Вадбольский 2 (СИ) - Страница 1

Тьма ударила с такой ощутимой силой, что в голове загудело. Оказывается, я чувствительнее мальчика со скрипкой. Мир пошатнулся, я растопырил руки, земля под ногами исчезла, долго-долго падал, внутри от ужаса всё сжалось в холодный ком.

Но подошвы без удара уперлись в твёрдое так уверенно, что сразу со стыдом понял: никуда не падал, простой двухсекундный обморок, как бывает на быстро вертящейся карусели.

Вместо черноты перед глазами мелькнула чёрно-белая картинка, а затем мир вспыхнул неприлично ярким цветом, как на карнавале.

— Дрон, — велел я мысленно, — быстро общую картинку!

Мышка выбралась из-под воротника камзола, привычно и уже без команды облеклась в стелс-форму, самой так безопаснее, оттолкнулась мягкими лапками и взмыла в воздух, растопырив кожистые крылья.

Эта Синяя Щель из которой не возвращаются, на первый взгляд такая же, как и та, первая, где мы побывали в героическом для суфражисток рейде. И ничего в ней синего, здесь так классифицируют по уровню сложности. Предыдущие как бы вовсе бесцветные, а у этой какая-то градация.

Даже пейзаж примерно тот же, хотя по всей планете он таким был, не меняясь, десятки миллионов лет, по этим хвощам и плаунам не определить в каком мы периоде.

Болото отсюда за пару верст, зато далёкий лес гигантских растений ближе. Но изменения есть, чувствую нечто опасное, но пока не уловил что и откуда грозит и угрожает. Возможно, уже не девон, а кайнозой, или скорость света упала раз в десять, это же участок другой вселенной… ну, наш, но с проникшими элементами бозонной…

Под ногами шуршит горячий песок, пышет жаром, сверху бьет лучами молодое солнце, лес вдалеке манит сенью хвощей и плаунов, издали похожих на пальмы.

За спиной зашелестело, четыре суфражистки появились в этом мире, грозные и увешанные амулетами и артефактами, те один за другим начали вспыхивать и гаснуть, отдавая энергию на защиту.

Когда их глаза наконец-то приноровились, я сказал счастливо:

— Прекрасно! Как же приятственно попасть из вечно мокрого Санкт-Петербурга в этот солнечный райский уголок!.. Может быть, построить здесь дачу?

Все четверо посмотрели на меня дикими глазами. Иоланта трижды сплюнула через левое плечо, тоже мне христианка, в православии, как и в исламе, следование приметам осуждается, как неверие и даже отрицание Господа.

— Ладно, — сказал я. — Наглеть не будем.? Дойдём вот до того леска и тут же вернёмся. Хорошо?

Иоланта возразила:

— Слишком близко. Здесь же никого. Мы сами себя уважать перестанем.

— Не по прямой, — пояснил я. — Через болото лучше не лезть. Обойдем по краю. А лучше подальше.

Глориана бросила на меня негодующий взгляд, но только стиснула челюсти.

Я скомандовал насчёт походного строя, то есть я впереди, Павлова позади отряда, а ослы и учёные в середине, как велел Наполеон во время египетского похода. Насколько помню, когда на войско налетали конные бедуины, всегда звучала команда: «Учёные и ослы — в середину», что из-за спешки произносилась так быстро, что приобретала совсем другое значение.

Дрон усердно передает мне пейзажи болота, грязного берега и сухой выжженной почвы, по которой идем. А дальше море песка, на котором изредка каменистые отмели и большие валуны.

Я анализировал картинку, наконец сказал с уверенностью:

— Пермь. Вот тут и начнётся…

Иоланта посмотрела озадачено.

— Пермь, — произнесла она нравоучительно, — это соляные залежи. О пермяках говорят, пермяк — солёные уши, у них мешки с солью на плечах. Я знаю, у нас там два соляных прииска.

— Это другая Пермь, — пояснил я. — Вашей Перми сколько? Лет сто?.. А этой сорок семь миллионов. А ещё самое большое кладбище, здесь погибло чуть ли не всё живое… Снимем шляпы!.. Нет шляп? Тогда не отставайте. До леса и обратно!

Дрон всё это время транслировал, что вдоль болота до самого леса живности нет, если не считать мелких рачков и лабиринтодонтов, предков лягушек, ещё более мелких и пугливых. Хотя вообще-то лабиринтодонты дали не только лягушек, но и вообще всех млекопитающих от мышей до слонов.

