В тот год ликорисы цвели пышнее (СИ) - Страница 5

— Сегодня будут гости.

Саске скептически сдвинул брови; его разожженное любопытство во взгляде погасло.

— Поэтому вы запирались?

— Да, — кивнул Итачи. Он уже так же поел, теперь медленно и осторожно вертел в руках тонкую пиалу с холодным молоком, дрожащим и плескавшимся внутри.

— Ты не будешь сидеть с гостями. Я, может, тоже для приличия посижу пять минут, и пойду спать, — Саске отвел свой взгляд в сторону, словно решив закончить на этом беседу. Итачи не любил семейные праздники, и ни для кого это не было секретом; он всегда старался избегать их, в своей комнате читая скучные свитки, которые Саске по-прежнему не переносил.

— Нет, — вдруг Итачи покачал головой, поднимая неожиданно насмешливый взгляд на младшего брата, — я посижу.

— Кто? Ты? Смеешься надо мной? — Саске ухмыльнулся с долей недоверия в тоне. — Думаешь, я поверил? Скорее случится потоп, чем ты будешь сидеть с отцом на празднике.

— Хочешь поспорить и подраться, как те мальчишки на лугу?

— Нет, мне не надо спорить. Я и так знаю.

— Не люблю, когда люди говорят, что знают, что я буду делать или думать. Ты не можешь предугадать и предсказать свои действия и поступки, как можешь судить обо мне? Это глупо, мой глупый младший брат. Мы — непредсказуемы. Мы не знаем, о чем подумаем и что решим. Ты сам толком не знаешь, чего хочешь, просто плывешь по течению отца.

— Итачи!.. — вспыхнул было Саске, но Итачи продолжил, как будто не услышал его:

— Мысли иногда могут быть неожиданными. Как и решения. Например, ты когда-нибудь думал о чем-то неправильном?

Саске странно смотрел все это время на брата, словно пытался понять: над ним шутят или Итачи на сей раз серьезен?

— Что? Кто не думал о чем-то неправильном? Странно было бы не думать об этом.

Итачи вскинул бровью, удивленно и заинтересованно, его глаза мягко блеснули. Уголки губ дернулись, а сам он подвинулся ближе.

— Ну, хорошо. А смог бы ты выполнить или озвучить эти неправильные мысли?

Саске непонимающе смотрел на старшего брата.

— Сказать — да, вполне, почему бы и нет? Но сделать… не знаю. Мы же непредсказуемы, — усмехнулся Саске. Протянул руку и поправил воротник черного юкато Итачи, сделанного из плотного хлопка. — Ты меня утомил, брат. Ты говоришь как всегда загадками, непонятными мне. Пошли в купальню, мать уже разогрела нам воду.

— И кто же пойдет первым?

Казалось, Саске начинал злиться.

— Первым? Итачи, надеюсь, что это для тебя не новость, но мы моемся вместе. После разговора с отцом ты стал сам не свой. Что-то все-таки случилось? — Саске пытливо и серьезно пронизывал брата своими глазами, пытаясь понять, что утаили от него.

Но Итачи пожал плечами и встал с подушки, равнодушно посмотрев в открытый проход.

— Почему ты всегда моешься вместе со мной? Мы уже не дети.

— Итачи, ради Бога! Потому что мне так хочется и так экономнее, и мы не дети, но мы - мужчины, в конце концов, — резко оборвал дальнейшие вопросы Саске своим раздраженным и холодным голосом.— Я в последнее время тебя не понимаю, брат. Как хочешь, но я пошел, не желаю мерзнуть в холодной воде, — и с этими словами он вышел.

Итачи через плечо посмотрел ему в след.

***

В купальне стояли духота и жар, перемешанные с резким и оглушающим запахом вереска. Саске взял в руки небольшую баночку с маслом, чувствуя, как по обнаженной коже бежит мелкая дробь озноба. Поэтому, быстро перехватив в руке нужный предмет, он нырнул в облачко пара, становясь на колени.

Саске терпеть не мог масла, их консистенцию, блеск, и пальцы постоянно были скользкими и жирными от них. Масла всегда трудно отмывались, но брат каждый раз мазался ими во время купания.

Руки Саске, крепкие, надежные, горячие и влажные от температуры купальни и пара вокруг, налили на ладонь прохладное масло, отдающее сильным запахом вереска, и начали осторожно, широкими кругами втирать его в спину Итачи, сидящего на низкой табуретке спиной к младшему брату.

