Вавилонская башня (сборник) - Страница 13

— Продолжать поддерживать связь с представителем эскадры, информировать нас о каждом его шаге и намерениях, настраивать его против людей, настраивать, — полковник повысил голос, — вы понимаете?

— Настраивать, но каким образом?

— Вы скажете, что мы разорвем их в клочья, сплющим в лепешку, взорвем, обстреляем звездолеты до посадки, если рни не поверят вам на слово. Мы не желаем их визита.

— Хм, — кашлянул Дональд, — а если они пожелают опуститься восточнее? А?

— Этого тем более нельзя допустить. Вы им скажете, что весь мир — огромная семья, мы заботимся о безопасности этой семьи и не позволим нарушать земное doice far niente[1] никому, не так ли, полковник?

— Никому! Мы сожрем любого чужака. Вы спасете человечество от нападения существ из иного мира.

— И это, — докончил генерал, — обессмертит вас, ваше имя сохранится в благодарной памяти человечества на вечные времена. Поставки армии тоже имеют свои достоинства, и в нашей жизни пренебрегать ими не следует. Ну, стало быть, так, дорогой мистер Харботтль, вы спасете три миллиарда человек.

— Спасу.

— Да, у тебя есть голова на плечах, — удивленно заметил я, когда военные покинули виллу. — Какая убежденность! Браво! Ты спасешь Землю от катастрофы, от эскадры, которую сам выдумал. Ты сотворишь чудо, уничтожая то, чего никогда не было. Контрразведка получила информацию из четырех достоверных источников! Ха! Сколько тебе стоили достоверные источники? Ну, скажи, Дональд, скольких ты подкупил?

— Никого я не подкупал. Завтра пойдешь со мной на лесопилку и познакомишься с Хихиксом.

Дональд выполнил обещание. Я познакомился со связным. Невысокий, худощавый человечек с веселыми глазами и несколько выпуклым лбом меня разочаровал. Напрасно я пытался отыскать в чертах его лица признаки космической меланхолии, зазнайства. «Мистификация, шито белыми нитками», — подумал я.

Хихикс поздоровался со мной и, выслушав сообщение Харботтля о разговоре с военными, сказал:

— Я возвращаюсь нз путешествия по вашему изумительному миру. Какое немыслимое богатство форм, миллионы видов живых существ! Я видел микроскопических зверушек в пробирках и колоссальных животных в джунглях, я поражался бурно развивающейся жизни. Я читал проникновенные надписи: «По газонам не ходить», «Охраняйте зеленые насаждения», «Цветов не рвать»; я восхищался, гуляя по заповедникам. Но люди, ваши люди… простите, я не хотел бы вас обидеть, не имею права злоупотреблять гостеприимством. Я потрясен шедеврами эпохи Возрождения. Какие тонкие прикосновения кисти! Я не мог оторвать глаз от лиц ангелов, окруженных едва уловимым облачком, именуемым ореолом, я мог бы часами рассматривать руки Моны Лизы, я видел фрески в Сикстинской капелле и проект города с двухъярусными улицами, разработанный Леонардо, я ступал по паркету Великой мечети Уль Джами в Басре… Но люди, ваши люди! Я подозреваю, что каждый человек связан со Вселенной космическим лучом. Таким образом, макрокосм поддерживает связь со своими миниатюрными копиями, микрокосмом. Миры, составляющие макрокосм, различны. Скверные, низкопробные, сконструированные на скорую руку, перемежаются с мирами идеальными. Наверно, поэтому одни люди распрямляют притоптанные стебли трав, а другие бессмысленно срубают деревья, забывая о птичьих гнездах. Каждый житель Земли мог бы иметь собственную планету. Вокруг миллионов солнц вращаются миллиарды прекрасных миров, их атмосферы обладают лечебными свойствами, восстанавливают силы, один глубокий вдох продлевает человеческую жизнь на десятки лет, а одно купание в Пресном море возвращает молодость. Эти миры все еще не заселены.

Мы шли по тропинке между деревьями к лесопилке Дональда. Неожиданно из зарослей кустарника прямо на нас вылетел огромный рой пчел. Харботтль остановился как вкопанный, а Хихикс поднял левую руку, и пчелы помчались вверх.

— Как вы это сделали? — пробормотал я.

— Просто направил их в другую сторону. Они были разъярены, стремились к уничтожению и самоуничтожению, они летели вслепую. Холодный воздух отрезвит их.

