Вечно в пути (Тени пустыни - 2) - Страница 3

Старейшина селения шейх Исмаил Кой, глава нищих курдов, держался по-королевски высокомерно. Своим длинным носом Исмаил Кой разнюхал, что перед ним чужеземцы и что в их присутствии можно ругать сколько угодно персидские власти. Погрязшие в болезнях, суевериях, его подданные курды причиняли, видимо, немало беспокойства местной администрации. Из заржавленных, много повидавших на своем веку кремневых, в рост человека ружей курды попадают сверхметко во все, до чего долетают их круглые пули. Желая развлечь гостей, Исмаил Кой приказал привести скакуна, на котором была сбруя вся в драгоценных камнях. Вождь уже забыл, что, по его словам, всех коней в становище реквизировали налогосборщики. Он вскочил в седло, разогнал скакуна и на всем скаку сшиб из винтовки с верхушки тополя ворону. Исмаил Кой тут же разрешил пострелять своим воинам. И стреляли они отлично, несмотря на быстро сгущавшиеся сумерки.

С грозно насупленными кустистыми бровями, со своими тремя старинными курковыми пистолетами за поясом курдский шейх производил внушительное впечатление.

- Мелек Таус подбирает из сосуда моей жизни капли уже восемьдесят пять лет, - сказал он. - Но мы, курды, награждены чудеснейшим даром небес - терпением... Терплю я, терпит и мой многотерпеливый народ...

Слова шейха несколько отдавали богохульством, и, судя по упоминанию Мелек Тауса - князя Павлина, олицетворяющего злое начало, - его высочество шейх принадлежал к секте йезидов. Поведение Исмаил Коя коробило правоверного суннита Гуляма, но это не мешало ему с завидным аппетитом уничтожать горелые куски козьего мяса, поджаренного прямо на раскаленных камнях, и пахнущий затхлостью, похожий на портянку лаваш. Роскошное угощение путники получили лишь потому, что, случайно проговорившись, Зуфар снискал благосклонность самого Исмаил Коя.

Зуфар заговорил о следах автомобиля, проехавшего сегодня утром мимо.

- Наверно, это был русский консул, - закивал головой шейх. - Почему он только не завернул к нам в селение? Хороший охотник русский, мы вместе с ним уже не раз стреляли джейранов.

- Никакой не русский, - сердито заявил Зуфар, - это - чтоб ему!.. автомобиль консула-инглиза.

Подернутые старческой пленкой, но очень злые глаза Исмаил Коя вдруг засветились. Взгляд их кольнул Зуфара.

- Э! Ты не любишь инглизов, а?

- А ты?

- Русский говорит курду: "Здравствуй, будь здоров!" Инглиз твердит: "Сгори твой отец, собака!" Русский норовит положить на скатерть червонец англичанин не успевает еще сесть на палас, уже командует: "Подай сюда это! Принеси сюда то!" Теперь эти проклятые подговорили генерал-губернатора запретить курдам пасти скот по ту сторону Копет-Дага у Советов. Курды терпят огромные убытки. Раньше за шерсть, кожу мы брали у большевиков ситец, ведра, сапоги... А теперь! Убыток, разорение!..

Исмаил Кой грубо выбранился. Он раскричался. Он никого и ничего не боится. Он застрелил собственноручно семьдесят трех инглизов, не считая персидских и турецких жандармов. Он воевал против инглизов уже два раза и стрелял их точно куропаток.

- Тринадцать раз я был ранен и двадцать восемь раз женат! - вопил шейх голосом одержимого. - Кто скажет, что Исмаил Кой не курд! При слове "курд" содрогаются сердца инглизов, персов, турок. Курда Исмаил Коя бросили в тюрьму! Кто? Инглизы. Исмаил Коя и его племя изгнали из Ирака. О Мелек Таус! Кто? Англичане... Мужчины, женщины, дети племени Исмаил Коя умирают от голода. Из-за кого? Из-за инглизов. Из-за кого терпим мы, курды, поношения и беды? Из-за инглизов. Из-за букашек. Я переворачиваю букашку ногой, и она бежит туда, я касаюсь ее подолом моего камзола, и она бежит сюда, я подую на нее, и она летит неизвестно куда... Ничтожества! И из-за того, что у них пушки, у них пулеметы, у них аэропланы, мы, курды, здесь, у подножия горы Джангир, дохнем с голоду и лижем туфлю персидского жандарма. Проклятые! Детей курдов они отнимали у матерей, как жеребят у кобыл. О справедливость!