Саске любил растирать спину Итачи, любил отводить в сторону тяжелые от воды темные волосы, капли с которых стекали на худое, но крепкое тело, горящее под прикосновениями пальцев. Любил надавливать на точки спины, пускать по телу, как сейчас, едва заметную дрожь, чувствовать, как резко напрягаются лопатки брата.

Саске особенно любил их трогать, когда они двигались. В этот момент со спины Итачи нельзя было спустить взгляда.

Саске казалось, как будто он смотрит сейчас на мир сквозь огромное стекло или глазами другого человека, потому что, забывшись, краем сознания понимая свои поступки как будто со стороны, он уже не растирал масло, а как завороженный гладил кожу брата, неосознанно подвигаясь ближе.

Приятный запах. Вереск.

Саске как и всякий раз говорил себе, что ему нравится аромат масла, именно поэтому он нагнулся ниже, вдыхая носом этот запах, и ненароком оставил свои ладони покоиться на лопатках старшего брата.

Все-таки он их обожал.

Это было естественно понимать. Естественно, поэтому почему-то страшно.

— Саске, что ты делаешь? — кончики пальцев чувствовали, как едва ли заметно вздрогнули мышцы Итачи. Саске приподнял голову, но не отодвинулся, продолжая почти маниакальным взглядом безотрывно смотреть в глаза повернувшегося через плечо брата.

Саске был как будто в ступоре - так было всегда и повторялось раз за разом. Он не думал о природе своего действия, а вместо ответа на вопрос пробежался подушечками пальцев по крепкой и гладкой спине. Каждое действие, каждая мысль были естественны. И так всегда, всегда, поэтому какой толк думать об этом?

Ведь брат же не будет заставлять его думать об этом? Ведь не об этом он говорил сегодня на кухне? Он не имеет права, нет. Он не должен. Об этом всем нельзя говорить.

Глаза Итачи смотрели как будто быть так же пусто и равнодушно, однако в них что-то осторожно притаилось, как змея скручивается в клубок в темной низине, готовясь напасть на ничего не подозревающую птицу. Он тихо шевельнул влажными губами, нагибаясь чуть ниже:

— Знаешь, ты постоянно показываешь мне, какое я ничтожество перед самим собой. Ответишь на мой вопрос?

Дыхание у Саске ненароком перехватило.

— На какой?

— Думал ли ты…

Но резкий стук в дверь не дал договорить. Братья, как по команде, опомнившись, резко отпрянули друг от друга и застыли, не отводя взгляды темных глаз, в то время как внутри что-то сжалось и задрожало.

— Вы скоро, принцессы? — глухо прогремел недовольный и строгий голос отца. Саске сдавленно сглотнул и хрипло прокричал:

— Да, отец, мы уже почти готовы.

За дверью им никто не ответил.

Саске, пятясь назад, подошел к огромной и старой бочке с холодной водой, напряженно всматриваясь в ее рябую гладь. Он не стеснялся стоять перед братом обнаженным, в этом не было ничего стыдливого, особенно если учесть, что оба были мужчинами.

Но было в этом что-то необыкновенно дурманящее.

Саске подхватил ковш и облил себя ледяной водой из бочки.

***

Итачи сидел в центре застолья, где вокруг него столпился десяток членов клана Учиха. Глаза медленно, без интереса и равнодушно оглядывали каждого присутствующего.

Отец. Разговаривает с важными и толстыми мужчинами с оружием на поясах.

Мать. Разговаривает с их женами в расшитых золотыми нитями кимоно.

Тут есть хорошо знакомые люди, есть те, о которых Итачи только слышал, и те, о чьем существовании даже не догадывался.

Губы осторожно отпили безвкусный напиток из тонкого фарфорового стакана.

Глаза Итачи безотрывно и пристально, но незаметно для окружающих смотрели на невысокую девушку с бледной кожей и длинными, до пояса волосами, заплетенными в пучок. Она, два раза бросив из-под полуопущенных ресниц взгляд на Итачи, о чем-то разговаривала с двумя девушками, незаметно для себя пальцами от волнения теребя край фиалкового шелкового кимоно, чей пояс немного перекрутился. Видимо, собиралась она в спешке.

Итачи разглядывал ее лицо, словно скульптором выточенное из мрамора. Все миниатюрное, черные глаза горят необычным живым и озорным блеском, что привлекало и располагало даже старшего сына Фугаку.