Валентин Понтифекс - Страница 20

Карабелла, весь день напролет смотревшая из окна флотера, будто надеясь силой своего взгляда увеличить скорость экипажа, катившего по унылой пустоши, вдруг воскликнула с неожиданным ликованием:

– Смотри, Валентин! Кажется, пустыня и вправду заканчивается!

– Вряд ли, – отозвался он. – Наверняка осталось еще три или четыре дня.

Или пять, шесть, семь…

– Неужели ты даже не взглянешь?

Он отложил ворох донесений, который просматривал, выпрямился и выглянул в окно поверх ее головы. Точно! О, Дивин, да там зелень! И не сероватая зелень корявых, пыльных, упрямых и жалких пустынных растений, а яркая, трепетная, присущая подлинной маджипурской флоре, пронизанная энергией роста и плодородия. Наконец-то зловредный дух Лабиринта остался позади, и королевский кортеж выбирается с безрадостного плоскогорья, на котором расположена подземная столица. Наверное, приближаются земли герцога Насцимонте – озеро Айвори, гора Эберсинул, поля туола и милайла, огромные усадьбы дома, о которых Валентин столько слышал…

Он положил ладонь на узкое плечо Карабеллы, погладил по спине, одновременно разминая ей мышцы и лаская. Как хорошо, что она снова с ним!

Она присоединилась к процессии неделю назад у развалин Велалисера, где они вместе ознакомились с ходом работ у археологов, которые занимались раскопками огромного каменного города, оставленного метаморфами пятнадцать-двадцать тысячелетий назад. Ее появление заметно способствовало тому, что утомленный и подавленный Валентин несколько приободрился.

– Ах, миледи, как одиноко было в Лабиринте без вас, – нежно сказал он.

– Жаль, что меня там не было. Я ведь знаю, как ты ненавидишь это место.

А когда мне сказали, что ты болен… о, я чувствовала себя такой виноватой, и мне было так стыдно, что я далеко, когда ты… когда… – Карабелла покачала головой. – Я была бы с тобой, если бы могла. Ты же знаешь. Но я пообещала, что буду на открытии музея в Сти, а…

– Да, конечно. У супруги Коронала есть свои обязанности.

– Так странно: «Супруга Коронала»… Маленькая девочка-жонглер из Тил-омона ходит по Замковой Горе, произносит речи и открывает музеи…

– Все еще «маленькая девочка-жонглер из Тил-омона»? И это после стольких лет, Карабелла?

Она передернула плечами, пригладила руками свои мягкие, коротко остриженные темные волосы.

– Моя жизнь – всего лишь цепь странных случайностей, о которых невозможно забыть. Если бы я не остановилась с труппой Залзана Кавола в той гостинице, когда вошел ты… и если бы ты не лишился памяти и не был бы брошен в Пидруиде, такой простодушный, как черноносый блав…

– Или если бы ты родилась во времена Лорда Хавилбова или в каком-нибудь другом мире…

– Не дразни меня, Валентин.

– Прости, любимая. – Он взял ее маленькую прохладную ручку в свою. – Но сколько ты еще будешь вспоминать, кем была? Когда ты, наконец, начнешь воспринимать как должное свою настоящую жизнь?

– Пожалуй, никогда, – отчужденно ответила она.

– Владычица моей жизни, как ты можешь говорить…

– Ты знаешь, почему, Валентин.

Он на мгновение прикрыл глаза.

– Повторяю, Карабелла, тебя на Горе любит всякий рыцарь, принц или лорд – к тебе обращены их преданность, восхищение, уважение…

– Да, если говорить об Элидате. А также о Тунигорне, Стасилейне и им подобным. Те, кто искренне любит тебя, так же относятся и ко мне. Но для многих других я остаюсь выскочкой, простолюдинкой, случайным человеком со стороны… сожительницей…

– Кого именно ты имеешь в виду?

– Ты их знаешь, Валентин.

– Так кого же?

– Диввиса, – после некоторого колебания сказала она. – И прочих мелких лордов и рыцарей из окружения Диввиса. И других. Герцог Галанский говорил обо мне с издевкой с одной из моих фрейлин… из Галанса, Валентин, твоего родного города! Принц Манганот Банглекодский. Есть и другие. – Она повернулась к нему; взгляд ее темных глаз выражал муку. – Я все это придумываю? Или мне чудится шепот там, где всего лишь шуршат листья? Ах, Валентин, иногда мне кажется, что они правы, что Коронал не должен жениться на простолюдинке. Я не принадлежу к их кругу. И никогда не войду в него. Мой лорд, наверное, я для вас такая обуза…

– Ты для меня радость и ничего, кроме радости. Можешь у Слита спросить, в каком я был настроении на прошлой неделе в Лабиринте, и как оно изменилось, когда ты присоединилась ко мне. А Шанамир… Тунигорн… любой тебе скажет…

– Знаю, любимый. У тебя был такой мрачный, угрюмый вид, когда я приехала. Я едва тебя узнала – такого хмурого, с таким тусклым взглядом.