Он весь бурлил и кипел. Он сжал Зуфара в объятиях и поклялся Мелек Таусом, что не встречал более приятных людей, чем он и его друг, которого - пусть он не знает горя и бед - принял было за инглиза.

Он вытащил из-за шарфа, обвернутого несколько раз вокруг талии, тяжеленный пистолет и попытался подарить его Зуфару. Он впал в неистовое возбуждение и позвал в свою глинобитную хижину десяток воинственных стариков, до того оборванных и грязных, что каждый из них, казалось, не преминет оставить на ковре в подарок парочку, другую вшей.

Занятый гостями, Исмаил Кой не захотел совершать вечернюю молитву. Впрочем, он сослался на авторитет священного писания.

- В часы восхода и захода намаз запрещен, ибо в это время видны на краю неба рога сатаны, такие же, как у инглизов. Инглизы виноваты в том, что мы живем подобно мокрицам. Клянусь, дела курдов плохи. Иначе разве мои мужчины работали бы по приказу правительства целый год даром на помещиков-персов? Целый год мои курды не спят со своими женами. Корень нашего племени истощится и высохнет. О, если бы мы не растратили силы племени на войну с инглизами и персами! У них пушки, пулеметы. Они задавили нас силой. Иначе разве потерпел бы я, чтобы персы-чиновники за отобранную у курдов корову платили по два-три крана вместо полтораста двухсот?

Долго еще Исмаил Кой ругал инглизов, виновников бед своего гонимого племени. И все же сначала он остерегался говорить о самом наболевшем. Это была тайна, за разглашение которой ему грозили крупные неприятности.

Но в присутствии таких приятных, умных, отзывчивых гостей он не удержался:

- Я беден. Племя мое нищее. После восстания у нас ничего не осталось. Но пусть все знают, всегда помнят - Исмаил Кой не взял у инглиза Хамбера золота, не взял винтовок, не взял патронов, не взял... ничего.

Он все повторял: "Не взял!" Он так хотел, чтобы его спросили: почему же он не взял золото и винтовки у инглиза.

И Гулям понял это и спросил:

- Почему?

- Золото инглизов замарано кровью. Инглизы хотят, чтобы курды воевали с большевиками.

Зуфар целиком превратился в слух.

- Да, я говорю! - вопил на все селение Исмаил Кой. - Инглиз Хамбер хотел купить курдов, купить кровь их сыновей!.. Клянусь, я плюнул ему в лицо и сказал: "Бараны продаются. Люди не продаются!"

Исмаил Кой гордился, что поставил на место инглиза Хамбера, собаку инглиза, плохого человека.

Зуфару очень понравились слова Исмаил Коя, и он проникся симпатией к дряхлому, болтливому, но по-своему благородному старику.

Исмаил Кой заявил гордо:

- Я курд-йезид. Я говорю не за себя. Я говорю за всех курдов, за всех йезидов.

Он отобрал у сидевшего перед ним старика его длинную, как пастуший посох, заржавленную, как чугунный котел, фузею и сказал Зуфару:

- Видишь, друг, бедное оружие курда Хушнафа. Смотри! Ржавчина съела его. Оно шатается и трещит. Из него железные опилки сыплются. А Хушнаф мог получить от инглиза Хамбера новенький блестящий карабин, с одиннадцатью зарядами в магазине, с нарезным стволом, посылающим пули за семь верст. Хороший карабин - мечта курда! Уже в колыбели курд тянется к винтовке. За винтовку курд отдаст жену и дочь. Но курд не продает дружбы и вражды ни за карабин, ни за золото. И курд Хушнаф не взял у инглиза Хамбера карабин. Ни один курд не взял. Вот мое слово! Пусть пропадут инглизы и не останется от них духа в этом мире.

Он был очень величествен и красив в своем гневе. Он был очень горд и благороден, этот нищий курд, вождь нищего курдского племени, приютившегося на старом завалившемся кяризе у подножия голой печальной горы Джангир.

Неожиданно наступила ночь. Свирепое солнце погасло за далекими горами. Курдские женщины носили угли от порога к порогу, и красные огоньки бродили по улочкам селения. Потянуло запахами горелого сала.

Гулям и Зуфар хотели по ночной прохладе пуститься в дорогу. Путь предстоял дальний. Тоска не давала покоя Гуляму. Уже долгий целый день он не знал, что с его любимой.