В замке и около замка - Страница 12

После их ухода барыня велела выкупать Жолинку и дать ему порошок, и сама приняла лекарство, чтобы успокоиться.

Случай с собачкой имел большие последствия. На следующий день барин послал за управляющим. Прежде всего он сказал ему, что барыня просит обнести оградой весь парк, чтобы в будущем ей не приходилось беспокоиться за своего любимца.

— Привезите доски и бревна, соберите рабочих и как можно скорее обнесите парк деревянной изгородью. Щепки раздайте беднякам, понимаете? Мне говорил доктор, что люди очень бедствуют; у нас достаточно зерна, распорядитесь смолоть его и раздайте нуждающимся. Узнайте сперва, кто голодает; можете добавить и гороху. Я знаю, что вы человек порядочный и сделаете все без шумихи. Не забудьте портного Сикору. А это письмо передайте Калине.

Управляющий не верил своим ушам, он не понимал, что случилось с господином Скочдополе; он знал, что у него доброе сердце и что он лучше барыни, но барина никогда не интересовало, есть ли еда у бедняков, или нет,— и вдруг такое великодушие. Управляющий не понимал, что барин в душе пристыжен бедняком-портным и хочет таким образом несколько успокоить свою совесть.

Барыня тоже намеревалась сделать нечто подобное, когда услышала от доктора о несчастьях бедняков, но среди развлечений она совершенно забыла обо всем.

В письме, переданном управляющему, барин назначал Калину объездчиком. Калина, разумеется, обрадовался, но считал, что обидно все-таки получать работу не столько за свое усердие, сколько благодаря собачке.

— Дружище, ведь все равно, кто привел коня,— будьте довольны, что он у вас в конюшне. Это же лучше, чем журавель в небе,— сказал ему управляющий, и Калина признал, что старик прав. Он надел черный фрак и пошел благодарить господ. После этого отправился к ключнице, чтобы удостовериться, может ли он быть совершенно счастливым. Когда спустя час Калина возвращался домой, мир казался ему прекрасным, и если бы навстречу попались люди, он расцеловал бы их.

Клара целый день носилась по замку, глаза ее блестели, на губах играла радостная улыбка, а старуха ключница несколько раз в этот день ни с того ни с сего начинала плакать.

Когда стало известно, что Калина сделался объездчиком, люди догадались, кто станет «госпожой объездчицей».

Но те, кого это касалось, не заикались об этом и до поры до времени хранили тайну, как того хотела Кларинка.

На следующий день Сикора с Войтехом пришли в замок, и их приняла барыня. Она еще раз оглядела мальчика, расспросила Сикору обо всех обстоятельствах жизни Войтеха и его здоровье.

— Вот что, ваша милость, Войтех слабый, но это, наверно, оттого, что он не питался как следует. Теперь он уже немного поправился, а дальше, надеюсь, мальчик будет молодцом,— ответил портной, любуясь питомцем и внимательно следя за своими словами, так как жена предупредила, чтобы он в разговоре с барыней не поминал раков.

Госпожа фон Шпрингенфельд осталась довольна и заявила портному, что возьмет Войтеха в замок. Она думала, что оба будут безгранично счастливы, но это не обрадовало ни того, ни другого. Сикора полюбил Войтеха, и мальчик любил семью Сикоры. Портной предполагал, что барыня собирается учить Войтеха и хочет усыновить его, и поэтому, скрывая свое волнение, он поблагодарил ее за доброту и сказал мальчику, что ему привалило большое счастье. Войтех не мог удержаться от слез, потому что он охотнее пошел бы с Сикорой обратно. Но нужда и горе рано научили его уму-разуму, и поэтому он понял, что если о нем хотят позаботиться богатые люди, было бы нехорошо оставаться на шее у бедного портного.

Господин Скочдополе не желал, чтобы барыня сделала из мальчика обезьяну; но она не могла дождаться того времени, когда у нее будет маленький грум в ливрее, которую одобрил один из ее знакомых. Сикоре поручили сшить Войтеху ливрею, и он должен был поторопиться. Когда мальчика одели, он расплакался. Ему было стыдно ходить в белых чулках с подложенными икрами, в обшитом галунами фраке и коротких бархатных брючках. Ему казалось, что он больше не Войтех Карасек,— он не мог в ливрее пошевелиться. Даже волосы казались ему не теми, которые так любила гладить его мать,— их остригли. Кроме того, его стали называть Альбертом.