– Несколько дней, проведенных с тобой, полностью меня исцелили.

– И все же мне кажется, что ты немного не в себе. Неужели тебя все еще терзают воспоминания о Лабиринте? Или подавляет пустыня? Или развалины?

– Думаю, что дело в другом.

– В чем же?

Он изучал пейзаж за окном флотера, замечая, как в нем появляется все больше и больше зелени, увеличивается количество деревьев и травы, а местность становится все холмистее. Но радость Валентина омрачало тяготившее душу бремя, от которого по-прежнему не удавалось избавиться.

Мгновение спустя он произнес:

– Тот сон, Карабелла – то видение или знамение – никак не могу выбросить его из головы. Эх, ну и след же мне суждено оставить в истории!

Коронал, лишенный трона и ставший жонглером, вернул себе престол, а потом управлял настолько дурно, что допустил низвержение мира в хаос и безумие… Ах, Карабелла, неужели именно к этому я иду? Неужели после четырнадцати тысячелетий мне суждено стать последним Короналом? Как ты думаешь, останется ли хоть кто-нибудь, кто напишет мою историю?

– Ты никогда не был дурным правителем, Валентин.

– Разве я не слишком мягок и сдержан, разве я не слишком стремлюсь к тому, чтобы понять в любом деле обе стороны?

– Это нельзя поставить в вину.

– Слит считает, что можно. Слит чувствует, что мой страх перед войной, перед насилием любого рода ведет меня по неверному пути. Кстати, я цитирую его почти дословно.

– Но войны не будет, мой лорд.

– А тот сон…

– Мне кажется, что ты слишком буквально воспринимаешь его.

– Нет, – возразил он. – Слова, подобные твоим, приносят мне лишь иллюзию успокоения. Тисана и Делиамбр согласны со мной в том, что мы стоим на пороге какого-то большого потрясения, возможно – войны. А Слит в этом просто убежден. Он решил, что метаморфы замышляют восстание, вот уже семь тысячелетий готовятся к священной войне.

– Слит слишком кровожаден. Вдобавок он с юного возраста испытывает перед метаморфами панический страх. Да ты и сам знаешь.

– А когда восемь лет назад мы отбили Замок и застали там кучу замаскированных метаморфов, это что? Одно воображение?

– Но ведь их попытка с треском провалилась?

– А если они начнут все сначала?

– Если твоя политика, Валентин, увенчается успехом…

– Моя политика! Какая политика? Я пытаюсь добраться до метаморфов, а они ускользают у меня из рук! Ты же знаешь, что я надеялся иметь при себе с полдюжины вождей метаморфов, когда объезжал Велалисер на прошлой неделе.

Чтобы они могли увидеть, как мы восстанавливаем их священный город, посмотреть на найденные нами сокровища и забрать, может быть, наиболее драгоценные реликвии с собой в Пьюрифайн. Но я не дождался от них вообще никакого ответа, даже отказа.

– Ты предполагал, что раскопки в Велалисере могут вызвать осложнения.

Возможно, им ненавистна сама мысль о том, что мы проникли туда, не говоря уж о восстановлении. Ведь, кажется, есть легенда насчет того, что когда-нибудь они отстроят его сами?

– Да, – сумрачно подтвердил Валентин. – После того, как вновь обретут власть над Маджипуром и вышвырнут нас из своего мира. Так мне однажды рассказал Эрманар. Ладно, возможно, приглашение в Велалисер – ошибка. Но ведь они проигнорировали и все остальные мои попытки примирения. Я пишу их королеве Данипьюр в Иллиривойн, и если она вообще отвечает, то ее письма состоят из трех холодных, формальных, пустых… – Он глубоко вздохнул. – Хватит этих мучений, Карабелла! Войны не будет. Я найду способ пробиться сквозь всю эту ненависть, которую испытывают к нам метаморфы, и привлеку их на свою сторону. А что до лордов с Горы, которые пренебрежительно к тебе относятся, если это действительно так – умоляю, не обращай на них внимания. Отвечай им презрением! Кто тебе Диввис или герцог Галанский?