В тридевятом царстве - Страница 2
- А может, все-таки - градусник? У вас как будто жар… Хотя, стоп, стоп! Ну, конечно! Просто - красный нос!..
Сотрудники захохотали.
Редактор тоже хохотал, и в эти минуты, похоже, не было на свете человека счастливее его.
Серафим только пожал плечами. А что говорить? О чем?!
О своей сокровенной мечте, или о снах, или об этой дешевой суете, которую на людях надобно воспринимать как дар, ниспосланный свыше?
Да скажи он хоть слово - и они рассмеются вновь: «Ого, Цветохвостов шутит!..»
А какие тут шутки, когда все осточертело и давно уже перестало волновать?..
Он протиснулся к своему месту, и вдогонку ему полетело: «Ну, братцы, за работу - Цветохвостов пришел!», - и новая волна смеха прокатилась по комнате.
Серафим сел за стол и, склонившись над ним, прежде чем взяться за правку текущего материала, задумался, как уже не раз случалось, - о снах, о жизни и вообще бог знает о чем, чему и сам названия не знал, - а вокруг пластами лежали статьи и письма, научные изыскания и жалобы на недосягаемые для жалобщиков инстанции, целые горы всяческого бумажного хлама, предварявшего появление его суетных или, напротив, нарочито спокойных производителей, если угодно - творцов…
Поздно вечером, задержавшись в редакции, усталый и издерганный Серафим вернулся домой.
Сон, виденный минувшей ночью, все не шел из головы.
«Тридевятое царство, тридесятое государство» - очень четко выведена надпись.
И на каждом столбе - десять верст, и сколько ни пройди - одно и то же.
Странно, право…
Плотно поужинав вопреки всём рекомендациям врачей и покормив кота, Серафим уселся как всегда в любимое кресло, взял чашку чаю с лимоном и, хотя еще предстояло немало работы - производственные сроки поджимают! - беспечно задумался, направив мысли в иные края, где властвуют сновидения и каждый их миг обретает свой особый смысл.
Но мало-помалу мысли свернули в сторону, и тогда Серафим привычно, с тихой радостью вообразил себе, как некая волшебная сила подхватывает его и несет, мчит в прекрасные, недосягаемые для всех прочих смертных дали, в которых нет забот и страха перед жизнью тоже нет, в которых все просто и душа свободно-безмятежна…
И так ему захотелось неожиданно туда, в тридевятое царство, в тридесятое государство, так ему стало жаль вдруг самого себя - за собственную слабость и неустроенность в этой суматошной жизни, - что невнятные звуки, схожие с плачем, вырвались внезапно у него помимо воли…
И тогда он услыхал тот самый голос.
- А вот и я, - сказал голос. - Здравствуйте. Чем могу служить?
Серафим сидел не шевелясь и, точно зачарованный, глядел прямо перед собой.
Странный голос звучал второй вечер подряд. И- каждый раз - в такой момент…
- Кто ты? - спросил тихо Серафим. - Откуда? Голос молчал.
«Ах, опять эти идиотские штучки!» - в сердцах подумал Цветохвостов.
А сам подвинул кресло ближе к телефону, чтобы - в случае чего…
- Кто ты такой? - уже немного громче и настойчивее повторил он.
- Кто такой? - переспросил голос. - Я - это я.
- Превосходный ответ! - криво усмехнулся Серафим. - Но теперь, пожалуйста, ответь точно. Ты мне сейчас кажешься или нет?
- Нет.
- Ага, значит, ты никакая не галлюцинация?
- Разумеется.
- Вот как странно!.. Голос - без тела… Кому же ты принадлежишь?
- Тебе.
- Мне?
- Ну да! Можно было сразу догадаться… И тебе, и кукушке, и двенадцати апостолам, и коту - словом, всему, что тебя окружает, чем, по-твоему, ты не похож на других. Я говорю из тридевятого царства.
- Ах вот оно что! Занятно… - произнес Серафим после некоторого раздумья. - Даже очень… Но - оставим это пока. Ты, стало быть, предлагаешь свои услуги?
- Да.
- А что ты можешь?
- Все могу. Могу выполнить любую твою мечту. Даже самую заветную…
«Господи, так вот он на что намекает! - вдруг осенило Серафима. - Любую мечту… Что ж, ладно! Кто бы он ни был - теперь мне все равно…»
- Изволь, - сказал Цветохвостов решительно. - У меня пока нет оснований не верить тебе. В таком случае - перенеси меня в тридевятое царство, в тридесятое государство.
