Валет Бубен - Страница 7
Ахмад, сжав губы, замолчал.
Через некоторое время он покачал головой и огорченно сказал:
– Не знал… не знал… Видишь, Знахарь, иногда враг может принести больше пользы, чем тот, кого ты считаешь своим другом. Я благодарен тебе за то, что ты рассказал. А с Тохтамбаш-баши мы поговорим в самое ближайшее время.
По выражению его лица я понял, что этот разговор Тохтамбашеву совсем не понравится. И что он, скорее всего, будет последним разговором в его жизни. Так тебе, чурбан толстый, и надо. Вот пусть тебя теперь посадят на кол, будешь знать, как заставлять людей тыкать друг в друга ножичками. Козел.
– А третье кольцо? – спросил Ахмад, оторвав меня от кровожадных мыслей.
– Третье…
Я задумался. Стоит ли говорить ему про Настю, про то, как это кольцо попало к ней, про… Нет, не стоит, решил я и ответил:
– Ты поверишь мне, если я скажу, что третье кольцо я просто нашел, и что к нему не имеет отношения ни один человек из тех, кто может тебя заинтересовать?
Ахмад пристально посмотрел на меня и сказал:
– Поверю.
– Хорошо, – сказал я, – а теперь говори, чего ты хочешь.
На самом деле он мог бы ничего и не говорить. Они просто хотят вернуть свои деньги. Все просто, как дворницкий лом. Можно не объяснять. Однако я придал лицу выражение сосредоточенного внимания и приготовился слушать, в какой именно форме он выскажет мне свое простое пожелание.
Но ничего особенного Ахмад не сказал.
– Верни камни и получишь назад своего Алешу. И все дела. А об остальном мы просто забудем.
Забудете вы, как же!
Я покачал головой и ответил:
– Теперь это не так просто. Я и сам не знаю, как до них теперь добраться.
– А для того чтобы ты хорошо и быстро придумал, как это сделать, я покажу тебе тот фильм, о котором говорил Алексей.
И он снова повернулся к молчаливому Садику.
Тот снова открыл дипломат, включил компьютер, и через несколько секунд я увидел совсем другое кино.
К двум столбам, поставленным буквой «X», был привязан голый человек, его руки и ноги были разведены вдоль этих жердин. К нему подошел бородатый удалец в черной чалме, оглянулся на камеру и, горделиво улыбаясь, вытащил из-за пояса здоровенный кривой кинжал.
На лице пленника появилось выражение смертельного ужаса, он открыл рот и что-то закричал. Звука не было, но можно было понять, что он умоляет своего палача не делать того, что тот собирался сотворить. Изображение запрыгало, и оператор, приблизившись, встал сбоку от этого страшного распятия, чтобы лучше было видно.
Гордый воин Аллаха повертел перед лицом привязанного мужчины своим огромным ножом и что-то сказал ему. Тот отрицательно замотал головой и стал быстро говорить. Ваххабит поморщился и посмотрел вниз. Вдруг на его лице появилось выражение веселого изумления, и он, посмотрев в камеру, сказал что-то оператору. Тот опустил объектив, и на экране стало видно, что у обреченного на муки и смерть мужчины восстал член. Причем восстал так качественно, что порногерои могли бы только позавидовать такой мощной эрекции.
Палач захохотал и, обернувшись к окружавшим его собратьям, что-то сказал. Они тоже заржали, и камера, сделав круг, показала всю компанию. Компания была что надо. Но ничего нового я не увидел. Обыкновенные головорезы, которых часто показывают по телевизору. Смелые и гордые, когда беззащитная жертва связана и ждет неминуемой смерти. Трусливые и подобострастные, когда их песенка спета.
Тем временем палач снова повернулся к пленнику и, поднеся кончик ножа к его носу, стал что-то медленно говорить. Привязанный мужчина отрицательно качал головой, и при этом его глаза открывались все шире и шире. На лице бородача появилось выражение безумного веселья и дикой жестокости, и он неожиданно махнул ножом вниз.
Стоявшие вокруг соратники героя беззвучно заорали, воздев к небу руки и стволы. Тогда он снова повернулся к почти потерявшему сознание пленнику и, широко размахнувшись, всадил ему кинжал в самый низ паха. Пленник дернулся, и его голова упала на грудь. Палач взялся за рукоятку ножа обеими руками и, напрягшись, одним движением вспорол живот беззащитной жертвы до самой грудины.
