Вечерний круг - Страница 41

— А ты засёк время? — поинтересовался Лосев.

— Конечно! Только незаметно. Эта штука крутится у них ровно три минуты. А по инструкции она должна крутиться семь с половиной! И ещё. Последнее. Это я уже визуально определил, издалека. Специально ещё раз приезжал. Начинают они работать на час раньше, кончают на два часа позже, чем положено, темно уже бывает.

— Это точно, — подтвердил Лосев.

— Вот отсюда и полный план, а в два раза больше — в два раза! — им идёт в карман, — заключил полковник Углов. — Вот вам и не криминогенная область, как мы полагали. Привыкли, что воруют материальные ценности. А тут воруют время.

— Очень интересное дело, конечно! — воскликнул Эдик.

— Да, и механика теперь вроде понятна, — согласился Цветков. — Интересно знать, чья это голова всё придумала. Давай, Лосев, твоя очередь.

— Группа тут действует довольно большая, — сказал Виталий. — А во главе трое. Горохов — это бандит и убийца, — с ожесточением произнёс он. — Вчера мы его взяли. Второй там — Левицкий Вадим Александрович, Вадик, как они его называют.

— О! — вмешался Эдик. — Кое-чего мы о нём уже знаем. Разрешите?

Цветков кивнул, и Эдик продолжил:

— Работал администратором в театре. Красавец. Стареющий, конечно. Сердцеед. Хвастун. Тряпки обожает. Комбинирует со спекулянтами вокруг «Берёзки». Машина, конечно. Разведён. Жена артистка была. Ребёнок у бабушки. Сын. Она его родителям не отдаёт, иностранным языкам учит. Что ещё про Левицкого? Паникёр, между прочим. Краснобай и паникёр. Судимость есть. Одна. Какие-то левые концерты организовывал. Вот такой тип.

Эдик снова уселся на своё место.

— Он второй из той троицы, — заключил Лосев. — Ну а третий — это Потехин.

— Про него давай ты скажи. — Цветков обернулся к Игорю. — Ты беседовал с ним.

— Беседовал, — спокойно согласился Откаленко. — Умный человек, хладнокровный. На пустяке не поймаешь. На серьёзном — тоже непросто. Думаю, его голова тут сработала. Больше некому.

— Вот это настоящий противник, — сказал Фролов. — Тут хоть борьба умов, как говорится. Не то что все эти мальчишки да девчонки — Гошка, Майка…

— Чепуха! — сердито воскликнул Эдик. — Какая тут борьба умов, что ты говоришь! Обыкновенный хитрющий ворюга, вот и всё. Какая тут борьба умов? Она, если хочешь, началась заочно и уже кончилась. Он придумал систему, мы её разгадали. И всё кончено! А после ареста ты его прижмёшь показаниями соучастников.

— Насчёт мальчишек и девчонок ты, кстати, тоже сильно ошибаешься, — добавил Лосев. — Я, например, считаю, что это главный участок борьбы. Потехин или, допустим, Горшков… Ну напугаем мы их. В лучшем случае, в будущем поостерегутся закон нарушать. Да и пожилыми возвратятся. А этим мальчишкам и девчонкам ещё, между прочим, жить да жить. А вот как им жить, за это, я тебе скажу, стоит побороться. И победа тут будет потруднее, чем разоблачить того же Потехина.

— М-да, — кивнул Цветков. — Верно ты говоришь. Ну-с, а с чего же мы всё-таки начнём? — обернулся он к Углову.

— Считаю самым слабым звеном в этой троице Левицкого, — ответил тот. — Надо бы начинать с него. Но он, возможно, меньше всех информирован, вот чего я боюсь. Так, знаете, бывает. Всё-таки заведующий всем комплексом. Его не обойдёшь. В таком случае откупаются. Начнём с него — только распугаем остальных. И тогда все концы в воду. Потехин это в два счёта организует.

— Но и с него начать рискованно, с Потехина этого, — покачал головой Цветков, оставив в покое свои карандаши. Теперь он вертел в руках очки. — Пока у них особой тревоги не должно быть. Горохов арестован за пьяную драку в ресторане, Коротков и Сёмкин — за драку в парке. Это всё им известно. Сам Потехин вообще проходит как пострадавший.

— А что, если начать с Горохова? — предложил Лосев. — Это и вовсе никого из них не напугает. Ведь никто из них не узнает, о чём мы теперь с Гороховым беседуем.