- Ага… - замешкался голос. - Шустрый ты, однако… Да, брат… Так с чего начнем?
- Вот тут я, право, затрудняюсь… А ты - с чего бы посоветовал?
- И не жалко? - сочувственно поинтересовался голос. - Все-таки…
- Да брось! Я только тем ведь и живу! Уже который год… Сам знаешь…
- От тебя потребуется много усилий, - заметил голос. - Ты готов?
- Еще бы! Но - конкретно - что я должен сделать?
- Посмотри вокруг, - мягко и задушевно, будто убаюкивая, начал голос. - Вот твой кот - он умен и любит тебя. Вот кресло, в котором ты мечтаешь по вечерам… Вот старый стол, где на ночь спряталась твоя дневная суета… А вот часы - слышишь, как они мелодично бьют? - и кукушка кукует, волшебная деревянная кукушка, и двенадцать апостолов проходят мимо… Все это - твое, твой маленький мирок. Он тянет к себе, без него ты не можешь и дня прожить. Ты сидишь в нем, глядишь по сторонам, и тебя обволакивают грезы… Ты мечтаешь о жизни иной - так добейся ее!
- Как?
- Есть единственный способ. Не знаю, подойдет ли… Ведь ты человек по натуре робкий, пассивный… И если по совести - зануда редкий…
- Говори!
- Хорошо. Убей этот мир!
- Прости, я… не понимаю.
- Ты погряз в мелочах, приятель. Кот, кукушка, лампа с зеленым абажуром - вот к чему ты бежишь от дневной суеты. Ты обыватель, уважаемый Серафим, и, поверь мне, где-то гордишься этим - только боишься открыто признаться себе… Ну так бей, круши это все, и ты будешь свободен!
- Что - все? - со страхом и непониманием спросил Цветохвостов, зябко поджимая ноги. - Как это - все?! И на работе - тоже?
- Ну, работу ты не тронь. Не в ней сейчас дело. Хотя… Нет, виноват ты сам, пойми же наконец, ты, сотворивший этот гнусный теплый уголок, где можно предаваться прострации и болезненным мечтам!
- Боюсь, - еле слышно прошептал Серафим. - Разрушить - сразу, вдруг?.. То, что строил столько лет, вымучивал, можно сказать…
- Тогда не морочь голову! Мое дело - указать путь к тому, что ты прозвал тридевятым царством. Не хочешь - не надо. Горюй, не спи, всех ненавидь! Закончишь сумасшедшим домом. На здоровье!
- Но с чего же начать? - робко спросил Серафим, скорчившись в кресле еще больше, будто ожидая страшного, оглушающего удара.
- Да с чего угодно!
- А как же тридевятое царство?
- Серафим, стыдись!.. Где твой разум? Царство будет после! Настоящее! Когда всего этого - не будет… Сделай же шаг!
- Ну хорошо. - Серафим со вздохом распрямил ноги. - Положим, ты прав. Значит, за дело?
- Конечно!
Мысли путались в голове.
Стало быть, необходимо? Себя и все вокруг… Чтоб к истине прийти?
Кошмар!..
А вдруг поможет? Камень скинет с души? И потом: даже если ерунда - никто ведь не узнает…
- Я готов! - крикнул он, и сам испугался собственного воодушевления. - Ты убедил меня!
В чем убедил, в чем, почему?! Дурацкая потеха…
Ведь веры в истинность слов, голосом произнесенных, не было, еще манили к себе и выцветшее кресло, и часы с апостолами - не в них ли, в этих деревянных существах, сосредоточена вся вечность небессмысленного бытия?
Но нечто иное зародилось уже средь растерзанных чувств Цветохвостова, вклинилось в сердце, распирало грудь - и сомнения, прежние, угрюмые, и внезапная надежда - все смешалось в его голове и покатилось, нарастая, будто снежный ком, увлекая за собой побочные мыслишки и страстишки, и, наконец, прорвало эту внешнюю, искусственную оболочку, и тогда Серафим заорал страшным голосом:
- Все! Надоело! Хватит!
Он схватил со стола лампу с зеленым абажуром, замер, потом зажмурился и грохнул лампу об пол.
Звук вышел хрустящий, сухой, не слишком громкий и поэтому особенно противный.
Это разозлило Серафима.
Он кинулся к часам и, не раздумывая, повалил их - лишь пружины, распрямляясь, зазвенели, да кукушка глупо, как нерасторопная домохозяйка, выглянула из резного своего оконца, да двенадцать молодящихся апостолов один за другим выкатились, словно на нелепую святую демонстрацию, и тотчас дружно попадали навзничь.