Вечерние новости - Страница 4
А Гарри Партридж, наблюдавший эту сценку, подумал:
"Стареет Рита”. Хотя она была по-прежнему сексуально привлекательна и многие мужчины увлекались ею, на лице уже появились красноречивые морщинки, а жесткость, с какой она требовательно относилась как к себе, так и к тем, с кем вместе работала, проявлялась в повелительности манер, что не всегда было приятно. На это была, конечно, своя причина – напряжение и огромный груз работы, которые выпали на нее, Гарри и на двоих других в эти последние два месяца.
Рите было сорок три года, и шесть лет назад она еще появлялась на экране в качестве корреспондента, хотя и гораздо реже, чем раньше, когда была моложе и ярче. Все знали про безобразное, несправедливое отношение к женщинам на телевидении, где мужчины-корреспонденты продолжали появляться на телеэкране, даже когда было заметно, что они постарели, тогда как женщин выбрасывали с работы, точно отслуживших свое наложниц. Несколько женщин пытались против этого бороться – Кристина Крафт, репортер и ведущая, подавала даже в суд, но проиграла.
Рита же, вместо того чтобы вступать в борьбу, в которой, она знала, ей не избежать поражения, переключилась на другое и, став выпускающей, стоя теперь за камерой, а не перед ней, работала необычайно успешно. Это дало ей основание потребовать у старших выпускающих, чтобы ее послали в какую-нибудь “горячую точку” за границу, куда почти всегда посылали мужчин. Ее начальники некоторое время противились, потом сдались, и скоро Риту – вместе с Гарри – стали автоматически посылать туда, где шли самые жестокие бои и где были наиболее тяжелые условия жизни.
Бродерик, поразмыслив, решил все же ответить на последнее замечание Риты:
– И ведь получаете-то вы такие деньги не потому, что ваша команда занята чем-то особо важным. Подумаешь, каждый вечер выдавать крохотную кучку новостей – да это же все равно что поковырять в зубах мира и вытащить на свет то, что в них застряло. Сколько времени она у вас длится, ваша передача, – девятнадцать минут?
– Если вы решили бить нас, как желторотых птенцов, – любезным тоном заметил Партридж, – то уж по крайней мере прессе следует правильно излагать факты. Наша передача длится двадцать одну с половиной минуту.
– Исключая семь минут на рекламу, – добавила Рита, – что, кстати, дает возможность платить Гарри такие безумные деньги, а вас заставляет зеленеть от зависти.
"Рита со своей прямотой лихо попала в точку насчет зависти”, – подумал Партридж. Разница в оплате тех, кто работал на телевидении, и тех, кто работал в прессе, всегда болезненно воспринималась журналистами. Если Партридж получал 250 тысяч долларов в год, то Бродерик, первоклассный, высококомпетентный репортер, зарабатывал, по всей вероятности, тысяч 85.
Корреспондент “Нью-Йорк тайме”, словно его и не прерывали, тем временем продолжал:
– То, что весь ваш Отдел новостей производит за день, поместилось бы на половине нашей полосы.
– Глупое сравнение, – парировала Рита. – Всем же известно, что “картинка” стоит тысячи слов. А мы даем сотни “картинок” и показываем людям само событие, чтобы они могли своими глазами увидеть и судить. Ни одна газета за все время существования прессы не в состоянии была сделать такое.
Бродерик, держа в руке стакан с новой двойной порцией виски, к которому он то и дело прикладывался, отмахнулся свободной рукой.
– Это несущественно, – прошепелявил он.
– А почему несущественно? – спросил Минь Ван Кань, обычно помалкивающий.
– Потому что вы, ребята, – сонные тетери. Общенациональная телевизионная служба новостей отмирает. Вы всегда передавали, так сказать, лишь заголовки новостей, а теперь местные станции отобрали у вас даже это: с помощью техники они сами получают новости отовсюду, сдирая, точно стервятники, мясо с ваших костей.
– Ну, кое-кто уже не один год это твердит, – заметил Партридж, по-прежнему пребывая в благодушно-расслабленном состоянии. – Но посмотрите на нас. Мы все еще существуем и держимся, потому что люди смотрят общенациональные новости из-за их качества.