Палач отскочил в сторону, чтобы не испачкаться, затем обернулся к толпе и сделал приглашающий жест. Из толпы вышел мальчишка лет десяти и, смущенно улыбаясь, подошел к палачу. Бородатый бандит подхватил его одной рукой и поднял так, что их лица оказались на одном уровне. Он спросил мальчика о чем-то, и тот, посмотрев ему в глаза, кивнул. Бородач снова обернулся к толпе и, подняв к небу окровавленный нож, потряс им. И опять ответом ему было общее ликование. Тогда бородач, продолжая держать мальчишку на левой руке, вручил ему нож и, схватившись освободившейся рукой за волосы привязанного мужчины, вздернул его поникшую голову. Глаза мужчины были закрыты, изо рта текла кровь. Скорее всего, он был уже мертв.
И тогда гордый воин Аллаха сказал что-то сидевшему у него на руке мальчишке, и тот начал тыкать ножом в закрытые глаза уже мертвой жертвы.
Я оторвал взгляд от экрана и бесстрастно спросил у Ахмада:
– Если это ваши герои, то каковы же ваши подонки?
Он помолчал, глядя на меня, и ответил:
– Это не имеет отношения к делу. Но зато я теперь абсолютно уверен, что ты выполнишь то, что от тебя требуется, и я могу полностью тебе доверять.
– Да, пожалуй… – задумчиво ответил я. – Ну а тебе самому приходилось так разбираться с пленниками? Или нет?
– Это тоже не имеет отношения к нашим делам, но я скажу тебе. Нет, я этого не делал. У меня не хватает мужества.
– Ни х… себе! – не выдержал я и тут же осекся. – Извини, вырвалось.
– Ничего, – миролюбиво сказал Ахмад, – бывает. Он встал, Садик тоже, и я, чуть помедлив, последовал их примеру.
– Вот номер моей трубки, – Ахмад протянул мне желтый листочек с клейким краем, – если что – звони. Сроку тебе – две недели.
– Ахмад, – сказал я, глядя ему в глаза, – я ведь невыездной. И ты наверняка об этом знаешь. Что толку в том, что вы убьете Алешу, если я не управлюсь за две недели? Камни ведь от этого не появятся.
– Я понимаю тебя, и как деловой человек согласен на некоторую отсрочку, но только если эта отсрочка понадобится для пользы дела, а не для того, чтобы ты смог предпринять что-нибудь в своем обычном репертуаре. Надеюсь, мы поняли друг друга.
Они повернулись и ушли, а я снова сел в кресло под зонтиком и глубоко задумался.
Что же делать, Знахарь, что же делать?..
Хорошо хоть я не проболтался про то, что камни в нескольких банках.
А так – кругом засада!
И, главное, я не могу ни к кому обратиться за помощью. Ни к ментам, ни к браткам. К ментам – понятно. А к браткам… Я ведь теперь вор в законе, так что если я обращусь за помощью к коллективу, меня просто не поймут! У меня не должно быть ни денег, ни имущества, ни родни. Я должен быть неуязвим. А я – уязвим, да еще как. Так что все верно говорил Дядя Паша про то, что я неправильный вор.
Я поднялся, бросил на столик деньги и медленно побрел к машине.
Да, думал я, вот она – та самая ситуация, когда человек оказывается в ловушке, заряженной жизнью другого человека. Как они, пидары, любят заложников брать! Причем, желательно, женщин. Тогда у тех, на кого это должно произвести впечатление, просто сердце разрывается, и они готовы сделать все, что угодно. А ведь если бы я был правильный вор, я попросту рассмеялся бы им в лицо и сказал, что они могут делать с Алешей все, что им нравится. Повернулся бы к ним спиной и ушел. Хотя, честно говоря, спиной к ним поворачиваться не стал бы. В спину – их коронка.
Так вот, если бы я поступил так, как положено принципиальному авторитету, то в коллективе лицо сохранил бы. Но после этого мне оставалось бы только пустить себе пулю в лоб.
Не нужно было меня короновать. Или все-таки нужно было? А если нужно, то кому? Вот тоже задачка.
Однако, подумал я, уже подходя к машине, самая интересная задачка из всех, которые сейчас стоят передо мной – спасти Алешу. И пропади они пропадом, эти камни, деньги и прочие нехорошие излишества.