Варшава - Страница 6

Подходит красномордый курносый мужик, с ним – худой прыщавый пацан, лет четырнадцать. Мужик щупает кроссовок у меня в руке.

– Какой размер?

– Сорок первый.

– Сколько дерешь?

– Две с половиной.

Мужик сует пальцы в кроссовок, колупает грязным ногтем клей на подошве.

– А кожа натуральная?

– Не знаю, наверно.

– Все равно дорого. Сколько скинешь?

– Сотню могу, но это – максимум.

Мужик еще раз щупает кроссовок, кривит губы. Пацан тянет его за руку.

– Ладно, если что – еще подойдем.

По базару идет Малиновская – она вела у нас физику в одиннадцатом классе. Она – с мужем и дочкой, дочке лет двенадцать. Не замечает нас, проходит мимо. Антон говорит:

– Прикинь – если б Малиновская у нас кофту купила? Я б ей пару сотен скинул по старой памяти…

Мы смеемся.

Народу – все больше и больше. Из толпы выныривает пацан. Лет шестнадцать, стриженный наголо.

– А, вот – кроссы ничего! Какой размер, сорок второй?

– Да, – говорю я.

– Вот как раз деньги за практику получил, половину мамаше, половину себе. Мерить не буду. И так видно – самый раз.

Пацан отсчитывает деньги. Я достаю из сумки второй кроссовок, отдаю ему, сую купюры в карман. Пацан кладет кроссовки в пакет, отходит.

Антон хохочет.

– Молодец, так и надо этих лохов. Они ж у тебя сорок первый были, да?

– Ага.

Три часа. Мы – голодные и замерзли. Я продал весь свой товар – немного дороже, чем брал, почти окупил поездку. У Антона еще много не продано.

– Все, надо сваливать, – говорит он. – Еще и рэкетиры могут доколупаться. Они обычно не лезут к тем, у кого мало шмоток, только если под конец базара, когда мало народу.

Идем с папой к остановке. Он несет мою сумку, в ней банки с вареньем и овощными салатами.

– Ну что, не получился из тебя бизнесмен? – спрашивает папа.

– Почему не получился? Я ж не прогорел. Еще и на кассетах что-то заработаю…

– Дело не в этом, Володя. Надо, чтобы каждый занимался своим делом, понимаешь? Только в своем деле ты можешь чего-то добиться. А эти ребята, которые ездят на старых «фордах» – на них равняться не надо. Каждому свое, ты понимаешь? «Йедем дас зайне», как это звучит по-немецки.

– Можно подумать, я знаю, чем мне надо заниматься…

– И неудивительно, что не знаешь. Это – дело непростое. Я вон только после армии понял… Так что, у тебя время есть.

Он сует руку в карман, вынимает потертую зеленую купюру.

– Держи.

– Что это?

– Пять долларов. Тебе на жизнь.

– Не надо.

– Бери, бери.

– Мама знает?

– Неважно.

Под навесом остановки – никого. Папа ставит сумку на лавку, садится.

Я подхожу к краю тротуара. Улица пустая, на стоянке такси – два частника, «жигули» и сорок первый «москвич». Со стороны магазина идет, шатаясь, мужик в очках.

Я спрашиваю папу:

– До которого часа троллейбусы ходят?

– Должны до часу ночи…

– А вдруг уже не будет?

– Не волнуйся, что-нибудь придумаем.

Пьяный останавливается напротив остановки. К нему подходит стриженый наголо бык в черной кожанке из кусков. Пьяный спрашивает:

– Тебе налить?

Он расстегивает ветровку, достает открытую бутылку водки, в ней – почти половина. Бык улыбается.

– Ты что, все, что тебе наливают – все туда?

– Да нет, я с дня рождения… А что тебе не нравится?

– Все заебись, только ты поменьше базарь, а то я – художник неместный, попишу и поеду.

– Какой ты художник, я не знаю. А я вот электронщик хороший… Только это сейчас никому не надо…

Мужик садится на лавку. Бык смотрит на нас с папой.

– А вам куда ехать, далеко?

– На вокзал, – говорю я.

– Давайте подвезу. Мне – на Гришина, за вокзалом. Не бойтесь, бесплатно – я сегодня добрый. Пошлите.

