В зловещей тиши Сагамора - Страница 6

Он уже собирался отправляться ко входу в коттедж, на поиски хоть какой-то живой души, но ручка повернулась, дверь отворилась, и разгневанная женщина в белом, видимо, медсестра, и абсолютно не в его вкусе, встала на пороге, загораживая вход:

— Мы принимаем лишь с двух часов! Паркер сурово объяснил:

— Мне по личному делу. Я не пациент.

— Очень жаль, но мы принимаем с двух.

— Тогда я сам его поищу! — Паркер спокойно повернулся и направился к выходу на пахнущую краской террасу.

— Да не примет он вас, — как заведенная крикнула зануда-медсестра вдогонку. — Мы с двух работаем...

Паркер проследовал по все тем же сбитым ногами половицам к еще одной двери, выходящей в эту застекленную, наполненную сентябрьским солнцем террасу и вновь позвонил. Из глубины дома послышались тяжелые шаги, и грузный человек в заляпанных краской рабочих брюках и нечистой футболке вышел к нему.

— Слушаю. Что вам угодно?

— Я хотел бы видеть доктора Рейборна.

— А это я, как ни странно, — доверительно глянул на него грузный мужчина, почесывая на груди седые волосы, приоткрытые вырезом футболки. Иронически указывая на испачканные краской брюки, он сообщил: — Решил вот собственноручно сделать кой-какой ремонт...

Было ему где-то под пятьдесят. Иронически-доверительная, профессиональная манера общения казалась даже симпатичной.

— Коли вы пациент — я обычно веду прием от двух до пяти... Конечно, когда случай не из ряда вон выходящий, — сказал он весьма хладнокровно.

И Паркер мгновенно представил себе эти экстраординарные случаи: какого-нибудь малыша, проглотившего пуговицу и захлебывающегося от рева на руках у помертвелой от ужаса мамаши, или обильную телом городскую матрону, решившую родить “птенчика” на радость себе и мужу, и чуть не падающую в обморок от внезапно открывшегося кровотечения... Паркер сумрачно проговорил:

— Я не лечиться пришел. Мне надо узнать о Джо Шардине...

— Джозеф Шардин!.. — доктор вскричал это таким тоном, словно большей радости Паркер просто не мог ему доставить. — Так вы его знали, голубчик?

— Мы старые приятели, — все так же сумрачно сказал “голубчик” и представился: — Чарльз Виллис.

— О, милости прошу, проходите!.. С громадным удовольствием поговорю с вами. — Рейборн радушно похлопал Паркера по предплечью и, закрывая дверь, выходящую на террасу, пригласил, мотнув головой в сторону расположенных в глубине дома апартаментов:

— Пожалуйста сюда, в гостиную...

Грузный доктор двигался впереди. Они оказались в просторной комнате с высокими потолками, заполненной антикварной мебелью; в окна лился роскошный солнечный свет; боковая стена была расписана по штукатурке изысканным растительным узором, глаз выхватил темно-зеленые стебли, лимонные пятна, белые лилии...

Рейборн возбужденно говорил:

— Джозеф Шардин был превосходнейшим человеком. Такое существо горько и больно терять, вы меня понимаете... Прошу садиться.

Паркер не исключал, что Глифф уже позвонил Рейборну о своем посетителе. В тихих провинциальных городках, где все знают друг друга с лицо, и из поколения в поколение дружат семьями, владелец похоронного бюро в любом случае позвонил бы доктору, лечившего умершего пациента, узнав, что кто-то интересуется последним... Стало быть, доктор весьма артистично играет в свою неосведомленность, и ему для чего-то нужно казаться таким радушным и общительным говоруном...

Усевшись в полотняный шезлонг, явно принесенный с террасы (доктор не хотел рабочей одеждой пачкать свою драгоценную мебель), Рейборн увлеченно продолжал:

— Так вы, по всей видимости, были другом Джозефа Шардина?

— Мы вместе работали, — уклончиво ответил Паркер, глядя на парусину шезлонга, провисшую под тяжестью доктора почти до самого паркета. — И это было много лет назад...

Паркер не то чтобы уходил от расспросов о Джо Шире, он просто не знал толком, какую легенду тот выбрал для себя, обретаясь в Сагаморе, и от каких, соответственно ей, дел, ушел на покой; Паркер элементарно боялся попасть впросак.

