В тот год ликорисы цвели пышнее (СИ) - Страница 7

— Не один я.

— Ну, что вы, — глазам Саске предстала странная картина, вызывающая не то тошноту и отвращение, не то удивление, не то пучок ярости и злости.

Изуми, одетая в тонкий фиалкового цвета шелк, стояла возле Итачи. Она была ему всего лишь по плечо, но смотрела прямо в глаза, да так пристально, несмотря на недавнее знакомство. Итачи же отрешенно смотрел в темный сад.

— Результат работы, — наконец, холодно сказал он.

Изуми пожала плечами.

— Нас не будут искать? — сухо поинтересовался Итачи.

— Нет, матушка знает, что я с вами. Скажите, — Изуми потупила глаза к полу, перебивая шелковый пояс, — вы не против того, что мы будет мужем и женой? Если я вам в тягость, я могу поговорить с отцом, принуждения никому из наших семей не нужны.

«О чем они говорят?», — Саске едва ли не пошевелился в своем укрытии, неосознанно шаркнув ногой, когда та соскользнула с деревянного порога, но тут же он застыл, чувствуя, как внутри что-то перекрутилось от страха грязно и подло быть раскрытым. «Итачи и… его будущая жена? Что за бред».

Итачи безотрывно смотрел на девушку; Саске не видел его лица, тот стоял к нему спиной, но по ее улыбке можно было понять, что брат, скорее всего, улыбнулся ей в ответ.

— Нет, я был бы не против.

«Брат… он что?», — Саске бессмысленно уставился расфокусированным взглядом в сад, стараясь сглотнуть вставший комок в горле как можно тише. Последние слова брата, безусловно, вызвали некую странную реакцию в его сознании, но какую — он не мог понять, мрачно смотря по-прежнему вперед, в сад. Злость на самого себя за столь странные эмоции, которые не должны быть доступны ему как шиноби, или обида на то, что ему не сказали о столь забавной и даже странной новости? Скорее второе, а может, и первое.

Ведь это будет чужой человек в доме, в семье, в жизни.

В жизни Итачи.

Сад темнел в тишине, тихий и одновременно шумящий ночной жизнью, притаившейся в нем; темный и одновременно освещенный летающими светлячками.

— Я так счастлива, — вдруг тихо проговорила Изуми. Саске досадливо дернул плечом, нахмуриваясь, — его бесила это слащавая нежность в ее голосе, а еще больше бесила улыбка Итачи, и пусть он ее даже не видел.

Кто она такая, что может воровать улыбки брата просто так, или она так важна брату, так нужна, так… любима?

Итачи способен любить? Любить женщину? Любить, как любит мужчина?

Саске едва сдержал нервную усмешку. Спокойно, тихо. Это просто смехотворно.

Он слышал, как билось его сердце. Громко, глухо ударяясь о ребра и разнося горячую кровь по телу, которое вспотело от напряжения и путаницы чувств. А, в конце концов, что в этом, в жене, такого?

Однако сама мысль о том, что он подслушивает их почти признания, столь интимный разговор, недоступный чужому уху, мысль о том, что Итачи здесь, в этом доме разделит свою жизнь, ложе, тело, судьбу с этой женщиной, будет ее ласкать, касаться, окружать заботой, бесконечно уважать, улыбаться, гладить ее голову, когда она прижмется к ногам мужа, любить их детей, — все это разожгло в Саске странный, стыдливый огонь, почти ревностный, почти колючий, почти злой.

Почти смешанный с обидой.

— Саске, подслушивать некрасиво.

Саске, мгновенно похолодев, не шевельнулся, почти задыхаясь от липкого страха. Спина вспотела, в груди приостановилось сердце, переворачиваясь от ужаса и стыда. Он, не понимая, что и зачем делает, неловко — смысл теперь прятаться? — шагнул вперед и застыл: Итачи, развернувшись, уже смотрел в его сторону.

Изуми вспыхнула от смущения, прикрыв рукой рот.

А Саске не знал, куда себя деть от страха, стыда и тихой злости, когда теперь увидел их рядом во всю красу.

***

1 — шестой эндинг Наруто (Shippuuden):

Молодежи что ни твори —

Все простят, и не говори.

Только вас прошу мне помочь.

Поцелуем лишь одари,

Поцелуи дари всю ночь!

Ангела падшего волшебство,

Демона лживого колдовство —

Для нас это просто баловство!

Скорей отпусти

Этот круглый шар,

Чтобы лишнее унес.

Пойми и прости,

Ведь один удар

Не избавит нас от слез, не решит вопрос.

