Василиск и волшебница (СИ) - Страница 9

Тола, идущая впереди, внезапно вскрикнула и подалась назад. Подойдя, Фади убедилась, что девочка счастливо избежала гибели. Поворачивая в очередной раз за выступ скалы, дорога резко обрывалась. Больше половины ее ширины словно бы выгрызли огромные челюсти, и в образовавшуюся дыру видно было, что происходит внизу.

Внизу была яма, заполненная, насколько хватало глаз, телами мертвых животных. Фади увидела косуль с переломанными ногами, и серн с окровавленной шерстью, и множество других зверей, которым не удалось вовремя отступить от опасного края. Своего коня она среди них не заметила, но почти не оставалось сомнений, что несчастная лошадь нашла последнее пристанище в этом огромном естественном могильнике.

Фади жалела коня: пускай он был почти бесполезен на горных тропах, он всегда нес ее, когда она уставала, и вез ее припасы, которые теперь придется нести самим. Их поход сделается еще медленнее - но ведь и ладе Хаорте не птица. Он тоже устает, и спит, и подолгу лежит в странной дреме, которая так свойственна его роду.

Они снова шли до темноты, а когда стемнело, забрались в низкую неглубокую пещеру в толще скалы. У редких елей Тола собрала ветви, все еще сырые после вчерашней грозы, и Фади подожгла их. Поужинав, она достала пряжу, на добычу которой потратила столько времени, и принялась резать ее на нити, чтобы из них сплести себе вуаль.

Лунная пряжа была прочна, и даже кинжал, закаленный в вулканах тех безжизненных земель, что лежали за Лаором, с трудом резал ее. Тола, поначалу с любопытством наблюдающая за работой, вскоре стала клевать носом и очень быстро уснула. Фади, которой в последние дни спать доводилось мало, следила за входом в пещеру.

Так она трудилась довольно долго, и костер успел прогореть наполовину, когда ее работу прервал странный стук, доносившийся снаружи. Чем-то он походил на стук копыт по каменистой почве, но был куда глуше. Фади отложила веретено и кинжал и прислушалась. Стук не стихал, более того, он приближался к пещере, где ночевали путешественницы. Поднявшись, Фади выглянула наружу. Лунный свет заливал долину и змеевидную горную тропу, уходившую в обе стороны от их убежища. Стук копыт доносился с той стороны, откуда они пришли, и, когда Фади обернулась, ее глазам предстало зловещее в своей невообразимости зрелище.

По тропе медленно поднимались звери - десятки, сотни зверей, идущих друг за другом. Здесь были горные козы с распоротыми животами, олени, чьи рога едва держались на мертвых головах, даже ее конь был среди ночных пришельцев. Передняя и задняя его половины шествовали отдельно друг от друга, как два самостоятельных существа, и выплясывали в лунном свете дикий неестественный танец. Все животные двигались словно в полудреме, спотыкаясь и пошатываясь, будто какая-то сила, вселившаяся в мертвые тела, с трудом владела ими. Уж не Мертвый ли король послал своих слуг привести непокорную невесту!

Вернувшись в пещеру, Фади растолкала сладко спавшую Толу и велела ей:

- Сейчас же собери вещи, нам нужно уходить отсюда. Я обернусь львицей, а ты садись мне на спину и держись крепче.

Едва понимая, что происходит, вялая после сна, девочка принялась собираться. Фади отдала ей свою одежду, а сама обернулась большой желтой кошкой, и Тола, подхватив пожитки, уселась на нее, обхватив руками пушистые бока. Лучше было Фади обернуться лошадью или иным быстроногим копытным, но природа ее чар была такова, что позволяла оборачиваться только хищниками.

Они выскочили из пещеры, когда первая серна с переломанными ногами заглянула в нее. Тола закричала, увидев шествие мертвых животных, но ни свертков с вещами, ни львиных боков не отпустила. Фади бросилась вверх по горной тропе, несясь быстрее ветра, чтобы мертвые звери, за чем бы ни пришли, не сумели за ней угнаться. Но словно бы дьявольская сила вселилась в оставленные тела: увидев убегающую от них львицу, животные словно обезумели. Все они, сколько их было, бросились в погоню, уже не соблюдая порядка, обгоняя друг друга на узкой тропе, толкая и сбрасывая в пропасть. Странная это была погоня: травоядные гнали хищника в западню, и рассохшиеся копыта стучали почти под ушами Фади. Камни летели у нее из-под ног, то и дело до ее слуха доносился звук, с которым очередное мертвое тело срывалось с крутого склона - но погоня не останавливалась ни на миг.

