Валькирии Восточной границы (СИ) - Страница 51
— Никак нет, вашсиятельство! Не игнорирую! — отвечаю я, браво и молодцевато.
— Ты мне мозги не пудри — сужает глаза Мещерская: — ты вовсе не такой тупой, каким казаться хочешь, гвардии лейтенант. Я все могу понять… и первый раз с СИБ, и почему даже в палатке с этой менталисткой ты так… но зачем после всего этого к ней в палатку приперся⁈
— Во исполнения приказа, отданного вами!
— Что⁈ Когда я тебе приказывала в палатку к этой стерве ломиться⁈
— Цитирую «и чтобы исполнял все приказы этих уродов из СИБ». Конец цитаты.
— Но… да, я приказала тебе слушаться во время допроса. Потому что во время следствия ты не должен свои обычные номера откалывать! Как это связано с тем, что ты в палатку ее приперся и изнасилованием угрожал⁈ Сотруднику Имперской Безопасности на секундочку… пусть даже я сама не являюсь преданной поклонницей деятельности СИБ, но все же! Как в твоем воспаленном мозгу приказ слушаться сотрудников СИБ на время следствия мог выродиться… в такое⁈
— А вот, кстати, интересно — поднимает седые и лохматые брови генерал Троицкий: — как это так? Объяснитесь, лейтенант.
— Госпожа следователь из СИБ приказала ей сапоги вылизать — поясняю я: — а мне полковник велела слушаться. На всех уровнях. Я же не дурак, понимаю, что когда женщина говорит сапоги вылизать, имеет в виду не только сапоги… ведь таковое действо не служит интересам следствия, а служит только сексуальной удовлетворенности госпожи следователя. В другое время я бы может и отказался от адюльтера с следовательницей из СИБ, но раз полковник мне приказала… а я приказы Марии Сергеевны прямо в сердце вырезаю… вот прямо кровоточащими буквами по плоти…
— Издеваешься еще, Уваров, смотри, дождешься… — ворчит Мещерская. Генерал заинтересованно машет рукой, мол продолжай. И я продолжаю.
— То исполнил приказ как положено. Но, прошу отметить на случай, если я чего неправильно понял и этот приказ надо было исполнить буквально… то есть для интересов следствия сапоги Ирине Васильевне вылизать — то ну никак бы я не смог его исполнить без самой Ирины Васильевны и ее сапог. А она вместе со своими сапогами в палатке находилась. Ну вот я и постучался. — говорю я: — исключительно чтобы приказ выполнить. Как его выполнишь без сапог-то?
— Как стелет, мерзавец — качает головой генерал: — как стелет! Вот умом понимаю, что издевается над нами, Мария Сергеевна, а ведь не прикопаться! Вот уж как я рад, что сей фрукт не в моих гусарах, у меня таких хватает, один фон Келлер чего стоит. Но, отдаю должное, Мария Сергеевна, ваш Уваров — тот еще змей. Матерый змеюка, нервы начальству вон как треплет. На гауптвахту его. А чего? Как раз построили мужики землянку, а я ему туда в пару фон Келлера посажу.
— Опять провинился? — поворачивает голову Мещерская, пыхнув своей трубкой.
— Фон Келлер то? А то! Этот если не залетит где — у него же расстройство желудка будет. Он же с полевой кухни у валькирий спирт да коньяк спер, а потом свое отделение вусмерть напоил. Кабы не его род, давно я бы его с лейб-гвардии попер… и так уже понизил дальше некуда. Ниже вольноопределяющегося чинов в принципе нет, но ему как с гуся вода… такой же как ваш.
— Гауптвахта? — окидывает меня взглядом Мещерская: — пожалуй. Уваров!
— Я!
— Десять суток гауптвахты!
— Да за что⁈
— Пятнадцать суток гауптвахты!
— Есть пятнадцать суток гауптвахты!
— То-то же.
— Разрешите идти, отбывать?
— Пшел вон отсюда. И, пожалуйста прекрати старших донимать, Уваров, Христом-богом умоляю. Тебе вон, в столицу дорога, а если ты там так же себя вести будешь, не сносить тебе головы. — напутствует меня полковник и я выхожу из Штабной палатки.