Сикора тоже думал, что к мальчику отнесутся иначе; все происшедшее не понравилось ему, но он молчал. Как он мог перечить господам? Он уговаривал Войтеха быть послушным, преданным, держать язык за зубами и стараться ни в чем не осрамиться.

— Если в один прекрасный день тебе все-таки захочется учиться и никто не поддержит тебя, приходи ко мне — куча раков! Я останусь для тебя отцом,— сказал портной, и мальчик обещал со слезами.

И доктору стало не по себе, когда он услышал, что сделали с мальчиком; он не хотел видеть Войтеха в таком положении, но решил скрывать это, пока не представится удобный случай поговорить с господами.

Войтеху поручили уход за Жолинкой, барыня сама рассказала, как и что делать с собачкой, и так как Жоли быстро привык к мальчику, то ему была предоставлена комнатка, чтобы они и ночью могли быть вместе. Кроме этой работы, Войтех стоял за креслом барыни во время еды; если она хотела рукодельничать в саду, он нес шкатулку или корзинку; когда она ходила в церковь, он шел за ней с молитвенником; словом, на его обязанности лежали разные мелкие услуги, с которыми такие маленькие пажи обычно справляются лучше, чем взрослые. Войтех послушно и проворно выполнял все, что ему приказывали; но в своем обычном платье и при настоящем имени он был бы еще расторопнее. Его несколько неуклюжие движения в непривычной одежде казались господам очень комичными, но барыня не выражала недовольства по этому поводу, потому что представляла себе, какой фурор произведет в столице ее маленький паж.

А как перенесла Сара то, что у нее отняли питомца?

Она никому не сказала, как это угнетает ее, и делала вид перед всеми, кроме барыни, будто рада, что с нее снято тяжелое бремя. Если бы ее служба не приносила большого дохода и не сулила в будущем еще большего, она бы не осталась здесь, но дело было именно в этом, и она стерпела такое наказание. А в глазах барыни она снова стала незаменимой, образцовой камеристкой. Госпожа фон Шпрингенфельд сменила гнев на милость и простила ее недосмотр.

Когда уход за Жоли был предоставлен мальчику, барыня сказала, что делает это для того, чтобы песик больше развлекался, так как мальчик может играть с ним целый день, на что у мамзель Сары не хватает времени. Сара ответила, что хотя будет тосковать по Жолинке, но она заслужила наказание и поэтому должна быть довольна. Спустя несколько дней, причесывая барыню,— в это время Сара обычно сообщала все сплетни и новости,— она призналась, что ей очень нравится камердинер Жак, единственный мужчина, которого она могла бы полюбить, так как он очень ловкий, воспитанный человек и является истинным украшением дома, где служит. Она добавила затем, что он служил при императорском дворе, но что его хозяин, принц, умер и тогда его взял к себе барон, который был другом принца. У барона ему тоже хорошо живется. Он держит в руках весь дом, и барон не отпустит его даже за большие деньги.

— Я бы от души желала вашей милости, чтобы наш Франц или Иозеф обладали такой воспитанностью и вкусом; ничего нет удивительного, ведь Жак был при дворе.

— А в самом деле, он ушел бы от барона? — спросила барыня.

Сара хорошо знала, как ответить.

— Я думаю, при одном условии. У него есть хорошее свойство: он очень предан своему барину, но, разумеется, найдутся люди, к которым чувства этого человека более сильны. Графиня тоже хотела его заполучить; я слышала, как его хвалили,— мы тогда друг друга не знали,— однако он не пошел к ней. Но сейчас он говорит, что если бы знал меня в то время, то сделал бы это ради меня. Вообще верить мужчинам не стоит, но ему, я думаю, можно.

— Ты предполагаешь, что ради тебя он пошел бы к нам?

— Но ведь ваша милость не думает взять его; Иозеф хороший человек, а Франц — ах! — этого с барином никто не разлучит; он много раз говорил, что не расстанется с барином, даже если бы все перевернулось вверх ногами. Но я предполагаю, что, если бы дошло до дела и я попросила бы Жака, он на многое согласился бы ради меня; он знает, что мне было бы тяжело оставить вашу милость.