Вдова живого мужа - Страница 54

— Ешь, — показал глазами Евгений и украдкой сжал её руку: весь он как-то построжел, подтянулся, хотя Наташа понимала, что сейчас ни ей, ни ему ничего не угрожает.

На завтрак подали свежие творог и сметану — откуда они здесь, оставалось только гадать, — копченый окорок, отварной язык, натуральный кофе, какого она давно уже не пила. Похоже, эти "дети подземелья" любили вкусно поесть!

— Браво, — проговорил Евгений, как только они вошли в длинный, ведущий к его комнате коридор, — ты чуть было не зарыдала над судьбой тех несчастных женщин, которые подавали еду, не так ли?! Она не так мрачна, как тебе представляется. Попробуй заставить их уйти отсюда! В ногах будут валяться, чтоб не выгоняли. Чувства, которые эти женщины испытали в стенах Аралхамада, снаружи отсутствуют. Разве для женщины это не главное?

"Блажен, кто верует, — тепло ему на свете!" — опять вспомнила Наташа любимую присказку дяди Николя, но вслух ничего не сказала. Все равно каждый из них останется при своем мнении.

— Сегодня у нас торжество, — сказал Евгений, отворяя перед Наташей дверь комнаты, — один из посвященных, юноша первой ступени, впервые познает женщину.

— Аль… Алимгафар, — согласно кивнула она, все ещё до конца не веря в то, что самый сокровенный момент человеческих отношений становится доступным для каждого, кто пожелает его видеть. За нею и Евгением тоже подсматривали, но чтобы из священного действа первой ночи сделать спектакль?! Какие же перевернутые мозги надо иметь?

— Всемогущий говорил, что с Алимгафаром ты была прежде знакома. Вы будто бы вместе выступали в цирке?

— Скорее, в небольшой цирковой труппе. Целых пять лет назад.

Она вздохнула, вспомнив то тревожное, опасное, но и счастливое время.

— Тесен мир, — неопределенно сказал он и признался: — А я уж было чуть не начал ревновать. Пять лет назад! Ведь он тогда был ещё мальчишкой! Каких-нибудь четырнадцати лет?

— Тринадцати. Он так вымахал, что я его ни за что бы не узнала.

"Надо же, высокородная, небось маменькина дочка, а по части жизненных коллизий даст мне десять очков вперед!"

— Как ты попала в труппу?

— Бывает, что и медведь летает.

— Очень жизненное наблюдение, — без улыбки согласился он, — а если серьезно?

— Серьезно — долго рассказывать.

— А я не тороплюсь, — он улегся на кровать и положил руки под голову. — Готов слушать самую длинную и скучную историю. Итак, жила-была на свете маленькая княжна…

— Не такая уж и маленькая. В ту пору ей стукнуло девятнадцать…

На торжество Наташа все-таки пошла. Наряд ей принесли такой, что женское сердце дрогнуло. При её жизни такой моды уже не было, а вот на бабушкином девическом портрете ещё помнилось. Кринолин, корсет зашнуровывать его пришлось с помощью Евгения.

Сам посвященный оказался одетым во фрак и старинного покроя сорочку с кружевным жабо. На его груди сиял бриллиантами и изумрудами орден Святого Владимира.

Он попытался надеть на Наташу столько украшений, что не запротестуй она, напомнила бы собой сверкающую рождественскую елку.

— Ну и как мы выглядим? — Евгений подвел её к большому зеркалу.

— Мне все больше кажется, что я участвую в какой-то игре, что это мираж, который развеется, стоит лишь как следует умыться холодной водой. Восемнадцатый век?

— По-хорошему, к этим нарядам положены парики, но я решил, что мы обойдемся собственными волосами.

— А тебе нравится? — Наташа с надеждой посмотрела на него, может, он шутит, понимает, как это все глупо? Но нет, его лицо выражало полное самодовольство. Она поняла: союзника в его лице не найдет — Евгений был безнадежно отравлен. Годами беззаботной жизни, одновременно похожей на приятное приключение, извращенными удовольствиями, в которых они ничего странного не видели. Жизнь-игра, жизнь-сон. И солнцепоклонники не хотели просыпаться.

Рада была раздавлена. Опозорена, унижена, осквернена. То, что с нею сделали, напоминало страшный сон. Из тех, просыпаться после которых стыдно. Стыдно было даже вспоминать, какой она сама оказалась низкой, поганой девкой.

