В тот год ликорисы цвели пышнее (СИ) - Страница 33

вследствие небольшой правки фика 17.07.2016 г. выдуманные мной имена некоторых персонажей были изменены на имена, используемые непосредственно в аниме или манге. сюжетная линия за счет этого не изменилась.

========== Часть 1. Изгнание. Глава 5. ==========

Шисуи, невольно нахмурившись, провожал Итачи тяжелым взглядом. Тот своей обычной мягкой поступью перешел на сторону поместья, не замечая — а может и замечая, но не показывая виду, — что люди тайком оборачиваются ему вслед.

На улицах квартала Учиха, почти на каждом дворе и за пределами самого поселка, то есть в деревне Конохе, все только и делали, что сплетничали о том, чем занимаются братья Учиха, со временем приукрашивая слухи и искажая их до неузнаваемости. Они смеялись, подшучивали, хмурились, возмущались и сдвигали брови, оскорбляли; враги и завистники лелеяли мысль о том, чтобы донести новость до старейшин. Ни для кого не было секретом то, что клан Учиха недолюбливали в Конохе, а особенно его наследников — братьев Учиха.

Злословцы пересказывали слова Изуми, искажали их, говорили о том, что братья занимались кровосмешением с детства, что они — дьяволы, что в них вселилось нечто демоническое, что угрожает всей деревне, — недаром у них неоткуда, у единственных такие силы. Это из-за их грехов стоит продолжительная засуха, иначе люди не могли думать и предполагать.

Коноха была полна предрассудков и суеверий.

Шисуи вначале не верил треску сплетников и злословцев, что раздавался за его спиной. Ему ничего не говорили, потому что он был лучшим другом Итачи, это знали все, но он хотел услышать, что произошло. То, что в воздухе разносились полушепотом имена Саске и Итачи, ему ни о чем конкретном не говорило, но интересовало. То, какие пристальные взгляды кидают в спину братьям, как смотрят им вслед, как усмехаются между собой, на виду у самих виновников торжества все так же восхищаясь и лебезя перед ними из-за страха перед необъяснимой силой, — все это Шисуи не мог упустить из виду.

Зайдя в первую попавшуюся грязную таверну и подсев за ближайший столик к какому-то полупьяному жителю Конохи, видимо рабочему-строителю, судя по его запачканной глиной одежде, Шисуи заговорил с ним. Грязный, рваный, развязный и неумытый каменщик едва ворочал языком, пока прищурившись и пристально посмотрев на вышитый знак Учиха на одежде собеседника, не спросил в упор:

— Ты что, один из собак Учиха?

Шисуи потерял дар речи. Ведь честь клана для него была на первом месте. Но как бы в душе ни поднялось желание размазать по стенке глупого каменщика, пропахшего саке, он взял себя в руки.

— Да.

— Клан проклятых извращенцев! — выплюнул каменщик, залпом осушая еще порцию дешевого рисового пива.

Шисуи не пришлось уточнять, что имел в виду его собеседник. Тот и так, шмыгнув сопливым носом, продолжил:

— Эти ваши вечно надменные морды, наследники клана, как их там… ну, ты понял. Так вот, говорят, что они совокупляются друг с другом. Они сначала вступили в сношение с дьяволом, или их мать это сделала. Конечно, в вашем клане только шлюхи. Они точно дети дьявола. Он подарил им… силу. А Боги… Боги все видят на грешной земле! И посылают из-за ваших ублюдков нам беды. Вы виноваты в том, что наши дети голодают! Позор для вашего дешевого, пропахшего вонючей гордыней клана! — смешок. Каменщик ударил кулаком по столу. — Все, все, — он обвел сморщенной рукой пространство таверны, — говорят о том, что ваш клан — гнездо грязи и разврата. Родные братья, ха-ха-ха! От вас, паршивых собак Учиха, только этого и ждали. Позор вам, грязным скотам!

В следующую секунду каменщик с грохотом и бранью едва ворочавшегося языка отлетел к противоположной стене, продолжая там что-то болтать, даже не вставая, когда к нему подбежал хозяин таверны; Шисуи вытер свою руку о край хакама.

Честь клана.

Теперь Шисуи смотрел вслед другу с таким же изумленным непониманием, как и все. Не потому, что не мог понять, как такой человек, как Итачи, мог такое сделать. Не потому, что ему было неприятно говорить с человеком, который спал с родным братом. Не потому, что было ниже достоинства и чести находиться в обществе преступника, нет. Не потому, что его лучший друг, почти брат попал в беду.