Снаружи — морозный воздух. Темнеет, со всеми этими переживаниями уж и вечер подоспел. Про себя решаю — сразу ли на гауптвахту идти или сперва поужинать? Здравый смысл шепчет что лучше сперва на кухню сходить, а уж потом в казематы садиться, потому как питание еще толком не налажено, и вообще, сытый арестант — не чета голодному.
Направляю свои стопы в сторону кухни. На полпути ко мне подбегает Пахом и говорит, что барышня-басурманка, которую мне в наложницы определили — совсем распоясалась и вовсю им помыкает. А он — родовой слуга и у него достоинство есть и вообще чего она как у себя дома… так и должно быть? Если так и должно быть, так он, конечно, чего тут, он как скажете, но если нет, то откуда он ей шелковые простыни достанет? И фарфор, она с жестяных тарелок есть отказывается, а у нас лагерь полевой. И еще, тут один паренек из местных — прямо в слуги напросился, принести, подать, за еду готов работать, жалко его… а у Пахома дел прибавилось, ой прибавилось… почитай барышня-басурманка командует, а ему надо столько всего сделать и…
— Да не морочь мне голову, Пахом — отмахиваюсь я: — никакая она не наложница. Она у нас пленница на обмен и не позволяй ей себе на голову залезть. Еда такая же как у всех и на такой же посуде как у всех. Обойдется. И вообще, она теперь одна в палатке будет, так что пусть не переживает.
— Как одна? — теряется Пахом: — а вы куды, вашблагородие? Я если что — с вами!
— Меня Мещерская на гауптвахту посадила. Пятнадцать суток — поясняю я ему: — так что побудешь тут один с этой… барышней. Ее, кстати, Лан зовут, а род у нее — Цин.
— Как так, гауптвахта? Опять? -хватается за сердце Пахом: — снова? Вашблагородие, да что вы такого сделали, что Мария Сергеевна на вас осердчала? Опять с официанткой из офицерской столовой заигрывать изволили? Или с барышней Зиминой?
— Вот какая жалость что я память потерял — размышляю я вслух: — насыщенная жизнь у меня была…
В большой палатке, которая служила общей столовой было пустовато. Нет, сидели несколько человек за столами, но в остальном было пусто. Не время для ужина еще, рановато. Я прохожу немного подальше, туда, где суетились валькирии, надевшие белые фартуки и нарукавники, а еще поварские шапочки, такие — белым беретом направо.
— Владимир Григорьевич! — останавливается одна из валькирий: — никак сами решили к нам пожаловать!
— Здравствуйте — разогнулась вторая, которая присела перед печкой, повернулась еще одна и на секунду я и вправду почувствовал себя очень популярным.
— И вам здравствуйте, девушки-красавицы — откликаюсь я. Я уже понял, что валькирии тут не сколько солдаты, сколько волонтеры от религиозного ордена, приказывать им офицеры, конечно, могут, однако же ни строевого устава у них нет, да и подчиняются они приказам как-то странно, сперва для себя уточняют, не расходится ли приказ с их внутренними моральными кодексами от Святой Елены, а уже потом — исполняют. А таких вот как я, гусар фон Келлер и полковник Мещерская — залетчиков и просто неудобных личностей, как раз и направляют чтобы вроде посредников между ними и армией быть. Самое то для карьерного болота. Вроде бы и служба, а на самом деле — ничего от тебя не зависит, ничем и никем ты не командуешь, сбоку припека, у валькирий своя структура, своя цепь командования, напрямую они не подчиняются, так что и карьерного роста никакого. Гарнизон на Восточном Фронтире, небольшой городок, возникший вокруг гарнизона, одна рота валькирий, несколько офицеров-залетчиков, купцы да контрабандисты, которые, не стесняясь никого через границу туда-сюда разве что в экипажах не разъезжают… ссыльные опять же. Ближайший город в ста верстах на северо-запад.
— Что вы, право слово! — тут же начинает рдеть румянцем старшая валькирия, машет рукой: — мы тут все с утра вкалываем как лошадки, не до красоты тут!
— И все равно вы неотразимы. — продолжаю я гусарскую линию защиты. Которая у гусар — всегда атака. Поразить чувствительные нервные центры юных валькирий и получить от них порцию еды вне общего ужина, именно так стоит задача перед неким Уваровым и он, черт побери — с ней справится! А то потом на гауптвахте сидеть на голодный желудок маловато толку, особенно если с фон Келлером, который, судя по всему, там уже прописался.