Ваенга эир (СИ) - Страница 1

Annotation

Повесть основана на реальных событиях, хоть и без документальной точности. О Борисе Сафонове, асе-североморце, и британских лётчиках 151-го крыла RAF, воевавших в сентябре и октябре 1941 г. в небе над Кольским полуостровом. Иллюстрированная версия повести - в блоге автора http://beltolik.livejournal.com/

Матвиенко Анатолий Евгеньевич

Матвиенко Анатолий Евгеньевич

Ваенга эир

Пролог

Тундра взорвалась зелёным. Казалось, зацвели сами камни. Среди этого буйства наметилось многоцветие лишайников, кое-где пробились лиловые метёлки иван-чая. Под застенчивым солнцем заполярного лета зелень пыталась поймать каждый лучик, каждую толику тепла, пока не приблизится осень. Тогда равнины Севера вспыхнут всеми цветами радуги и скоро погаснут, до мая закутавшись в белое.

- Красиво! Правда. Но дома лучше. Мама, а когда мы поедем домой?

Дома - это в Беларуси. Там солнце не дразнится круглые сутки, оно светит днём - жарко и ласково. Там пылью пахнут дорожки, поляны - цветами, а лес - грибами. Там деревья тянутся ввысь, а не кривятся у земли. Игорёк родился на Витебщине и совсем не хотел уезжать.

- Наш дом теперь здесь. Ты же знаешь, у военного он - где служба. И ты, мой маленький солдат, тоже скоро вырастешь...

- Буду как папа - лётчиком! Сталинским соколом!

- Обязательно. А теперь пошли. Папа вернётся с аэродрома, приготовлю что-нибудь вкусненькое.

Погода испортилась. Форточка в небесах, пропустив скудную долю солнечных лучей, плотно затворилась среди туч. Ветер срывал косынку с головы женщины, обнажая русые косы. Высокая и статная, она была чужой для этого края, как и её сынишка, с любопытством озирающийся в тундре, пока пустынные пейзажи не начнут навевать тоску.

Они вернулись к военному городку с романтическим названием Ваенга, что прилепился на южном берегу Кольского залива. Здесь как и везде: неожиданный вызов мужа на аэродром был делом обычным. День не лётный, значит, Боря вернётся быстро. И семья проведёт вместе несколько часов, выходной всё-таки.

Так для Сафоновых начиналось воскресенье двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года...

Глава первая. Комбриг

Пятью годами ранее в Витебске на улице Безбожной, своим именем взывавшей к торжеству материализма, в события вмешалась высшая сила. Иным способом не объяснить случившегося чуда: молодой лётчик-истребитель Боря Сафонов оказался за одни столом с самим Ворошиловым!

Сначала под окном затормозил большой автомобиль, через считанные секунды в квартиру Смушкевичей нагрянул военный, обязанный проверить - всё ли в порядке перед нежданным визитом полководца. Пока матёрый командир авиационной бригады стоял перед молодым порученцем навытяжку, Борис взмолился:

- Бася! Есть здесь второй выход? Не через окно же пикировать!

Чернявая красавица-жена комбрига упёрла руки в бока.

- Таки не присев за стол, бежать надумал? Ой вей, гость нашёлся... - видя колебания робеющего красного сокола, мадам Смушкевич загородила телом путь к отступлению: - Не тушуйся, Бора. У Яши с Климом ещё с Гражданской...

Если первый красный маршал и ощутил досаду, что во время его визита здесь болтается посторонний лётчик, при котором, естественно, не будешь особо откровенным, то виду не подал.

Сели, налили, опрокинули по первой.

- Хорошо тебе, Яша... Тихая провинция, служба не в тягость, вон - Бася Соломоновна хлопочет, с мужа пылинки сдувает...

Бригадирша разулыбалась, вспомнила вслух жену Ворошилова, попросила передать ей привет, но явно попала мимо цели. Маршал нахмурился. Видно, между ним и супругой пробежала чёрная кошка.

Ситуацию спасла Фаина Моисеевна, тёща Смушкевича, когда подала на стол "гефильте фиш", а Яков сказал высокому начальнику:

- Отведай, товарищ нарком! Такую и в московских ресторанах не подадут. Только - в "провинции"...