Это были мелочи, это было ничто по сравнению с тем, во что теперь выльется его поступок.

Шисуи, будучи старше своего друга, всегда удивлялся Итачи, не понимая, как человек младше него, человек, которого он помнил еще не умеющим держать кунай ребенком, вдруг так быстро и, казалось, без труда обошел его. Шисуи изо всех сил старался быть таким, как Итачи, но, осознав, что сделать это невозможно, ему была дана одна дорога: быть на уровне Итачи, своего названного младшего брата, которого он искренне любил и уважал. Но и тут его обошли.

На этот раз Саске.

Он приблизился к своему старшему брату, обогнал его друга; Итачи, который раньше не позволял себе кому-либо помогать, не раз протягивал руку Саске, всегда неким образом желал, чтобы именно он стал таким же или даже лучше, чем сам Итачи.

Шисуи наблюдал за ними и любовался ими. Он уже не был таким, как они, и он начал думать о том, что могло сделать его не таким, как они. Мало тренировок? Бесталанность? Отсутствие упорства?

Нет.

Во всем этом не было недостатка. Но все равно постоянно чего-то не доставало.

Из-за таких мыслей Шисуи начал часто приходить в плохое расположение духа. Плохое расположение духа ведет к раздражительности. Раздражительность ведет к усталости. Усталость — к невнимательности. Невнимательность — к провалам заданий.

Последнее повторялось все чаще и чаще. Фугаку качал головой.

Но все это была чепуха. Ведь для Шисуи всегда было нечто более важное, чем слава. Этим «нечто» был его клан.

Честь клана, его чистота в глазах жителей деревни, доверие к нему в их глазах — вот, что ставил на первое место Шисуи. Он готов был сделать многое, принести в жертву талант и быть бесславным, но как ради живого и любимого человека он был согласен пожертвовать собой, несмотря на такую же сильную преданность деревне.

И вдруг узнать, что те двое, что были надеждой, гордостью, силой, ценностью, чистотой Учиха, — предали, втоптавшие в грязь честь своей крови, обмаравшие позором и насмешками герб клана. Смеются не только над ними двумя, но и над всеми теми, кто носит фамилию Учиха. Они смеются над всеми ними и не доверяют им.

Фугаку пока этого не знал. Он будет в ярости, он сам убьет своих сыновей.

Об этом вряд ли знают старейшины и Хокаге деревни. Они, вероятно, будут судить преступников, если узнают, но и они же прекратят весь этот ужас.

Шисуи не мог стерпеть, когда оскорбляли Микото. Эта женщина была ему больше, чем жена главы его клана. Он уважал ее и любил как собственную мать. Шисуи не мог стерпеть, когда оскорбляли Фугаку. Этот человек был больше, чем глава его клана; он был как отец. Слышать, как этих двух людей оскорбляют из-за их же детей, Шисуи не мог: это оскорбляло его чувства к семье Фугаку. Он чувствовал себя обязанным как угодно прекратить все это, несмотря на то, что один из обвиняемых называл его старшим братом. Шисуи смог стать великим шиноби, но что это за честь, если он не сможет защитить клан и деревню от еще сильнее разгорающейся неприязни друг к другу.

И все из-за этих двоих. Неужели Итачи не понимал, что подливает масло в огонь!

Шисуи должен был сделать что угодно. Как угодно, через кровь, через самобичевание за содеянное, только бы прекратить слухи и усмешки.

Хотя бы ради самого Итачи. Быть может, это заставит его опомниться, сбежать от опасности?

Шисуи был уверен в правильности своего поступка, медленно продвигаясь к резиденции Хокаге, почему-то не замечая в глубине души страха.

Как только главная семья Учиха еще не узнала обо всем?

Микото замечала, как с насмешками смотрят на нее торговки, чьи сыновья всегда оставались в тени. Но она не обращала внимания, рассеянно улыбаясь и слушая, как после ее ухода все сбегаются в ту палатку, где только что была она, и начинают что-то обсуждать. Микото думала, что проблема в ней: может, второпях перепутала запах кимоно, или перекрутилось оби, или она сказала что-то не так, или чайная церемония на прошлой неделе была совершена с ошибками.