Она попыталась разбить себе голову о стену, но в комнату тут же заскочили два здоровых сильных мужика, которые укололи её чем-то, после чего она проспала несколько часов и проснулась с чувством гадливости.

Эти мужчины! Они не тронули её девственность, но залезли в душу и что-то там повернули. Она больше не была чистой и невинной Радой и теперь не могла выйти замуж за хорошего человека.

Куда она попала? Чужие, злые люди! Казалось, они знают о ней такое, чего до сего дня не подозревала в себе она сама. Чтобы не сойти с ума, ей надо было за что-то зацепиться. За что-то знакомое. Наверное, потому так отчаянно вглядывалась в незнакомые лица. Альку она не узнала, чего и говорить! Разве мог тот невысокий, хоть и крепенький мальчик, которому она, подчиняясь внезапному порыву, подарила когда-то серебряное колечко, вырасти в такого красавца-великана!

Но и он её не узнал, если бы не её зоркий глаз! Она увидела на его мизинце свое колечко. А когда-то оно свободно наделось на безымянный палец…

Украли Раду прямо из табора. Она пошла за водой к ручью, опустила кувшин и тут почувствовала легкий укол. Уже угасающее сознание лениво угадывало: змея? Но змеи сейчас спят! Они подкрались так бесшумно, что не дрогнула ветка, не хрустнул сучок. Теперь она понимает, что это был за укол!

Сегодня им дали возможность поговорить наедине. Теперь его звали Алимгафаром. Нехорошее имя! Рада постаралась его очаровать — только в нем была её надежда!

Высокую цену придется заплатить — отдать ему свое тело. Ошиблась мама, нагадала ей русского мужа. Будет русский, да только не муж. Как ей говорили? "Великая честь быть первой женщиной посвященного слуги Арала". Для кого великая честь, а для кого — позор дальше некуда. Вот и пришли за нею. Две женщины. Будут её готовить: купать, одевать, будто она госпожа какая. Наверное, её будущий возлюбленный большой человек в ихнем подземелье, иначе чего бы это вдруг с нею стали так возиться?!

Алимгафар одевался к празднику. Он вымылся в теплом бассейне и растер кожу пахучим маслом, которое вручил своему любимцу верховный маг.

— Хуже не будет, — сказал Саттар-ака, вручая юноше заветный флакон. — Вдруг разволнуешься, или девушка поведет себя неожиданно. Посвященный должен предусмотреть все, чтобы ни в какой ситуации не уронить свое достоинство.

Верховный всегда говорил с ним так проникновенно, что Алька в эту минуту готов был идти за него и в огонь, и в воду! Вот и теперь, слушая мага, он терзался: сколько сил потратил верховный на него, своего ученика. А чем собирается отплатить тот? Сбежать из Аралхамада. Слова покаяния уже распирали его грудь, и уже готовы были сорваться с языка, но маг заговорил вновь:

— В основе этого индийского масла капля слез самого Бога Арала. Натертое им тело по-другому воспринимает любое прикосновение, и человек начинает чувствовать не головой, не сердцем в отдельности, а каждым своим нервом!

Алимгафар это сразу почувствовал, его охватило возбуждение, но не то, нервное, которое гонит кровь толчками и заставляет полыхать румянцем лицо, а ровное, устойчивое возбуждение зверя, поджидающего свою жертву, чей запах он уже услышал.

Как раз в этот ответственный момент отворилась дверь и в комнату проскользнул Батя. Алимгафар поморщился.

— Как неосторожно! Не вовремя! В такой день!

— Именно в такой день наша встреча пройдет незамеченной! Именно в такой суете можно решать свои дела! Тем более что для себя я решил: сегодня или никогда!

— Ты хочешь сказать…

— Да! Сегодня я проникну в их сокровищницу!

— Батя, одумайся, это ещё никому не удавалось!

— А кто из них был охотником, следопытом? Чутье ещё ни разу меня не подводило. В свое время я мог даже уклониться от пули!

Алимгафар понял, что своего друга переубедить не удастся. "Наверное, многие стареющие мужчины, — думал он, — попадались именно на памяти о своих прежних возможностях, забывая, что возраст накладывает на них свои ограничения". Но, подумав так, юноша не связал свои размышления с грозящей Бате смертельной опасностью.