Сафонов отщипнул крохотный кусочек и тут же был наказан: Бася навалила ему полную тарелку фаршированной рыбы. Однако толком вкусить наказание успел. Комбриг одним движением бровей намекнул: проваливай!

Торопливо умяв угощение, лётчик объявил о неотложном деле и отчалил, бодро козырнув. О чём судачили над останками рыбы нарком и комбриг, ему, рядовому пилоту, знать было не положено. Но кое-что Смушкевич поведал.

Стоял пыльный июль. Летали каждый день. И комбриг в 106-ю эскадрилью заглядывал тоже практически каждый день. Однажды подозвал к себе Сафонова, когда тот вылез из открытой кабины истребителя с двуцветием на широком лице: кожа, не защищённая шлемофоном и лётными очками, слегка потемнела.

- Помнишь, Борис, рыбку моей тёщи? Ворошилов тоже не забыл. Прислал в подарок сервиз на двенадцать персон!

Почувствовав неофициальность в тоне комбрига, Сафонов заулыбался.

- Помню, Яков Вольфович! Только доесть не дали.

- Уж извини. Нарком кое о чём говорил, для твоих ушей не предназначенном, - Смушкевич неторопливо шагал к стоянкам соседней эскадрильи, Сафонов, на голову выше и намного шире в плечах, двигался рядом, приминая сапогами зелёную траву. - Вышло спокойное время, Боря. Или в Европе, в той же Испании, или японцы на Дальнем Востоке, но вот-вот где-то полыхнёт.

- Ясно, Яков Вольфович...

- Владимирович, - поправил Смушкевич. - Переведут меня скоро. Ворошилов прямо сказал - меняй отчество.

В разговоре на минуту возникла пауза. Слышались только звуки шагов да звон авиационных движков. Комсомолец Сафонов вырос в убеждении, что в СССР все нации равны, все дороги открыты... А теперь командиру лучшей авиационной бригады округа придётся менять отчество, чтобы скрыть еврейское происхождение?

Но два года, проведённые на службе, научили житейской премудрости - иногда лучше держать язык за зубами и не высказываться с комсомольской прямотой.

- Я тебя с самого начала выделял, - продолжил комбриг. - Талант, он с младых ногтей виден. Буду тебя рекомендовать на продвижение. Помни, о чём с тобой говорили - о построении парами, как немцы в Империалистическую, об атаке от солнца, от ведущего не отставать, ведомого не терять...

- Так точно! Яков Воль... Яков Владимирович! Если полыхнёт, так замолвите словечко - не на продвижение, а на передовую. С вами!

- Отставить! - неожиданно резко обрезал тот. Продолжил мягче. - Поверь умудрённому в жизни еврею - нельзя совать голову в пекло, пока не обзавёлся детьми. За тобой тысячи, ушедшие в землю, лишь бы ты появился на свет... Понимаешь?

- Думал - бобылю проще. Жену с дитём одних не оставлю, если что...

- Плохо думал, Борис. Надо не о "если что", а о светлом будущем, которое мы построим. Или построят после нас. Кто в этом будущем жить будет? Во-от! Есть на примете кто? Бабы за вашим братом - молодыми летунами - косяками носятся.

Сафонов чуть смутился.

- Ну... есть, конечно. Только гордая слишком. Считает лётчиков ветреными. Евгенией зовут.

- Женя? Хорошее имя. Коль надумаешь всерьёз - веди к нам. Теща научит "гефильте фиш" готовить.

- Есть "гефильте фиш" готовить! - не слишком бойкий на язык, Борис смешался. - В смысле, сначала готовить, потом есть. Разрешите писать рапорт?

Потому что невесту красного командира полагается до росписи долго и тщательно проверять: не из "бывших" ли её родители, а то вдруг родственники остались в западной части страны, под белополяками. Да мало ли что...

Рапорт Сафонов подал, и комиссар бригады объявил, что партия выбор одобряет. Но в остальном случилось иначе.

Смушкевича забросило в Испанию, потом на Халхин-Гол, летал он и над Карельским перешейком. Сафонов рвался в бой, но начальство не вняло мольбам, пилот-истребитель по-прежнему отсиживался в тылу. А повышение состоялось с переводом в Заполярье.