– Поезжай, раз предлагает, – говорит папа. – Вдруг троллейбуса уже не будет?

Бык идет к частнику на «москвиче». Мы – за ним.

Папа отдает мне сумку, мы жмем друг другу руки. Бык садится спереди, я – сзади, ставлю сумку на сиденье.

– Значит так, начальник, – говорит бык водителю. – Сначала в «ночник» на Пионерской, потом кента – на вокзал, а меня на переезд закинешь. – Он поворачивается ко мне. – Ты студент, да? А где учишься?

– В Минске, в инязе.

– А, знаю Минск. А особенно – ваш базар, Комаровку…

Машина катится по ночному городу. Фонари не горят. Водитель, не отрываясь, смотрит на дорогу. Он невысокого роста, в кепке, с красным шарфом. Бык дремлет, откинувшись на подголовник.

Подъезжаем к мосту через Днепр. Бык открывает глаза.

– Братан, сверни на мост и останови – я посцу.

– А зачем на мосту?

– Сказал – на мосту, значит на мосту.

Водитель сворачивает на пустой мост, тормозит на середине. Бык выпрыгивает, подходит к перилам, расстегивает штаны. Светятся красные лампы на трубах завода Куйбышева. На небе – много звезд и ни одного облака.

Останавливаемся у «ночника». На крыльце, под светящейся вывеской «магазин Эрудит» стоят два алкаша. Бык вытаскивает кошелек, дает им по купюре. Рядом, над бывшим промтоварным, свежая вывеска «ночной клуб». На тротуаре припаркован черный «БМВ».

Бык выходит из магазина с бутылкой коньяка, садится в машину.

– Все-таки, к девушке еду – без ничего несолидно, да?

Он подмигивает мне. У него на лбу – большой прыщ с белой гнойной серединой.

Народ толпится на перроне. В вагоны еще не пускают. Я ставлю сумку.

Проводница в синей шинели открывает дверь, вытирает тряпкой поручень. Люди, толкая друг друга, пододвигаются ближе.

Проводница спускается вниз. Длинноволосый пацан с сумкой рвется мимо нее в вагон. Проводница орет:

– Куда?! Ну-ка назад, все успеете. Приготовили билеты.

– Какие билеты? Общий вагон же? – говорит усатый мужик.

– Кому сказала? Все приготовили билеты!

Заскакиваю в вагон. Вторые полки уже заняты.

Я закидываю сумку на свободную третью, снимаю ботинки, залезаю. Пространства мало. Я кладу куртку под голову, поворачиваюсь к стене.

– Поднимаемся! Все понимаемся! – орет проводница. – Санитарная зона, закрываю туалет. Кто не успел – тот опоздал. В шесть-ноль-две прибываем.

Открываю глаза, смотрю на пыльную лампу дневного света. На третьей полке напротив – чьи-то ботинки с коркой высохшей грязи.

Спрыгиваю вниз, влезаю в ботинки, завязываю шнурки. На нижней полке спит, подложив под голову сумку, старуха в пуховом платке. Заспанная девушка расчесывает гребнем волосы. На верхней храпит мужик в драных носках.

Сажусь рядом с девушкой. За окном темно, мелькают огни. Мужик ворочается трет глаза. Старуха роется в сумке.

Поезд едет по пригороду, мимо цехов и бетонных заборов. У девушки длинные светлые волосы и пухлые губы.

Вокзал. Поезд останавливается. Пассажиры скапливаются в проходе. Девушка поднимает полку, достает сумку. Я спрашиваю:

– Тебе помочь?

– Помоги.

Ее сумка – тяжелее моей. Мы медленно двигаемся к выходу. Она спрашивает:

– Ты тоже здесь учишься?

– Да. В инязе. А ты?

– В пединституте. На первом.

– И я на первом. А как тебя зовут?

– Таня.

– А я – Вова.

– Очень приятно.

– Мне тоже.

На ступеньках перехода, у выхода в город – таксисты в китайских пуховиках. Один спрашивает:

– Куда ехать, ребята?

– Никуда, – отвечает Таня.

– Что, так и будем жить на вокзале?

– Ага.

Под табло расписания бабки продают пиво. Возле них толпятся мужики.