— Давно ли, по вашим сведениям, Джозеф Шардин оставил работу? — любезно спросил доктор, все более в своем парусиновом кресле приближаясь к наборному паркету.

— Как вам сказать... Лет пять-шесть назад...

— Когда он здесь объявился, — доктор значительно кивнул, словно только что заключил с Паркером весьма важное соглашение, — ходили какие-то разговоры о его родственниках, кажется, живущих в тридцати пяти милях отсюда, в Омахе... Послушайте, а может, я все напутал? Или у другого моего пациента родственники в Омахе? Ах, память, память... С другой стороны: передо мной проходит такая уйма разного народу... Так что же родственники? На похоронах никого не было...

Ситуация становилась критической, и Паркер лихорадочно соображал, как ему поступить. Джо, поселившись в Сагаморе, периодически навещал Омаху, и вот там-то, в своей квартире, в недрах многолюдного города, словно зверь в родном убежище глухого и темного леса, жил в свое удовольствие. Иногда встречался с друзьями, изредка консультировал разработчиков какого-нибудь крупного дела... А вот здесь, в Сагаморе, это был ничем не примечательный пожилой господин, страстный рыболов, любящий, к тому же, сыграть с каким-нибудь соседом в шахматы, поговорить на вечерней заре на крылечке, покуривая трубочку... И ежели свои отъезды в Омаху он объяснял, рассказывая тут сказки о родственниках, — после его смерти эти сказки развеялись как дым, потому что ни одна живая душа не приехала из Омахи на похороны старика и никто не предъявлял прав на его наследство...

Лучше всего, безусловно, притвориться незнающим.

— Я, честно говоря, не имел особых сведений о его родственниках... — неопределенно прищурился на дымчатую люстру Паркер.

— Он не был одинок, — высокопарно проговорил доктор, — хоть и любил одиночество... Мне, во всяком случае, не верилось, что он заброшен, как многие старики, сохнет от тоски, стоит в могиле одной ногой... Все это вздор, он был подтянут и бодр, он жадно любил жизнь... или я не прав?..

— Долго вы наблюдали его как пациента?

— Три последних года, — мгновенно ответил Рейборн и поощрительно кивнул сам себе.

— А давно ли?.. — начал Паркер, но вопрос задать не удалось — в соседней комнате прозвучала резкая трель телефонного звонка. Предостерегающе подняв руку, доктор чутко вслушивался в плохо различимый тихий женский голос, отвечающий на звонок.

Паркер слушал вместе с доктором, храня полное молчание; он вглядывался в Рейборна — тот напоминал охотничью собаку — весь напружинившийся, устремленный вдаль, только что не дрожали крупные ноздри носа...

Послышались шаги в коридоре, и давешняя медсестра-зануда вошла в комнату. Она значительно взглянула на доктора, предварительно смерив негодующим взором Паркера, который все же пробрался в комнаты, и кротко сказала:

— Доктор, вас!..

— Благодарю, я поговорю из этой комнаты... — Медсестра-зануда удалилась, а Рейборн с усилием выбрался из шезлонга.

— Прошу извинить, я быстро...

— Ну разумеется...

Доктор прошел к высокому и узкому окну, перегородив своей грузной фигурой поток меловых солнечных лучей, и устроился из весьма неудобным для сидения, на взгляд Паркера, резном антикварном стуле, стоящем у пестрого инкрустированного столика. Телефон на нем не был виден Паркеру то ли из-за лакированного разноцветного дерева, то ли из-за сложного сплетения растительных узоров на занавесях, на фоне которых он стоял.

Взяв трубку, доктор приглушенно сказал:

— Рейборн у телефона.

На фоне ослепительного светового потока он был вполоборота повернут к Паркеру, и тому, не видящему выражения лица доктора, оставалось только гадать о сути телефонного разговора по интонации да обмолвкам.

Доктор, между тем, ворковал в трубку:

— ...То, о чем мы говорили? Да, он звонил мне! — Рейборн чуть повернулся к Паркеру и покивал головой, давая понять, что вот-вот завершит разговор; затем продолжил: — Да, это именно он. Разумеется, нет. — Доктор некоторое время выслушивал какой-то треск в трубке, потом безрадостно сказал: — Постараюсь, но обещать не могу. — Ему вновь что-то протрещали, на что он с неудовольствием повысил голос: — Знаешь что, сам занимайся!.. Привет... — На этом доктор аккуратно опустил трубку.