— Как насчёт лягушек? — поинтересовался я.

— А что с ними? — спросила Иоланта.

— Здесь их много, — пояснил я.

— О, — сказала она довольно, — И здесь Франция, моя милая Франция…

Сюзанна в сдержанном презрении наморщила аристократический нос, но промолчала, Павлова тихонько фыркнула и смутилась, только Глориана, как императрица, хранила ледяное спокойствие, но, как я заметил, ни на мгновение не прекращала бдить.

— Ну хорошо, — сказал я и отступил в сторону. — Вива ля Франс!

Болото вздыбилось, показался серый неопрятный холм, с вершины потоками побежала обратно грязная вода, а сам холм медленно но мощно перебирая лапами, вышел на берег, что-то вроде гигантской черепахи размером с буйвола, но не буйвол и не черепаха, на нас взглянули крупные выпуклые глаза.

Иоланта потеряла дар речи, а Павлова заверещала, некрасиво выпучив глаза, словно не графиня, а простолюдинная служанка, не знающая манер:

— Вадбольский! Не стойте!

Я спросил непонимающе:

— Но её сиятельство любит лягу…

Она взвизгнула:

— Это не лягушка! Это жаба!

— Да какая разница, — спросил я в недоумении. — Земноводное, двоякодышащее, уростиль на месте, подвздошная кость в порядке… И вообще жабы в болотах не живут.

Павлова отрезала:

— Не живут, а икру метать лезут в болота и озера!.. У лягушек икра комьями, а у жаб лентами!

Я сказал виновато:

— Простите, ваше сиятельство, я не знал, что и вы француженка. И чья икра вкуснее?

Павлову передёрнуло, побледнела, очень уж у неё живое воображение, а жаба в это время наконец перестала рассматривать всех нас, выцелила взглядом Иоланту и могучим прыжком, чего никак не ждал от грузной жабы, взвилась в воздух, пролетела шагов двадцать и гулко ударилась всеми четырьмя лапами о мокрую землю, а следом и белесым пузом.

Земля под нашими ногами чуточку дрогнула и качнулась, грязь из-под лап со смачным чавканьем взлетела выше наших голов.

Павлова вскрикнула виновато:

— Простите, жабы не прыгают, это лягушка!

Я поинтересовался громко:

— Ту би ор нот ту би?

Жаболягушка распахнула огромную пасть, длинный язык выстрелил из глотки быстрее пули и, обхватив Иоланту поперек туловища, потащил в пасть.

— Конечно, би! — прокричала Глориана, сама она подбежала и с силой рубанула лягушку по голове, но остриё меча скользнуло по зелёной шкуре, покрытой толстым слоем слизи. — Ту би, скорее ту би!..

Жаболягушка затащила схваченную липким языком Иоланту в пасть, но закрыть не успела, я бросился вперед и поставил на роговую пластину, заменяющую зубы, меч остриём вверх, а рукоятью вниз.

Чудовище рывком закрыло пасть до половины, но ощутило боль, замотало головой. Меч уже вошел на треть в край верхней челюсти, но пришлось кое-как распахнуть, Иоланту вышвырнуло с таким остервенением, словно лягушка по нечаянности ухватила жука-вонючку.

Сюзанна один за другим кастовала магические шары холода, но жаболягушка почти не обращала на них внимания, хотя, как холоднокровное, должна бы среагировать сразу. Хотя при таких размерах это могла быть млекопитающая лягушка, такую холод только взбодрит.

Я взял по топорику в руки, вздохнул пару раз, чтобы насытить кровь кислородом и с большой силой метнул сразу с обеих рук. Воздух прорезали два сверкающих диска, через мгновение двойной хлопок, лезвия топоров рассекли оба выпуклых глаза чудовища.

— Дальше ваше, — крикнул я Глориане, — у меня второго меча нет.

Она сразу поняла, что монстр ослеп, уже без боязни металась перед ним и рубила с остервенением, словно мясник на соревновании. Сюзанна продолжала бить холодом, догадалась сковывать льдом лапы, Павлова чуть подлечила Иоланту, и та с мечом в руках набросилась то ли на лягушку, то ли на жабу, что сейчас вроде бы уже не олицетворяет добрую милую Францию.