— Не пойдёт, — решительно возразил Эдик. — Он не даст сейчас нужных показаний. На нём же убийство! Шутка? Зачем ему ещё эти дела? Ни слова не скажет, конечно. Так если уж придётся признаться в убийстве, он его объяснит пьяной дракой. Бытовое, мол. А так — умысел уже, да какой! Нет, ни слова, конечно, Горохов не скажет сейчас, ручаюсь.

— Резон тут есть, — кивнул Цветков и обратился к Лосеву: — А что эта самая Майя, даст показания на них?

— Нет-нет. Пока и предлагать нельзя, — забеспокоился Виталий. — Она только-только заколебалась, только засомневалась. Я с ней должен ещё увидеться. Она будет сама решать. А пока рано. Можно всё испортить.

— Ишь психолог! — усмехнулся Цветков одобрительно. — Ладно. Отставим её пока. Пусть переживает и осмысливает. Что же у нас остаётся?

— Кажется, остаётся только Левицкий, — с неудовольствием ответил Углов. — А он, я боюсь, не очень-то может быть в курсе дела.

— Я думаю, он в курсе всех дел, — неожиданно заявил Лосев.

— Почему ты так думаешь?

Цветков даже перестал крутить очки, что-то в тоне Лосева его насторожило.

— Вторую записку вспомнил из того бумажника, — ответил Виталий. — Там Левицкий сам распределил доходы. И себе отвалил двадцать пять процентов. Больше всех, между прочим. Больше даже Потехина. Значит, он в курсе всех дел.

— Гм… Вполне резонно, по-моему, — подумав, сказал Цветков и посмотрел на Углова.

— Да, — ответил тот. — Пожалуй, он в курсе.

— Дайте нам этого Левицкого на двоих с Лосёвым, — азартно предложил Эдик. — Для беседы. Никуда он от нас не денется. Все выходы закроем, точно говорю.

На том и порешили.

Если бы только Эдик знал, какой выход найдёт Левицкий!

Он явился необычайно импозантный, в щегольском, каком-то сверхмодном, бежевом костюме, тёмно-коричневой, заграничного покроя рубашке, с полосатым галстуком, бритый, тщательно подстриженный и слегка даже надушённый. Высокий, статный ещё, лишь недавно начавший полнеть. Породистое, мужественное лицо с орлиным носом, огненные, карие глаза, над ними вразлёт, с красивым изломом соболиные, густые брови, надменный поворот головы, перстень-печатка на большой холёной руке, необыкновенные какие-то часы на толстом дорогом браслете. Словом, такой мужчина мог только присниться в стыдливых девичьих снах, о таком могла мечтать и сходить с ума не одна женщина. Он как будто был специально для этого создан природой. Это подтверждали и какие-то естественно-обольстительные манеры Левицкого, его обаятельная белозубая улыбка, горячий, чуть затуманенный взгляд, какой-то завораживающий, обволакивающий, наконец, его плавные широкие жесты, словно он вот-вот готов был дружески обнять своего собеседника. Виталий почему-то без труда представил, как уверенно и победно ведёт себя Левицкий с женщинами.

Однако на этот раз, возможно, в связи с малоприятной обстановкой, в которую он попал, и ещё менее приятным, кажется, поводом для такой встречи, Левицкий был заметно взвинчен и даже чуточку, самую малость, напуган. Впрочем, это можно было угадать только по его глазам. На лице сияла самая дружеская улыбка, и движения, когда он вошёл в комнату, были свободны и даже несколько развязны.

— Приветствую вас, дорогие товарищи, — произнёс он, глядя на Лосева и Албаняна прямо-таки с братской, хотя и несколько снисходительной, нежностью. — Чем могу быть полезен героям с Петровки, тридцать восемь? — Он посмотрел на свои необыкновенные часы и небрежно осведомился: — Надеюсь, за час управимся? Сегодня генеральная во МХАТе. Кстати, не желаете ли посмотреть? Прелестная вещица. Героиня там бесподобна.

Он был, однако, слишком суетлив, эта суетливость выдавала его состояние.

— Постараемся управиться побыстрее, — охотно откликнулся Лосев. — Многое будет зависеть от вас самого, Вадим Александрович. Присаживайтесь.

— О, за меня не беспокойтесь, не беспокойтесь, — замахал обеими руками Левицкий, опускаясь на стул и свободно закидывая ногу на ногу. — Сделаю всё возможное. А что, — голос его чуть заметно дрогнул, — предстоит серьёзный разговор?