Ванька-ротный - Страница 10

Как-то утром в один из январских дней меня вызвали в батальон для получения задания. Обычно из батальона прибегал связной. Он явился ко мне и сказал:

– Вас вызывают к начальству! – И ушёл к солдатам. Видно, у него там были дружки.

В батальоне мне объявили, что нужно провести разведку, пройти по лесной дороге, которая уходила в район р. Лучесы и Холмских болот.

– По дороге проверишь, заходят ли немцы в лесные деревушки, есть ли там население, не стоит ли там партизанский отряд.

В лесу на болотах немцы обычно не стояли. Они наезжали туда лишь иногда.

В полку было несколько пар армейских лыж. Их на всякий случай возили в штабной повозке. Лыжи лежали в санях под брезентом вместе с офицерскими вещами. Там в вещмешках и чемоданах лежали хромовые сапоги, летние фуражки и шинели сшитые по талии. Полковые портные трудились в поте лица, чтобы не попасть на передовую. Они пороли новые солдатские шинели, не разгибая спины строчили и резали, дымили утюгами.

Вначале швейное дело в полку было поставлено слабо. Швы метали вручную, работа подвигалась медленно. Но вот в одной отбитой у немцев деревни тыловые прихватили швейную ручную машинку, и дело пошло веселей. Машинка стучала до ночи.

Для работы портных нужно было тёплое помещение. Их не обижали. Они были нужные люди в полку. Все штабные были старательно обшиты. Вид у них был по военной моде, голос воинственный, пропитый и зычный. Шапки они подчеркнуто сдвигали на брови. Рожи у них были нахальные и сытые. В разговоре они резали словами, как шашками. А мы, офицеры стрелковых рот, имели простые солдатские шинели или полушубки.

Мне был показан по карте маршрут и велено было идти в сарай за получением лыж.

Я пошёл за писарем в сарай, где стояла штабная повозка. Писарь долго возился под брезентом, пока не выкинул оттуда шесть пар лыж и палки.

– Вот! – сказал он и бросил лыжи на снег около сарая. Выйдя из сарая, он запер двери на висячий замок и, не сказав ни слова, удалился в штабную избу. У него был такой вид, как будто его оторвали от стратегической карты в момент, когда решалась судьба целой войны или по крайней мере значительной операции.

Я осмотрел каждую пару, подобрал к ним палки и остался доволен. Крепления у лыж были в полном порядке.

Шесть человек я поставлю на лыжи. Это будет моя первая группа. Остальные, тоже около шести, пойдут вслед за нами пешком по дороге.

Если мы в лесу наткнемся на немцев, на лыжах можно будет их обойти стороной по глубокому снегу.

Каждую пару лыж и палки я поставил к стене и сказал часовому, что пришлю старшину, он их заберёт попозже.

Давно не ходил я на лыжах. Прошёл ровно год с тех пор, как нас в училище гоняли на лыжах. Завтра с рассветом предстояло двинуться в лес.

В подобную разведку мы шли первый раз. Обычно после наступления на какую-нибудь деревню мы пускались в путь по дорогам, догоняя немцев. Встречали на дорогах засады, несли потери, иногда и сами прихватывали немцев. Всякое бывало на войне.

Когда стрелковая рота преследует немцев, делается всё просто: впереди идёт головной дозор и следом за ним на расстоянии прямой видимости топают остальные. Никаких боковых дозоров. На войне мы всё упрощали. Русский солдат нутром чувствовал, что делать и как. Он шёл по дороге, пока его не обстреляют. Вот тогда он и решит /смекнёт, куда ему податься и что делать дальше/, соваться вперёд или проще отлежаться.

И в этот раз я не стал мудрить и разрабатывать план разведки по науке. Четыре солдата встали на лыжи и пошли вперёд. На одних лыжах шёл я, на других ординарец. Пешая группа в шесть человек двигалась сзади.

Лесная дорога, по которой мы шли, была засыпана снегом. Идти по такой дороге на лыжах легко. Только пешие отстают. Мы часто останавливались и поджидали заднюю группу.

Дорога всё время уходила вниз. Заросли леса меняются с просветами. Когда-то здесь за болотом и лесом проходил передний край нашего укрепрайона. Теперь эти бетонные сооружения занимали немцы.