Постепенно Фади стала уставать. Дыхание ее делалось все чаще и тяжелее, потому как она несла не только себя, но и Толу, и все их припасы, которыми прежде нагружали коня. Очертания тропы стали размываться у нее перед глазами, а неверный лунный свет делал их еще менее четкими, словно дразня волшебницу, укравшую часть его сияния.

Она не заметила, как тропа сделалась уже, и в очередном прыжке не нашла под лапами опоры. Сорвавшись с тропы, львица покатилась вниз по склону, ломая ребра и слыша отчаянные крики Толы, мертвой хваткой вцепившейся в ее бока. Луна рассмеялась громким плачущим хохотом, перевернулась несколько раз и застыла на небе. Стук копыт прекратился, как и девичьи крики, и всепоглощающая тишина укрыла мир.

... Фади очнулась в одиночестве, голая и разбитая, на холодном камне. Ночь уступила место прохладному утру, но сложно было определить, следовало ли это утро за страшной ночью или прошло уже много дней. Высоко в небе кружил орел, высматривая добычу. Куда ни кинь взгляд, простиралась однообразная каменистая пустыня, черно-серая, расцвеченная в некоторых местах золотистыми лучами солнца. Фади попробовала подняться, но смогла встать только на четвереньки. Каждый вдох был для нее мучителен, и все тело пестрело ссадинами и ушибами. Обратив взгляд к скалам, Фади позвала негромко:

- Батюшка Хозяин Гор, правду ли говорят, что ты являешься путникам, попавшим в беду, и помогаешь им? Если правдивы слухи о твоей доброте, не оставь и меня в моем несчастье.

Голос ее развеялся среди скал, ни единого звука не послышалось в ответ. Стараясь не тревожить раненый бок, Фади легла на спину и прикрыла глаза. Так она лежала долго, чувствуя, как весеннее солнце лижет горячим языком ее раны. Болезненное забытье начало овладевать ею, когда до ее слуха донеслись голоса. Один принадлежал Толе - Фади узнала его, другой же был незнаком, но, судя по всему, говорил человек средних лет. Чьи-то руки осторожно подняли ее с земли и понесли куда-то, пятна солнечного света заиграли на веках. Казалось, ее несли очень долго, но, вероятно, неведомый спаситель прошел недалеко. Солнце перестало облизывать лицо, на глаза резко опустилась темнота, как будто они оказались в каком-то помещении. Те же руки, что подняли ее, теперь осторожно положили безвольное тело на мягкую шкуру большого животного. Едва коснувшись ее головой, Фади тотчас погрузилась в сон, настолько глубокий и мрачный, что даже если бы шкура под ней начала гореть, она и тогда не проснулась бы.

В этом сне ей виделся огромный змей, прибитый к старому дубу: из пасти его торчало зачарованное копье, золотые глаза, прежде убивавшие одним взглядом, казались затянуты тусклой пленкой. Черно-фиолетовые кольца обвивали дуб, словно раскаленные обручи, и древесина медленно плавилась в их объятиях. Поразительная тишина стояла над поляной: не слышно было ни птичьего пения, ни стрекотания насекомых, что обычно не смолкало в лесу по летней поре. Казалось, сама трава пытается сбежать из-под дуба. Этот сон сменился другим, в котором она, Фади, лежала посреди огромной пещеры, вырубленной в скале. С потолка пещеры капала вода и собиралась прозрачной лужицей у нее на животе. Какие-то безволосые холодные создания, прячущиеся во мраке, подползали к ней и пили эту воду, облизывая ее живот шершавыми языками. Фади хотела пошевелиться - и не могла. Глаза ее были бесполезны в окружающей тьме, и только слух обострился до предела, чтобы вовремя услышать приближение подземных обитателей. Услышать - и никак не воспротивиться.