– Ты совершенно прав, – сказала Рита. – А ты, Брод, еще в одном не прав: передачи новостей по местным телевизионным станциям не стали лучше. Ничуть. Они стали хуже. Кое-кто из тех, кто уходил из общенациональных новостей на местные станции, вернулся к нам с очень невысоким мнением о них.
– Почему же? – осведомился Бродерик.
– Потому что руководство местных станций рассматривает новости как этакую сверхрекламу, средство завоевать более видное место и получить изрядный доход. Они используют эту новую технику, о которой ты говорил, чтобы потакать самым низкопробным вкусам телезрителей. А если и посылают кого-то на место крупного события, то, как правило, какого-нибудь ничего не смыслящего сосунка, у которого нет ни знания, ни подготовки репортера общенациональной телестанции.
Гарри Партридж зевнул. Он понимал, что разговор этот подобен много раз прокрученной пленке, которую запускают, чтобы заполнить свободное время, – это игра, чтобы заполнить свободное время, не требующая умственных усилий, и они много раз играли в нее.
Тут Партридж вдруг заметил, что атмосфера в баре изменилась.
Два сотрудника охраны общественного порядка находились по-прежнему здесь, но если раньше они прогуливались враскачку, то сейчас сосредоточенно и внимательно слушали свое переговорное устройство. По нему передавалось какое-то сообщение. Партридж уловил слова: “…состояние тревоги номер два.., столкновение в воздухе.., подлетает к полосе один-семь, левой.., всем сотрудникам охраны общественного порядка явиться…” И молодые офицеры поспешно покинули бар.
Остальные в группе тоже это слышали.
– Эй! – сказал Минь Ван Кань. – Может… Рита вскочила.
– Пойду узнаю, что там происходит. – И выбежала из бара. Ван Кань и О'Хара принялись собирать камеры и магнитофоны. Партридж и Бродерик – свои вещи.
Рита нагнала у стойки “Америкен эйрлайнз” одного из сотрудников охраны общественного порядка. Это был молодой красивый парень с фигурой футболиста.
– Я – из “Новостей” Си-би-эй. – И она показала ему свою карточку прессы.
Он окинул ее оценивающим взглядом.
– Да, я знаю.
В других обстоятельствах, мелькнула у Риты мысль, она бы не прочь приобщить этого малого к радостям утех с более опытной женщиной. К сожалению, на это не было времени, и она спросила:
– Что происходит? Охранник замялся.
– Вам следует позвонить в Бюро информации…
– Это я сделаю позже, – нетерпеливо перебила его Рита, – Чрезвычайное происшествие, верно? Так скажите же мне, в чем дело?
– У “Маскигон эйрлайнз” случилась беда. Один из их аэробусов потерпел аварию. Загорелся, но летит. У нас объявлена тревога номер два: это значит, что все средства помощи срочно направляются на полосу один-семь, левую. – Тон у него был серьезный. – Худо дело.
– Я хочу, чтобы моя съемочная группа была там. Сейчас и немедленно. Куда нам идти? Охранник помотал головой.
– Без сопровождения вы на поле не выйдете. Вас арестуют. Тут Рита вспомнила, что ей как-то говорили, будто аэропорт Форт-Уорт хвастается сотрудничеством с прессой. Она ткнула в переговорное устройство.
– А вы можете по этой штуке вызвать Информацию?
– Могу.
– Так сделайте это. Пожалуйста.
Ее убедительный тон подействовал. Охранник вызвал Информацию. Он взял у Риты карточку прессы, прочел то, что на ней написано, и объяснил ее просьбу.
Последовал ответ: “Скажите, чтобы они пошли на пункт охраны общественного порядка номер один, записались в журнале и получили значки для прессы”.
У Риты вырвался стон. Она протянула руку к переговорному устройству.
– Разрешите мне самой поговорить.
Охранник нажал кнопку передачи и поднес Рите радио-фон. Пустив в ход свое умение убеждать, она заговорила в микрофон: “Вы же должны понимать – на это нет времени. Мы – телевидение. У нас есть все допуски. Потом мы заполним вам все бумаги, какие хотите. Только пожалуйста, пожалуйста, разрешите нам сейчас выйти к месту события”.