В зоне особого внимания (СИ) - Страница 50
Мне до аэропорта в Абакане ехать всего 15 км, а до моего самолёта ещё больше 6 часов — чего не посидеть в хорошей компании? Это было бы полезно и для избирательной кампании, хоть Черногорск и не мой город. Устраивать разнос, как просил мой шеф, в такой ситуации оказалось не очень удобно. Поэтому я пошёл другим путём: внимательно записал все их жалобы, которые, кстати, были на удивление однотипные, пообещал подкинуть дефицитных товаров для их орсов, а взамен все три директора пообещали закрыть прошлогодние долги по поставкам строительных материалов. Сдержат они свои обещания или нет — время покажет. Самые серьезные отставания у деревообрабатывающего комбината. Здесь остро не хватает рабочих рук, оборудование устаревшее, лаконаливная машина постоянно выходит из строя, хотя ей и 15 лет нет ещё. Вдобавок то новое оборудование, что закупили, до сих пор запустить не могут — нет специалистов! Записал себе данные поставщиков, чтобы попытаться выбить команду наладчиков от них. Взамен можно предложить… Эх, чёрт! Да я уже размышляю не как партийный работник, а как толкач какой-то. Что особенно обидно — их мебельный цех, который в эпоху дефицита должен быть золотым, постоянно простаивал из-за нехватки фурнитуры! Даю совет поискать номенклатуру у кооператоров, по крайней мере, у нас в Красноярске при мебельном заводе парочку кооперативов открыли. В общем, удалось добиться душевной атмосферы, в чем, несомненно, помог Сорокин — местные его уважали. После неожиданного признания в том, что я крещёный, и за мою молчаливую поддержку строительства храма он ко мне проникся особой симпатией. А после пары рюмок (я пил сок) его широкая душа выдала:
— Эх, Толя! Люди сами ходят к будущему храму. Строят, помогают кто чем может, работают бесплатно! Ограду уже ставим. Бытовку вон Максимыч новую дал, — кивнул он в сторону директора комбината. — Я сам там на стройке освещение помогал проводить, правда затемно когда было. Не могу подрывать авторитет власти, а языки злые бывают, но душа, Толя, просит!
— Вот возьмите на храм. Пожертвование, так сказать, — незаметно сую Сорокину сотку.
Эту редкую бумажку я ношу с собой на всякий случай — бывает полезно понтануться.
— Кооператив планирую открывать, деревянные двери делать будем, — напоследок проинформировал меня дядька почти квадратных размеров — директор Хакасского комбината строительных материалов.
— Дело нужное, да и выгодное, — соглашаюсь я.
— Двери — это дело мне знакомое и понятное, а вот чем заинтересовать зарубежных партнёров? — неожиданно спрашивает у меня будущий кооператор.
— Капиталисты сырьё любят покупать, а вот продукцию со вложенным трудом им невыгодно. Но клиентов найти можно. Что ещё, кроме дверей, кооператив сможет выпускать? У меня знакомые сейчас на выставку в ФРГ едут, могу попросить и вашу продукцию там посмотреть — что пользуется спросом и по какой цене.
— Золотой ты мой, — обрадовался мужик и, достав блокнот, начал, что-то быстро черкать в нем. — Если надо, можем и вместе с тобой дела делать. Лучше поделиться, чем ничего не заработать!
— У меня кооператива нет, но есть у хороших знакомых.
— Толя, а ты ведь в депутаты идёшь? И конкурент у тебя есть…, — внезапно вспомнил мой возможно будущий партнёр.
— Есть, Бугаев его фамилия, — кивнул головой я.
— А областным избиркомом кто рулит сейчас? Знаешь?
— Бугаева… Оксана Викторовна… Так это жена? — поразился я.
— Нет, мама! Но это даже хуже для тебя будет, чем жена. Плюс на должности выпускающего редактора «Советской Хакасии» его отец числится. И уже были две статьи в газете, причем ещё до выборов. Про простого советского человека, инспектора Госстраха…
— Так он же руководителем был, — прервал поток информации я.
— Ну… а сначала он инспектором работал, — усмехнулся рассказчик, — И вторая статья про человека, любящего свою малую родину, хакаса, много сделавшего для восстановления самобытности хакасского народа. Ты же в курсе его прошлогоднего выступления на 23-й Абаканской выборной конференции КПСС?