Тот один удар

Остановим, сохраним наш хрупкий дар.

2 — варадзи — старинная японская плетеная обувь для путешествий.

3 — косодэ — вид кимоно, делается обычно из хлопка или льна; чаще всего в нем спят или ходят по дому, в крайних случаях одевают на улицу в летнюю жару.

4 — татами — маты, которыми застилают полы домов. Плетутся из тростника и набиваются рисовой соломой, а края обшивают тканью.

5 — вероятно, вам известно, но хочу напомнить, что при общении взгляд в глаза чужим или мало знакомым людям в Японии считается не только невежливостью и чем-то неприличным, но так же и расценивается как агрессия: собеседник, во время разговора постоянно ловящий ваш взгляд ему в глаза, может посчитать, что вы, по меньшей мере, злитесь на него. Не знаю, как сейчас это практикуется в Японии, но в Древней это было наподобие незыблемой традиции.

6 — Учиха Изуми не является вымышленным мною персонажем; она одна из героев новеллы и филлеров про Итачи.

Комментарий к Часть 1. Изгнание. Глава 1.

вследствие небольшой правки фика 17.07.2016 г. выдуманные мной имена некоторых персонажей были изменены на имена, используемые непосредственно в аниме или манге. сюжетная линия за счет этого не изменилась.

========== Часть 1. Изгнание. Глава 2. ==========

Язык словно завязали тугим узлом: из пересохшего от волнения горла нельзя было выдавить ни звука, поэтому Саске молчал и на вид совершенно спокойно смотрел на брата и Изуми, мысленно судорожно придумывая себе оправдание. Можно было сказать, что он не хотел их беспокоить, что не хотел мешать или просто уйти безо всяких объяснений, оставив пару — черт ее дери — дальше любоваться ночным небом, но факт оставался фактом: он их подслушивал, его кровь как никогда в жизни волновалась от странного поступка и слов Итачи.

Не нарочно, а может и в самом деле специально подслушивал, Саске сам не мог понять. Но вряд ли бы он стал вслушиваться в разговор чужих людей или даже родителей, но в этой ситуации он просто не мог позволить себе заткнуть уши.

— Итачи-сан, это ваш младший брат? — Изуми, почувствовав нависшую неловкость, мило улыбнулась, что, напротив, еще больше взбесило и так нервничающего Саске.

— Да, мой брат, — несколько безучастно кивнул Итачи, безотрывно смотря на того. Его взгляд был почти таким же, как и пять минут назад, но смотрел лишь с несколько другим оттенком. Не осуждающе, не раздраженно, а с интересом? Любопытством? Усмешкой, в конце концов?

— Что ты тут делал? — повторил свой вопрос Итачи.

Саске глубоко вздохнул и взял себя в руки, но идеальный ответ он так и не придумал.

— Мне стало душно в комнате, и я вышел сюда. Я не заметил вас, а мешать потом не хотел, — голос, хотя Саске и волновался, вышел абсолютно холодным и уверенным, не дрогнув ни разу. Саске смело смотрел на брата и Изуми, поочередно переводя взгляды с одного на другую. Придирчиво и настороженно осматривал хрупкую девичью фигуру, пока, наконец, не нахмурился, сталкиваясь с недвусмысленным взглядом старшего брата:

— Итачи, можно тебя на пару слов? Прошу вас, извините…

— Учиха Изуми, — подсказала та, поклонившись.

— Извините, Изуми-сан, — Саске быстро поклонился в ответ, избегая смотреть ей в глаза.

Итачи, быть может, и хотел возразить или отказать, но Изуми сама тихо удалилась, закрывая за собой проход раздвижной стены. В саду и на крыльце воцарилась тишина.

Прохладный воздух продолжал разносить по округе тяжелый запах ночных цветов, в зелени которых стрекотали цикады и сверчки, заливаясь своими трелями. Кто-то вспорхнул и зашумел в разлапистых ветках деревьев: ночная птица или летучая мышь? В детстве Саске боялся последних, а теперь спокойно и безынтересно перевел свой взгляд в темные, крепко сплетенные между собой ветви.

В фонтанчике ударился о гладкий круглый камень твердый бамбуковый стебель, вода побежала вниз, снова опускаясь в маленькую купель. В тишине квакнула лягушка, раздувая свое зеленое, полупрозрачное горло в большой упругий пузырь, клокочущий со звуком, похожим на звук лопающегося пузыря. Послышался всплеск, и снова все стихло; лишь сверчки продолжали яростно греметь.