очертания чудовищных размеров павлина...

Доносившийся издалека вой собаки вторил стонущему голосу Исмаил Коя, который бормотал:

- Вначале аллах создал из своей драгоценной сущности Белую Жемчужину и сотворил птицу Ангар и поместил жемчужину на ее спину. Спустя сорок тысяч лет, в первое воскресенье, аллах создал ангела Анзазила - он же Мелек Таус - главу всего... И поставил аллах Мелек Тауса правителем вселенной, круглой и неделимой.

Тут Исмаил Кой весьма прозаически чихнул, передал своей жене-девочке кадильницу и воскликнул:

- О Мелек Таус! Просвети меня, что мне делать с чужеземцами?

Очевидно, Гулям давно уже не спал. Он сел на козьей шкуре и, разыгрывая удивление внезапно проснувшегося человека, спросил:

- Откуда дым? О, маленькая пери! И наш хозяин! Что случилось, господин Исмаил Кой? Или ты нашел наконец лошадей и мы сможем покинуть твой гостеприимный кров?

Застигнутый врасплох, Исмаил Кой растерялся. Выпучив на Гуляма свои с красными белками глаза, он несколько секунд шевелил без звука губами. Как так? Гости под воздействием заклинаний должны спать как сурки, а они не спят да еще разговаривают.

Прежде всего он выгнал девочку:

- Пялишь глаза на посторонних мужчин, бесстыжая! Убирайся! Садись ткать, дрянь! Еще до полуночи далеко...

Он обратился с деланной улыбкой к гостям:

- Жена. Сует нос куда не следует... Лентяйничает. А какая мастерица! Какие ковры ткет! Недавно я женился. Одну ночь с ней рядом поспишь, все равно что посетишь блаженную землю Кербелы, а глупая, как все женщины. Не сердитесь, что я потревожил ваш сон... Извините. Хотел узнать, нет ли у вас каких-либо беспокойств?

Не дожидаясь ответа, Исмаил Кой поднял с кошмы свою книгу и суетливо удалился. Пламя забытого на полу светильника громко потрескивало.

Крадучись, Гулям подошел к двери и прислушался. Зуфар поразился: лицо пуштуна приняло землистый оттенок, глаза тревожно бегали, руки дрожали. Он бормотал что-то непонятное. Лишь по отдельным арабским словам Зуфар догадался, что его спутник твердит молитвы. Такие молитвы-заклинания бормотала бабушка Шахр Бану в долгие зимние ночи, отгоняя от очага Бичуру - духа-мальчика, обитающего в развалинах, и страшную, но очень красивую Жезтырнак - пери с медными длинными когтями...

Усмехнувшись, Зуфар сказал:

- Что? Он вас напугал?

- Тсс... Знаешь, куда мы попали?!

Поразительно! Гулям не обиделся. Твердый, непреклонный, ничего не боящийся пуштун явно струсил. Если бы Зуфар знал, что Гулям получил высшее образование в Англии, учился в Университете народов Востока в Москве, он еще больше бы удивился.

- Э, пустяки, - проговорил Зуфар, - хозяин Исмаил Кой гостеприимный. Вот утром лошадей бы дал - и к ночи мы в Мешхеде. А там советский консул, и...

- Знаешь, кто такой этот Исмаил Кой?

- Кто?

- Я смотрел и слушал... Такие есть и в наших Сулеймановых горах. Они йезиды - поклонники сатаны. Ужасные, отвратительные отступники... забывшие истинную веру ислама.