Вампиры. Опасные связи - Страница 44

Поначалу ей показалось, будто все вазы попадали на пол и цветы рассыпались. Однако банки по-прежнему стояли на тумбочке, и в темноте виднелись рваные силуэты цветов. Но рядом с букетами громоздились груды других цветов — фиалки, черные розы, какой-то вьюн, весь в крошечных граммофончиках. Цветы валялись по всему полу, засыпав складки грязной одежды. Хелен подняла с линолеума орхидею, моргая от изумления. Орхидея сияла неверным розовым огоньком, а пушистые тычинки окрасили кончики пальцев ярко-желтым. Хелен рассеянно вытерла пальцы о бедро, случайно поцарапав кожу ногтем.

Мимолетная боль заставила ее резко пробудиться. Она уронила орхидею. Ей наконец стало ясно, что это не сои. В комнате было жарко и влажно, как будто к лицу прижимали мокрые полотенца. Хелен поглядела на бедро — желтый отпечаток пальца растаял и расплылся от пота. Она спустила ноги на пол — под пяткой перезрелой виноградиной лопнула орхидея. От раздавленного цветка поднялся тошнотворно густой запах. Дышать было трудно, как в сильный дождь, Хелен закашлялась. Ноздри были мокрые. Она чихнула, втянув теплую воду. Вода текла по щекам, и она медленно подняла руку, чтобы вытереть глаза. Рука поднялась только до пояса. Хелен посмотрела вниз, и рот у нее сам собой открылся от изумления.

Ее держали — рукой нежной и тонкой, будто стебель ириса, такой маленькой, что Хелен еле чувствовала ее прикосновение к жилке на запястье. В голове у нее кровь билась в ритме яванского гамелана — гонгов и барабанов, повторяющих биение сердца. Крошечная ручка исчезла. Хелен пошатнулась и упала на кровать, лихорадочно пытаясь нащупать выключатель. В темноте по смятой простыне что-то ползло.

Когда Хелен закричала, рот ей заткнули — розами, орхидеями, углом подушки. Крошечные ручки зажали ей нос — и совали ей в рот цветы, цветы, цветы, пока она не замерла, давясь благоуханными лепестками. Над разоренной постелью возникла ухмыляющаяся тень — размером с ребенка. Тонкие руки были обвиты привядшими желто-зелеными побегами, а когда тень поползла к Хелен, постель зашелестела, словно листва под дождем. Кукла подползала гигантским богомолом, подтягиваясь на длинных руках, грубая ткань одеяния скользила у Хелен между коленей, белые зубы сверкали в темноте. Хелен попыталась схватить существо сквозь простыню и ударить о стену. Но она не могла пошевелиться.

Она хотела закричать, но изо рта посыпались цветы, мягкие пальцы орхидей полезли в горло, пока она боролась с простыней.

А клацанье барабанов не прекращалось, даже когда крошечные руки пробежались по ее груди, когда крошечный рот зашипел ей в ухо. Острые, как иглы, зубы пронзили ей плечо, длинный язык развернулся и все лизал кровь, разбрызгивая ее на цветы, обвитые вокруг шеи. Лишь когда узкая тень отпрянула и начались ужасные, ужасные сны, гамелан наконец умолк.

Было уже полдесятого — обычно Хелен встречалась с Лео в кафе гораздо раньше. Он ждал ее и выпил целый кофейник, но в конце концов двинулся наверх, обиженный, что она так и не появилась.

Лео обнаружил ее в том же самом тупике с малайзийскими экспонатами — она сидела над двумя узкими деревянными шкатулками. Он долго смотрел ей в спину и даже собирался так и уйти, ничего не сказав. Волосы у нее были грязные, небрежно свернутые в растрепанный узел, а плечи устало ссутулились. Но не успел Лео отвернуться, как она посмотрела на него, прижав шкатулки к груди.

— Бурная ночка? — процедил Лео.

Шарф, туго замотанный вокруг шеи Хелен, не мог скрыть синяков. Губы распухли, глаза покраснели и запали, словно после бессонной ночи. Лео понимал — у Хелен наверняка есть знакомые, мужчины, любовники. Но она ни разу ни о ком не упоминала, никогда не рассказывала о поездках на выходные или в отпуск. Лео внезапно почувствовал, что его предали, и резко развернулся.

— Лео… — пробормотала Хелен, рассеянно поглаживая шкатулку. — Я сейчас не могу говорить. Я сильно опоздала. Занята, в общем.

— Догадываюсь.

Лео неловко рассмеялся, но на углу остановился и увидел, как Хелен склонилась над открытой шкатулкой. Лица было не видно, и Лео не мог понять, что она там обнаружила.

Прошла неделя. Лео решил не звонить Хелен. Тщательно рассчитывал визиты в кафе — лишь бы не застать ее.

Уходил с работы попозже — лишь бы не столкнуться с ней в лифте. Каждый день надеялся увидеть ее на месте, хотя бы найти у себя на столе наспех нацарапанную записку. Но Хелен так и не появилась.