— Нет. Знаю только, что она в ноябре была. А что там было?
— Там этот Бугаев выступил с речью о необходимости придания Хакасии статуса самостоятельного административного образования! Наш областной комитет КПСС его предложение ещё не обсуждал, но уже в этом году ряд важных людей поддержали твоего оппонента.
— И кто, если не секрет, — уточнил я, мотая информацию на ус.
— Я всех не знаю, но пару человек назвать могу. Миша Митюков разрабатывает изменения статуса автономии, ну и некто Штыгашев — это старший научный сотрудник Хакасского института языка, литературы и истории. Люди эти пока не на виду, можно сказать мелкие деятели, но активные, и их идеи, где-то, может, и завиральные, народу могут понравиться, и действует эта троица заодно. Штыгашев тоже на выборы идёт.
— Интересная информация, спасибо. А он с кем конкурирует?
— Он по Абаканскому округу, не национальному причём… вроде с Колей Огородниковым. А ты соображаешь! Враг моего врага — мой друг? — похвалил информатор. — Вообще, идея не новая, ещё лет пятнадцать назад, один из преподавателей Абаканского педа по фамилии Анджиганов обращался к Брежневу и Косыгину с письмом, и вообще в ЦК, с этой идеей. В мае 1972-го ученого вызвали в туда для обсуждения некоторых положений его письма, где выразили согласие с отдельными аргументами, но в целом предлагаемую реформу сочли несвоевременной.
— Ну что ж, учту и это, спасибо вам ещё раз, — искренне благодарю я.
«Интересно, Шенин в курсе этой возни? А местные КГБ? Хотя не из состава СССР же выходят, а просто хотят отдельно от Красноярского края жить, какое дело до этого органам?» — размышлял я по дороге в гостиницу.
— Вот делать тебе нечего! Я спать уже собираюсь. Встаю-то рано, — возмутился местный босс КГБшиков Лубышев, когда я набрал его из гостиничного номера. — Не переживай, всё у нас под контролем, и Шенин в курсе. Это ты не от мира сего. В прошлом году, например, три студента Ленинградского университета домой в Хакасию на каникулы приехали. Один по фамилии Костяков, других не упомню, да там и труднопроизносимые имена, все трое хакасы. Так вот, не понравилось им, что местный праздник «Тун пайрам» разрешили проводить только раз в три года. Вначале в Аскизский райком пошли, где их невежливо пнули, на что они, обидевшись, стали ездить по району, народ баламутить. Этим активистам удалось провести несколько несанкционированных митингов. Итогом стало обращение-письмо протеста на имя 1-го секретаря обкома КПСС, под которым за 8 дней было собрано более полутора тысяч подписей.
— Вообще не слышал об этом! Да и мне других людей назвали.
— Ты спросил — под контролем или нет. Ответ — да. С этими ребятами работу и ВЛКСМ провел, и мы, и обком наш. Жестко говорили. Никакого национализма не потерпим! — успокоил меня Лубышев.
«Ну-ну, свежо предание, да верится с трудом», — скептически размышлял я, собираясь в аэропорт. Прямого рейса во Фрунзе, конечно, нет, лечу через Москву. В общем-то и в Москву прямой рейс из Абакана появился совсем недавно, а то бы пришлось возвращаться в Красноярск. Отдаю Санычу все подарки, что надарили мне гостеприимные черногорцы. Водила мой офигел от такого изобилия. Здесь были и салями, и икра, и рыба разная, и копченая лосятина даже. А венец всего — трехлитровая бутыль настойки, причем посуда очень красивая, глаз не оторвать. Кто выдувает такую — не знаю, но явно мастер.
— Да зачем, Анатолий Валерьевич⁈ — попытался отказаться Саныч, отодвигая колбасу, но не бутылку, от которой взгляда не отрывал, и не потому, думаю, что там олени красивые и ружья орнаментом идут.
— За то, что с монтировкой меня спасать прибежал, ну и вообще — водитель ты хороший, — усмехнулся я.
Глаша, кстати, провожать меня не пришла, но оставила записку на стойке, явно уже изученную местными тетками. В записке всего две фразы: «Счет Саянмрамора у нас, Тея — на следующей неделе» и «Толя, победы тебе на чемпионате СССР! Буду болеть за тебя и ждать!»