Харботтль дышал с трудом, встреча с пчелами вызвала у него сердцебиение. Мы присели на пне секвойи.

— Генерал Хук и полковник Хоггинс, — сказал Хихикс, — будут вами довольны. Эскадра не опустится на Землю, вы войдете в историю как человек, спасший человечество от чудовищ из космоса. Через минуту я дам сигнал к возвращению.

— Дай вам бог, — прошептал я, впрочем, с самыми лучшими намерениями, но Хихикс почувствовал себя задетым — космическое чувство юмора подвело. Он напомнил нам о миллионах людей, погибающих от голода в стране, в которой коровы спокойно разгуливают по улицам.

— Ваши боги тяжело ступают по Земле и переворачивают таблички с надписями: «По газонам не ходить». Прощайте, мистер Харботтль, — и он ушел, сделав вид, что не замечает моей протянутой руки. Неужели я его обидел?

— Откуда ты его выкопал? Это же отличный актер, он прекрасно сыграл свою роль. А что будет с моим гонораром?

Харботтль молчал. Он сполз с пня и лежал в траве, храпя что есть мочи.

Прошло сто лет.

Энциклопедист Харриет Худ в поте лица своего трудился над составлением Большой книги великих людей. Он как раз дошел до буквы X, отстучал на машинке: «ХАРБОТТЛЬ ДОНАЛЬД — спаситель человечества» и обратился к жене, исполняющей обязанности секретарши:

— Память стала просто никудышной. Никак не могу вспомнить, что сделал этот человек. В моей энциклопедии фигурируют десятки тысяч спасителей человечества. Может, ты помнишь, благодаря чему Харботтль заработал бессмертие?

— Ну, разумеется, отлично помню. Харботтль разводил свиней. Он был изумительным хозяином. Откармливал толстых, аппетитных свинок со сказочно вкусным мясом. Человечество в то время переживало тяжелый период, а свиные котлеты и первосортная ветчина возвращали жителям нашей Земли бодрость духа.

Крахвинкель — небольшая деревушка у подножия гор. Люди здесь простые и добродушные, однако на чужих смотрят косо. Что ж тут странного? Незнакомцы в этих краях появляются редко. Крахвинкель лежит вдалеке от туристских троп, у самой границы, климат не очень-то благодатный, ветер докучает даже местным жителям-кого же прельстит такое местечко? Нет здесь промышленности, нет даже художественных промыслов. Люди в основном занимаются огородами, птицеводством и животноводством: таких откормленных кур, как здесь, не сыщешь во всей округе, а жирное и богатое минеральными солями молоко местных коров с удовольствием берет для переработки молочный заводик, который, к сожалению, находится довольно далеко — в городке. Молоко скупает молочник Петр, открытая душа, хоть и всем известный сплетник; он возит бидоны по единственной и далекой от совершенства дороге, соединяющей Крахвинкель с внешним миром.

Вот, пожалуй, и все, что можно сказать о Крахвинкеле, не считая того, о чем будет говориться ниже. Кстати, не ищите его в атласе. Крахвинкель настолько мал, что его нет ни на одной карте. Да и не все ли равно, как называются горы, вздымающиеся на горизонте, — Альпы, Апеннины или Анды? То, о чем я расскажу, могло произойти где угодно. И может случиться еще не раз.

Первым это увидел молочник Петр. Солнце еще не взошло, и в сером сумраке едва виднелось какое-то белое пятно в центре самой красивой клумбы Мариеса, садовода.

Петр остановил старую клячу, катившую небольшую повозку, и некоторое время смотрел на клумбу. «Похоже, кто-то сыграл с Мариесом скверную шутку, — подумал он, — никак известка? Теперь прости-прощай последние осенние цветы! Ну и взбеленится же старик!» — и он поехал дальше, насвистывая марш.

— День добрый, Петр, поздненько ты сегодня. Или что стряслось? — Вдова Ферес не была бы сама собой, если б упустила случай выведать что-то новенькое.

— У меня — ничего, а вот Мариесу кто-то вылил на клумбу известку. Ну и взбеленится же он, когда вернется, — повторил Молочник, на сей раз уже вслух, и посмотрел вслед тетушке Ферес, которая, буркнув что-то вроде «эге», побежала к Чудакам. — Через полчаса разнесет по всей деревне, — пробормотал Петр. — Но вообще это хамство. Мариес может не нравиться, дрянной мужичшика, но цветы тут при чем?