Деревья, покрытые пушистым инеем, несколько разошлись, показалась опушка и деревенская изгородь. В деревне проживало несколько семей, но в основном старики, женщины и дети. За деревней, как нам сказали, верстах в двух за болотом проходила дорога, по которой ездили немцы. Старик сообщил нам, что немцы заезжали в деревню несколько раз. Потом выпал глубокий снег, и с тех пор они не являлись.

Я поговорил с дедом о том о сём, дал солдатам передохнуть. Дед угостил нас своим самосадом. Табак крепкий, два раза курнёшь – и дух перехватывает.

По возвращению в Жиздерово я доложил комбату данные о разведке.

Когда стрелковые роты были пополнены солдатами, мой ротный район обороны расширили. Взвода теперь стояли на уровне деревень Заболотье, Жиздерово, Б. Кобыльщино и Васильеве.

В низовые деревин едешь всё время под горку. Сидишь в санях, а лошадёнка по дороге мелкой рысью трусит.

Как-то вечером, когда я ложился спать, Савенков затеял разговор, что нужно проверить в низовых деревнях солдат. Никогда он туда не ездил, а тут загорелся нетерпением и успокоиться не может. Пришёл старшина и с ним заодно.

– Поедем-поедем! Надо посмотреть, как там живут наши солдаты.

– Вчера из нашего взвода пришёл оттуда связной. Говорит, харчами они там из местных ресурсов богаты.

– Поехали, лейтенант! Остановимся где-нибудь в маленькой деревушке. Гнать по дорогам не будем. И в батальоне будут довольны, что ты, не дожидаясь их указаний, сам проявляешь инициативу, – доказывал Савенков.

Я согласился. Велел старшине готовить наутро лошадь и сани. Утром я пошёл в батальон, сказал, что поеду в дальние взвода с проверкой.

Старшина подогнал к крыльцу сани, в них уже сидел Савенков. Ждали только меня. В батальоне не возражали, чтобы я проверил дальние рубежи.

– Садитесь, товарищ лейтенант, я вам сенца постелил. Мягко будет ехать.

– Мягко стелешь, да жестко спать! – ответил я, как будто что-то предчувствуя. – Поедем под горку. Рысью, глядишь, часа через два добежим.

Где-то там, за лесными прогалками находятся небольшие деревеньки. Они расположены в стороне от большаков. Наших солдат там немного, но устроились они там лучше, чем мы. Живут по избам свободно. На желудке у них сытней и веселей.

Лошадь бежала под горку, я сидел и смотрел по сторонам. Места мы проезжали безлюдные, занесённые снегом. Я почему-то не думал, что мы можем попасть в засаду к немцам. Часа три катились мы вниз по дороге. И вот между двух перелесков увидел я укрытые снегом крыши. Повсюду из печных труб валил сизый дым. Двое часовых на всю деревню встретили нас, приветливо улыбаясь.

– Сюда, сюда! – кричали они. Но старшина повернул в другую сторону и подъехал к дому. Савенков спросил старшину:

– Здесь, што ль?

Видно было, что они между собой о чём-то договорились, раз с полуслова понимают друг друга. В деревне, где Савенков ни разу не был, у него со старшиной были общие дела.

– А где командир взвода? – спросил я старшину.

– Сначала перекусим вот здесь у хозяйки, она уже ждёт, а потом и к командиру взвода зайдём.

Я пожал плечами:

– Перекусить не мешает!

Мы вошли следом за старшиной в прибранный дом. Хозяйка лет тридцати пяти хлопотала у печи за перегородкой. Мы вышли в сенца, старшина полил нам на руки, что было необычно, мы вымыли руки, и он подал нам полотенце. Старшина, покашливая, пригласил нас за стол.

– Это наш лейтенант, командир роты, – представил он меня хозяйке. – А это, прошу любить и жаловать наш комиссар, я вам о нём говорил.

На столе стояла квашеная капуста, заправленная луком и льняным, пахучим маслом, мягкий ржаной хлеб, горячая картошка и несколько кусков сала. Старшина потёр ладони и взглянул на хозяйку, та, видно, поняла его без лишних слов. На столе появилась бутыль самогона. Наполнили стаканы, хозяйка подсела к столу, мы чокнулись и выпили по первой.

Когда налили вторую, а это опять был стакан до краев, вторую я пить отказался.