Прошла еще неделя. Лео наткнулся у лифта на куратор-шу отдела Индии и Юго-Восточной Азии.

— Вы не видели Хелен на этой неделе? — спросила она, и Лео при упоминании этого имени весь вспыхнул.

— Нет… — выдавил он. — Честно говоря, ни разу не видел.

— Наверное, она заболела.

Куратор пожала плечами и шагнула в лифт. Лео проехал с ней до подвала и битый час бродил по коридорам, время от времени заглядывая в отдел антропологии. Ни следа Хелен, никаких записок от нее на столе.

Лео пошел обратно, остановившись у того закоулка, где видел Хелен в последний раз. Целый ряд ящиков обрушился, и Лео, распинав коробки, опустился на колени и вяло принялся читать надписи на них, словно выискивал в них шифрованное послание от Хелен. Надписи были на санскрите, по-вьетнамски, по-китайски, по-английски, а рядом — полустершиеся багажные бирки, экзотические марки и небрежные описания содержимого. «Ва-Янь Го-Ли» — прочитал Лео. Ниже было нацарапано: «Куклы». Лео присел на пол, глядя на баррикады ящиков, а потом принялся равнодушно читать все надписи подряд. Может быть, она его здесь найдет. Наверное, она болела и пошла к врачу. Или просто опять опаздывает.

Он сдвинул узкий деревянный ящик, и тот загремел. «Крис», — прочитал Лео на этикетке, открыл ящик и увидел внутри богато украшенный меч. На ящике потяжелее значилось «Сань-Хьянь. Живая кукла». На третьем, пустом, было размашисто написано «Секар Мас» с коряво нацарапанным переводом: «Князь цветов».

Лео швырнул последним ящиком в стену и услышал глухой треск дерева. Хелен сегодня не придет. Ее не было две недели.

Вечером он ей позвонил.

— Алло!

Голос Хелен; по крайней мере, трубку взял не мужчина.

— Хелен! Как дела? Это Лео.

— Лео… — Она кашлянула, и он услышал еще чей-то неразборчивый голос. — Это ты.

— Я, — сухо отозвался он, ожидая, что она извинится, неловко засмеется, снова кашлянет и разразится перечнем вымышленных недугов — сенная лихорадка, простуда, грипп. Но она ничего не сказала. Лео прислушался и понял, что на заднем плане был не голос, а скорее какой-то монотонный шум вроде вентилятора или воды из крана. — Хелен! У тебя все нормально?

Долгая пауза.

— Конечно. Конечно, у меня все хорошо. — Голос ее умолк, и Лео услышал высокий писк.

— Хелен, ты там птицу завела?

— А?

Лео переложил трубку к другому уху, прижав ее сильнее, чтобы лучше слышать.

— Птица. У тебя там какие-то странные звуки, будто птица щебечет.

— Нет, — медленно проговорила Хелен. — У меня нет птицы. И телефон не сломан. — Лео слышал, как она ходит по квартире, и шум то становился громче, то стихал, но не смолкал. — Лео, я сейчас не могу говорить. Завтра увидимся, хорошо?

— Завтра?! — взорвался он. — Я тебя две недели не видел!

Она кашлянула и ответила:

— Извини. Была занята. Завтра увидимся. Пока.

Он хотел было возразить, но она уже повесила трубку.

Назавтра она не пришла. В три Лео пошел в отдел антропологии и спросил секретаршу, появлялась ли сегодня Хелен.

— Нет, — покачала головой она. — В отделе кадров уже отметили, что она прогуливает. Ее всю неделю не было. — Она нерешительно помолчала и зашептала: — Лео, в последнее время она плохо выглядела. Как вы думаете, может быть… — Умолкнув, она пожала плечами. — Всякое может быть. — Тут у нее зазвонил телефон.

Лео ушел с работы пораньше, вывел велосипед со стоянки и покатил направо, в сторону дома Хелен. Он кипел от ярости, но сквозь злобу пробивалась серебряная игла страха. Он едва не решился сначала зайти к ее непосредственному начальнику, едва не решился предупредить ее звонком. Но он не стал этого делать и теперь катил по Пенсильвания-авеню, объезжая первые пробки. В нескольких кварталах впереди виднелся Юнион-стейшн. Лео вспомнил статью во вчерашнем выпуске «Пост»: какие-то вандалы оборвали все розы в сквере перед вокзалом. Он пересек автобусную полосу вокруг вокзала и объехал разоренный сквер, качая головой и огорченно озираясь. Ни одной розы не осталось. Кто-то оборвал со стеблей все цветы до единого. Местами на брусчатке лежали груды роз, уже начавшие буреть от гнили. Кое-где мертвые цветы еще болтались на надломанных стеблях. Выругавшись от возмущения, Лео еще раз объехал сквер и едва не врезался в автобус — он все время оглядывался на погибшие цветы. После этого он свернул к дому Хелен — многоэтажке в нескольких кварталах к северу.